Лайонел Шрайвер - Другая жизнь (So Much for That)
Ему казалось, что он очень удачно закончил свою яркую речь, но через пару секунд Глинис открыла глаза и бросила на него сердитый взгляд:
– Ты просто скупердяй. Начало не очень. Давай дальше. Набирай обороты. Выкладывай все, что накопилось.
– Ладно, – сказал Джексон, как-то неопределенно пожав плечами, решая, что не стоит выкладывать ей все о порочной болезни, о которой ей, возможно, и хотелось бы услышать. – Знаешь, я играл в эту игру с Шепом – мистером Честность, мистером Мы Все Должны Делать Свое Дело, иными словами, мистером Чемпионом, – он уже пытался предположить, что же мы в результате получаем оттого, что исправно платим налоги. Модель платы за предоставляемые услуги насквозь фальшива и служит лишь маскировкой обычного воровства, собака вылизывает себя, потому что может. Я, например, считаю, что и они забирают наши деньги, потому что могут. И с каждым годом берут все больше, потому что могут. Как подумаешь об этой неограниченной власти, становится страшно. Сославшись на право принудительного отчуждения частной собственности, они отберут и твой дом. Они могут обойти любой закон, и ничто им не помешает с завтрашнего дня ввести налог в 99,9 процента. Ты понимаешь, что внутренняя налоговая служба может без труда запустить руку и, словно перстом Божьим, опустошить твой банковский счет? И не просто без разрешения, но и без элементарного предупреждения. Один парень из «Нака» пошел в прошлом году снять деньги в банкомате, и на экране высветилось «Недостаточно средств». Проверил баланс на карте и вместо суммы в несколько тысяч получил ответ «ноль». Он даже бутылку пива не мог купить. Потребовалось несколько дней, чтобы выяснить, что во всем виновата налоговая. Оказывается, его бывшая жена что-то им не заплатила. Это при том, что они уже много лет были в разводе и прожили вместе всего год, но, когда она оказалась неплатежеспособна, они сразу вышли на него. И взяли, что хотели, взяли все. Ты можешь в такое поверить? У парня не осталось ни гроша! Точно тебе говорю, единственное, почему нас еще не обобрали до нитки, – это потому, что этим ублюдкам нужны рабы, которые продолжают производить. Забрав у нас все, они просто убьют курицу, несущую золотые яйца. Установленный налог всего лишь обозначает сумму, которую они планируют украсть, но чтобы и нам, придуркам, что-то осталось, чтобы мы не сдохли, работали, как и раньше, и принесли хороший доход в следующем году. Правительство относится к гражданам как к выращиванию зерновых культур: собрав урожай, необходимо оставить горсточку семян для посадки.
Когда-то Шеп назвал все эти вещи индустриальным сельским хозяйством, и прежде всего он имел в виду полицию. Они защищают нас от преступников, обеспечивают безопасность. Ох-ох. Я уверен, полицейский только и ждал, когда я натолкнусь на этот сломанный парковочный автомат. Скажи, мой штраф помог обеспечить чью-то безопасность? А попробуй сказать нашим бравым молодцам в синей форме, что на тебя напали на улице или вломились в твой дом. Да они рассмеются тебе в лицо. По какому-либо серьезному поводу они только бумажки умеют писать. Преступников они никогда не поймают и даже не будут пытаться. Они же заняты куда более важными делами, они гоняются за наркоторговцами, которые в «свободном обществе» ничем не отличаются от простого бизнесмена, покупающего и продающего товар, который никому не приносит вреда, за исключением, разумеется, его потребителей. Продажа героина наркоманам ничем не хуже продажи выпивки пьющим, сливочного масла больным ожирением и сигарет кому бы то ни было. И мы платим этим стражам порядка, навязывающим нам свои правила, а они тем временем зарабатывают миллиарды, миллиарды на этих криминальных делишках, делая вид, что гоняются за преступниками. Это весьма символично, вернее, это я называю символичным, – уточнил он, нервно и тяжело вздыхая. – Копы и наркобароны в принципе заодно; они нужны друг другу. И те и другие получают доход из одного источника.
Какова твоя реакция, когда ты видишь проезжающего мимо копа? «Господи, как хорошо, что они рядом»? Нет! Любой нормальный человек начинает паниковать: «Что я сделал не так?» – или что-то в этом роде, он скорее напуган: «Могут ли меня заподозрить в совершении чего-то противозаконного?» Полицейских воспринимают как хищников, опасных зверей, обитающих рядом с нами, и тот факт, что ты из собственного кармана платишь за их утренний пончик, заправляешь их машину, оскорбляет еще больше.
Джексон бросил взгляд на подушку и увидел, что его затянувшаяся речь убаюкала Глинис. И прикрыл одеялом ее плечи. Он больше не завидовал столь удачно выбранному подарку Кэрол. Он знал, что сейчас нужно Глинис и что брать с собой, собираясь ее навестить: неистовое возмущение.
Глава 9
Вернувшись после очередного посещения Глинис, уже дома в Элмсфорде, Джексон был в приподнятом расположении духа. Некоторых страшит встреча со смертельно больными людьми, но он стал находить в этом удовольствие. То, как рьяно Глинис отреагировала на его подарок – злость сочилась из нее, по определению Джексона, напоминая масло первого отжима; плотная, вязкая, тягучая субстанция, пачкающая руки и одежду, оставляющая липкие следы на дверных ручках, – заставляло возвращаться к этим воспоминаниям на протяжении всего дня. Приехав после работы в Элмсфорд, он внутренне готовился к исполнению своей партии «крещендо», это будет кульминация желчности и язвительности, представленная как легкая, веселая болтовня. Интересно, Глинис понимает, что, когда человек выигрывает машину на телевизионном шоу, он должен выплатить определенный процент ее стоимости налоговой службе, причем наличными? Знает ли она, что многих американцев теперь обязали платить минимальный альтернативный налог, что вопиющий по своей беспринципности современный режим позволяет себе облагать налогом все, даже налоги, и это называется налоговым законодательством?
– В 1969 году альтернативный налог платили лишь две сотни семей по всей стране! – выкрикивал он, меряя шагами ее спальню. – Теперь они просто убрали ограничения, ссылаясь на инфляцию, и заставляют платить почти половину населения. Все преподносится так, будто это действительно честно и справедливо, а на самом деле просто приманка – наподобие одной из тех деревянных уточек, которые ставят на каминные полочки. Красиво, но несъедобно. В действительности налоговая система ужасающая, но мы не несем за это никакой ответственности, поскольку она альтернативная. То же самое и в штате Нью-Йорк с этим «налогом на особняки». Вероятно, они об этом не подумали. В Бруклине полно развалюх на одну семью, с заросшим садом размером с коврик в ванной и вонючим подвалом. Но из-за сумасшедшего бума на рынке недвижимости их продают за миллион баксов.
Полнейшая неразбериха! Но это считается уже особняк, и штат берет три процента. Клянусь, за всеми этими махинациями с недвижимостью стоит правительство. Уверен, никто из простых людей, живущих в таких местах* не обрадуется, что его район станет элитным – стакан воды будет стоить баксов сто. Но это, безусловно, в интересах штата. Они стригут купоны! А эти несчастные пожилые пары в Нью-Джерси, прожившие в своих домах по пятьдесят лет? Они вынуждены съезжать. Не могут заплатить налоги. За халупы, в которых вырастили своих детей и состарились. Теперь придется выкладывать по двадцать пять штук в год лишь за право жить в родном доме!
Глинис, стремящаяся скорее набраться сил, время от времени возмущенно покашливала, демонстрируя таким образом свою косвенную причастность к происходящему. Он вышел из спальни со странным ощущением смакования ругательств на языке, схожим с кисловатым привкусом ката – листьев, которые, как объяснил Шеп, в Восточной Африке жуют дни напролет. Кат – легкий амфетамин, и Шеп его однажды пробовал. Он сказал, что при этом появляется раздражение, беспричинная нервозность, беспокойное ожидание чего-то, что может и вовсе не произойти. Он говорил, что такое состояние напоминало ему о Джексоне.
Толкнув дверь в кухню, Джексон с первого взгляда понял, что Флика пребывала в состоянии средней степени тоски – значит, она не может нормально ходить, говорить, дышать и даже плакать, в общем, все как обычно, – и ему повезло очутиться не в самом эпицентре катастрофы, а лишь стать свидетелем легкого шторма, который они уже давно считали нормой жизни. Флика зло посмотрела в его сторону и сквозь зубы процедила приветствие. Все остальные члены общества поддержки уверяли, что их дети всегда милы и вежливы – потому что никто уже не обращает внимания на их выходки, – все счастливы уже тому, что в добром здравии встречают новый день, – Джексон всегда подозревал, что родители говорят неправду. Но даже если они и не лгали, ребенок Джексона все равно оставался угрюмым, замкнутым мизантропом.
Флика сидела за обеденным столом, с сосредоточенным лицом склонившись над учебниками, и слюна струйкой стекала на страницу. Ей следовало бы вытереть рот, но она не обращала внимания на капли, расплывающиеся на задачах по алгебре.
