Ольга Фомина - Я решил стать женщиной
Я не спеша ехала по Ленинградскому шоссе в правом ряду и рассматривала, стоящих у обочины проституток. Я не опаздывала к прилету, торопиться было некуда. Смотреть на, выстроившихся в шеренги, распахивающих дешевые шубки, продающихся на морозе девушек, было интересней, чем без толку слоняться в аэропорту. Перед включенными фарами клиентов они «эротично» корчили свои рожицы — ну, до чего же все страшные! Предназначенные для секса их тела и мордашки, явно для этого занятия не подходили, особенно их деградировавшие лица — то ли от алкоголизма их родителей, то ли от их собственного пьянства: Откуда такие брались? Со всей России съезжались самые отбросы? Посимпатичней, вероятно, расхватывались для замужества, а какой сорт оставался для секс-услуг? И кто ими пользовался?
— Рассказывай, как съездила, — я уже встретила Катю, загоревшую, с огромным чемоданом, и мы ехали в обратном направлении по Ленинградскому шоссе. С этой стороны проституток почему-то было значительно меньше.
— Отдохнула замечательно, Соррея меня встретила, каждый день меня куда-то возила, я и в Дахаб съездила, и в монастырь православный, там есть такой, и на мотоциклах катались через день:
— В общем, она за тобой приударила, — усмехнулась я.
— Нет, конечно. Ничего она за мной не приударила. Просто мы с ней хорошо подружились:
— Кать, она за тобой точно ухаживает, а ты уже давно попалась на ее крючок.
— Да, нет же. Тебе всегда мерещатся в каждом углу мои любовники:
— Не любовники, а любовницы, — поправила я.
— Я не лесбиянка, я женщин терпеть не могу.
— Это я уже слышала. А с кем у тебя был роман, когда мы с тобой познакомились? С гарным хлопцем? По-моему, ты была влюблена в итальянку.
— Я ощущала в ней мужчину, она мне не нравилась, как женщина. И все её считали мужчиной, — я вспомнила фотографии этой итальянки: действительно, она выглядела как обыкновенный мужик, только с широкими бедрами.
— Ну, Соррея твоя помужественней той будет, — оценила я её новую подружку. Я не видела Соррею в жизни, но и она на фотографиях тоже выглядела мужественно: таким раскормленным бравым арабом. — Вы уже целовались?
— Ты с ума сошла? Она же мусульманка, у них это нельзя. И она такая жирная. Всё, хватит. Если не отстанешь, я тебя стукну.
— Ну, стукни, стукни, — я схватила Катю за шею, притянула к себе, и крепко поцеловала ее в левый глаз, потом в щеку, потом в уголок губ:
— Отпусти, сейчас в аварию попадем, — начала вырываться Катя. — Кстати, знаешь, как Сашу называют местные арабы?
— Сашу? — переспросила я. — Это Сашей так твою Соррею называют?
— Да, это она так переделала на русский манер своё имя для наших туристов. А местные арабы называют её мистер Соррея, они все на нее смотрят, как на чудо. Но она директор самой крупной турфирмы, занимающейся русскими. Через нее, знаешь, сколько народу проходит? Поэтому к ней всё равно все относятся с уважением. С нее нигде даже деньги не берут. Мы по ресторанам с ней бесплатно ходим, а в магазинах ей вообще проценты платят за то, что она туристов присылает к ним.
— Мистер Соррея? Я же говорила, что она даже не лесба, она тоже трансик, только FTM*. Поэтому и ухаживает за тобой, как мужик, — предположила я.
— Не может такого быть. Я к ней отношусь, как к подружке. Господи! — застонала Катя. — Неужели и она трансик!? Почему вокруг меня одни извращенцы?
— Радуйся, ни один мужик так бы за тобой не ухаживал, как она.
— Да, это точно. Сводил бы разок в ресторан, а потом трахайся с ним. А как у тебя тут дела? Изменяла мне?
— Во-первых, думаю, тебе глубоко наплевать на это. Во-вторых, не с кем и нет желания. Тебя ждала и скучала, пока ты там романы с арабскими пёздами крутила.
— Фу, какая гадость. Никогда не притронусь к чужой пизде. А у Саши она просто отвратительная, — Катя исказила своё лицо в брезгливой гримасе.
— А ты видела что ли? — удивилась я.
— А она не стесняется, переодевается при мне, конечно, видела. Складки, складки, складки: и над пиздой, как будто мешок с жиром висит. Отвратительно! — Катино лицо окончательно расстроилось от как будто бы съеденной тухлой рыбины. Взмахнув оттопыренными пальцами, она отогнала видение утонувших в жире гениталий Сорреи.
— А в складках её, наверное, всё преет:, - я тоже представила эту картину, но она мне показалась забавной, и я рассмеялась.
— Прекрати, меня стошнит сейчас.
— Почему-то в последнее время всех тошнит, странно. А мне сегодня Вейсман звонил, — вспомнила я таможню.
— Белобрысый пидор что ли?
— Уже не белобрысый, теперь он старший оперуполномоченный по особо важным делам в таможне.
— Ничего себе! Звучит солидно, — Катя тоже удивилась таким неожиданным переменам в жизни людей. — Когда ж он успел? Он же раньше из «голубых» клубов не вылазил, ошивался в них ежедневно. И чего он хотел?
— Ничего не изменилось, в этих клубах он теперь стриптиз танцует: вместе с группой таких же идиотов.
— Тоже таможенников? — с простодушной серьёзностью удивилась Катя, она предположила, видимо, что группа эта зародилась в недрах некоего клуба при таможенном комитете.
— Да, это было бы весело. На афишах можно было бы тогда написать — «Сегодня в нашем клубе „Голубой огурец“ группа старших оперуполномоченных по особо важным делам расследуют:».
— Чего расследуют?
— Не придумала еще. Все равно смешно.
— Обхохочешься.
— Остальные не из таможни, не знаю кто, — продолжила я. — Да, Вейсман удивил! Не понимаю, как он это собирается совмещать. Во что жизнь превращается!? — забрюзжала я и сама подумала, что делаю это в последнее время всё чаще и чаще. «Неужели возраст?» — испугалась я.
— А еще что происходило? — спросила Катя.
— Наталья звонила: Добролюбова. Пригласила на свой концерт, но я на тот же день уже договорилась с Вейсманом о съемке.
— А где концерт?
— В клубе: или в каком-то доме культуры, по-моему. Не помню уже. Она сказала, позвонит ещё.
— Охуительный прогресс! — злобно рассмеялась Катя. — Снять столько клипов, потратить столько денег, чтобы раз в год выступить в доме культуры. Ей самой не стыдно?
— Какая тебе разница? Забавляется баба и черт с ней. Муж любит, деньги даёт: Ее дело, как ей их тратить, — защитила я начинающую певицу, начинающую уже несколько лет, и тратящей на это своё начинание, действительно, немалые деньги. За такие деньги, Катя была права, можно было бы ожидать более впечатляющих результатов. Наталья Добролюбова, как и многие другие, страдающие от безделья жен богатых мужей, неожиданно для всего мира решила одарить его своим вокальным талантом. Но вот, беда! Таланта не было, и он никак не хотел даже за деньги прийти на помощь уже не юной певице. Она с завидным упорством пела уже лет семь или восемь, снимала клипы, но успех всё равно очень справедливо обходил ее стороной. А ведь хорошая баба, и жена хорошая, стихи пишет душевные, второй сборник уж издает, дочка быстро взрослеющая красивая девица, муж с бандитской рожей, но тоже хороший мужик, — хорошая благополучная, к тому же богатая семья, сиди дома, занимайся хозяйством:, стихи продолжай писать, наконец, но нет, надо под светом рамп выйти на сцену и проблеять никому ненужную песню. Мотивы понятны, — объявить себя звездой неймётся всем, до чертиков хочется раздавать автографы и сетовать на назойливых фанатов. Ну, не выходит если, вот уже семь или восемь лет не выходит, ну, нет голоса и двигаться не умеем: и автографы никто не берет и стайки фанатов не собираются у подъезда. Что ж народ мучить!? Но были у Натальи деньги, точнее, они были у мужа, и очень достаточные для этой недешёвой забавы, и было это её личное дело — тратить их на новую песню или на десятое бриллиантовое колье.
— Мне даже интересно сходить посмотреть на это зрелище, — злопыхательски добавила Катя.
— Если успеем, сходим.
Мы подъехали к Катиному дому, было поздно, но все ее ждали. Гиля, ее бабушка, приготовила традиционный для Катиных возвращений капустный пирог. Мы наелись его среди ночи и заснули в ее девичьей свежей постели.
* * *Я опять подъехала к психушке на Потешной. В ворота танком я уже не пыталась въехать и скромно поставила машину на свободное у ворот место. Теперь я шла на прием к психоэндокринологу. Я записалась на прием к Василенко Любовь Михайловне и уже опаздывала к назначенному времени. Тот же корпус, уже всё знаю и не новичком нахожу нужное отделение. В дверях сталкиваюсь с двумя девушками. В другом месте не обратила бы на них внимания. Здесь пониманию, что девушки эти того же самого происхождения, что и я, происходили они от мужчины. Одна — азиатка, они все на одно лицо, скулы, узкие глазки, но: очень женственная, без своей подружки она не обратила бы на себя внимания даже здесь. Вторая, с непропорционально длинной шеей, с большим напоказ кадыком посередине, волосы в хвостике, челка, дешевые шмотки, юбка неизвестных времен покроя, — но все равно парень, обычный дефективный парень. Мы замерли, как по команде:, посмотрели оценивающе друг на друга, и я вошла в дверь.
