Алексей Ручий - Песни-Танцы
- Вино заканчивается…
- Может, дойдешь до магазина и возьмешь еще?
- Без проблем.
Недолгое молчание. Синтезаторные аккорды из динамиков ноутбука.
- Ты свободен сегодня? – Юля потянулась за сигаретой.
- Никаких планов. Вообще никаких.
- У меня тоже.
- По-моему, это прекрасно.
- Я тоже так думаю.
После этого я оделся и собрался в магазин. Юля накинула халат и вышла проводить меня в прихожую.
- Позвонишь в домофон, когда вернешься, - сказала она.
- А какой номер квартиры?
- Пятьсот семьдесят два.
- Хорошо, договорились. Магазин далеко?
- На проспекте, через два дома.
- Понял.
Я вышел из квартиры в парадную. Вызвал лифт. Пока ожидал прибытия кабины на этаж, успел прочитать надписи на стенах. «Коля любит Иру», «Цой жив» и что-то еще в таком роде. Культура художественной росписи стен во всех районах и городах нашей огромной страны, в общем-то, имела общую тематическую составляющую и одни фольклорные корни.
На улице было морозно и свежо. Я прошел через двор, миновал площадку с мусорными контейнерами, обогнул дом и вышел на проспект. В памяти были слова Юли о том, что магазин через два дома, теперь оставалось определиться, в какую сторону идти. Я достал из кармана куртки пачку сигарет, извлек из нее одну штуку и закурил. Затем наугад выбрал направление и пошел искать магазин. Встречных прохожих не было, поэтому спросить, правильно ли я иду, было не у кого.
Впрочем, этого и не понадобилось. Через два дома проспект выплеснулся на оживленный перекресток, утыканный торговыми павильонами и киосками с шавермой. Значит, я шел в верном направлении.
Я зашел в первый подвернувшийся магазин. Внутри было безлюдно, только одинокая продавщица с усыпанным прыщами лицом лузгала семечки возле кассы. Ассортимент не поражал воображение, но все необходимое здесь можно было отыскать. На прилавках громоздились коробки с шоколадными конфетами, упаковки лапши быстрого приготовления и батареи пивных бутылок. Было и вино, и шампанское. Недолго подумав, я взял две бутылки шампанского брют. Присовокупил к этому еще пачку сигарет для себя и одну для Юли. Продавщица сложила бутылки и сигареты в полиэтиленовый пакет. Вроде все.
Я расплатился и вышел из магазина. По пути заглянул еще в киоск с шавермой и взял две штуки – желудок настоятельно рекомендовал подумать о завтраке, а в содержимом Юлиного холодильника, да и вообще в ее кулинарных способностях я, положа руку на сердце, сомневался.
Сложив все в пакет, я направился назад, к Юлиному дому. Можно было продолжать наш праздник жизни. Хотя бы на время забыть об убийцах, об их тихих шагах в душной пустоте покинутых городов.
Мимо меня проехал троллейбус, я успел разглядеть на маршрутной табличке, вставленной в боковое окно, что одной из остановок было кладбище. Вот так-то. Не стоит забывать. Жизнь – это троллейбус. И главное, чтобы на крутом вираже рога не слетели с проводов. Ага.
Подойдя к Юлиной парадной, я вдруг понял, что забыл номер квартиры. То ли пятьсот семьдесят два, то ли пятьсот восемьдесят два. Набрал наугад первый вариант. Через некоторое время ответила Юля:
- Да?
- Это я.
- Заходи.
Домофон запиликал, и дверь открылась. Мой маленький квест окончен, я возвращаюсь. Дождавшись кабины лифта, я поднялся на седьмой этаж. Дверь в Юлину квартиру была открыта. Я вошел и закрыл за собой дверь.
- Быстро обернулся, - констатировала Юля, завидев меня.
- А чего медлить? – ответил я вопросом.
Юля промолчала в ответ.
- Я тут взял шампанского и немного еды, ты не против?
- Нет.
- У тебя есть микроволновка?
- На кухне.
Через пять минут я открывал шампанское и разогревал купленную шаверму в микроволновке. Еще через пять минут мы сидели в комнате и пили шампанское. На большой тарелке лежали остатки шавермы.
- Знаешь, иногда мне кажется, что люди меня совсем не понимают, - я достал сигарету.
- Неудивительно. Ты говоришь странные вещи.
- Не столько странные, сколько страшные. Им жутко признавать, что этот мир не принадлежит им.
Юля последовала моему примеру и тоже полезла за куревом. Я чиркнул зажигалкой и помог ей прикурить.
- Вообще-то он не принадлежит и тебе.
- Мое отличие от них в том, что я это признаю.
- Ты считаешь нас, - Юля сделала неопределенный жест, видимо показывая свою идентичность с остальным населением планеты, - глупее себя.
- Я этого не говорил.
- Но подразумевал…
- Нет. Я не умнее. Единственное в чем я действительно превосхожу остальных – так это в смелости. Я не боюсь признаться себе, что я – никчемная тля, прыщ на поверхности Земли.
- С этим знанием вообще-то трудно жить.
- Трудно. Поэтому цена жизни и высока. По крайней мере, я хотя бы представляю ее. А что будет легко – никто и не ожидал.
- Надо быть проще.
- Возможно. Только кому от этого станет легче?
- Ладно, - Юля сдалась, - не стоит обсуждать такие сложные темы. От них только голова начинает болеть, а ничего не меняется.
- Вот тут ты права. Давай еще выпьем.
- Давай.
Мы выпили. Я налил еще. Полет в бездну продолжался, останавливаться никто не думал. Лучше так, чем бессмысленно истлеть, никогда не рискуя. Молодость мира – это звон натянутых нервов.
- Как ты думаешь, любовь существует? – спросил я Юлю.
- Не знаю. Смотря, что вкладывать в это понятие.
- Да хоть что-нибудь. Например, привязанность к какому-нибудь человеку.
- Ну, тогда это и будет привязанностью, а не любовью.
- Ага.
Мы закурили. Я сделал большой глоток шампанского.
- Давай на брудершафт?
- Давай.
Выпили на брудершафт. Поцеловались.
- Ты выйдешь за меня?
- Нет.
- Почему?
- Ты слишком много пьешь и говоришь странные вещи.
- Тогда хотя бы займись со мной сексом…
Время давно перевалило за полдень, за окном медленно, но верно близился к концу короткий зимний день. Шампанское было благополучно выпито. Мы даже успели поспать еще пару часиков.
Я сидел у ноутбука и думал, что бы такое включить. Рядом в пепельнице тлела сигарета. Юля ушла принимать душ.
Мои мысли витали где-то далеко, за пределами этого мира, даже за пределами города убийц, вне его лабиринтов и зиккуратов. Я думал о вечности, о ее незыблемости, о нерушимых столпах времени, в сравнении с которыми все мы – ничто.
С одной стороны мне было страшно, что моя жизнь – лишь одна жизнь в череде многих – бессмысленно сгорит, не оставив за собой даже искры, с другой стороны – я прекрасно понимал предопределенность такого конца. Невозможно быть мошкарой и при этом соотносить свое существование с масштабами планет.
В конце концов, я пришел к выводу, что мои размышления не смогут вырвать меня из этой ловушки разума. Всем нам придется погибнуть под маховиками Вселенной, и никто не оценит наш подвиг. Как это ни горько сознавать, это так. Комплекс Кассандры: ты видишь будущее, но не можешь изменить его.
Я включил песню Laibach «Satanic Versus». Короли индастриала наполнили комнату мрачной оккультной музыкой, вещающей о конце времен.
Вскоре вернулась Юля. Она была в халате, на голове сооружен тюрбан из полотенца, под который убраны волосы.
- Что это такое у тебя играет? – спросила она, устраиваясь рядом со мной и прикуривая сигарету.
- Это Лайбах.
- Что-то чересчур мрачно.
- Зато о многом заставляет задуматься.
- А тебе не надоело думать?
- Надоело.
- Смени тему тогда, а?
- Хорошо.
Я выключил музыку. Вообще. Самая лучшая музыка – это тишина. Не вызывает никаких споров, по крайней мере.
- Может, сходим куда-нибудь? – спросила Юля.
- Куда?
- Да хоть в кино.
- А давай. В кино – так в кино.
- Тогда я сейчас волосы высушу, и пойдем, хорошо?
- Хорошо.
Когда мы вышли из дома, уже стемнело. Окна многоэтажек смотрели в ночь желтыми глазами, буравили наши спины ледяными взглядами. Мы прошли до уже известного мне перекрестка с магазином – там была остановка – и сели на троллейбус, который шел в сторону метро.
В троллейбусе по желанию Юли мы заняли свободные места в конце салона, хотя троллейбус шел полупустой. Когда к нам подошел кондуктор, я заплатил за нас обоих. Кондуктор протянула два билета, один я оставил себе, другой отдал Юле.
- У тебя счастливый? – спросила Юля, разглядывая цифры в своем билете.
Я глянул в билет.
- Нет. Одиннадцать и четырнадцать. Близко, но мимо.
- И у меня. Одиннадцать и тринадцать.
- Кому-то до нас повезло. Буквально за два билета. Было одиннадцать и одиннадцать.
- Считать я умею.
- Ну, ты не переживай.
- Я и не переживаю.
Юля отвернулась к окну. Я проследовал взглядом за ней. За запотевшим стеклом неслись мимо типовые многоэтажки Купчино, похожие друг на друга металлические иглы высоковольток, автомобильные стоянки и торговые павильоны. Самовоспроизводящийся мир бесчисленных повторов. Кажется, тут навсегда заканчивалась реальность как таковая: оставались только ее многочисленные копии.
