Питер Найт - Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»
В ходе расследований убийства Кеннеди выяснилось огромное множество сверхъестественных совпадений и противоречий, причем порой в самых обычных фактах. Так, на конференции «Ноябрь в Далласе», проходившей в 1997 году, исследователь Джон Армстронг выступил с невероятно подробным, растянувшимся на два с половиной часа докладом, в котором были затронуты многочисленные нестыковки в биографии Ли Харви Освальда. Армстронг представил документы, свидетельствовавшие, казалось, о том, что Освальд числился в разных школах разных городов в один и тот же период времени, а также о том, что за месяцы до убийства его видели одновременно в различных штатах. Докладчик также указал на разногласия официальных отчетов и свидетельских показаний относительно роста Освальда, цвета его глаз и волос, но еще непонятней было противоречие между фотографиями и рассказами, свидетельствующими о том, что Освальду выбили передний зуб в какой-то драке в подростковом возрасте, а с другой стороны — результатами стоматологической экспертизы и фотоснимком, которые были сделаны после эксгумации трупа Освальда в 1981 году из-за домыслов, что его вообще не похоронили. Исходя из этих данных, все зубы у Освальда, похоже, были на месте.
Многие — а быть может и все — эти аномальные явления можно объяснить. Так, например, полученные комиссией Уоррена показания свидетеля, который якобы видел Освальда в Северной Дакоте (поскольку там Освальд никогда не был, эти показания были расценены как возможное доказательство существования его двойника), появились из-за ошибочных воспоминаний, отчасти спровоцированных опечаткой в газетной статье об Освальде, где перепутали N0 (Новый Орлеан) с ND (Северной Дакотой).[211] Но волнует сам факт, что такая банальность из газеты могла вызвать серьезные споры. Каким образом подобные фактические доказательства, образующие основу дела, вообще могут уместиться в один связный отчет? Как состыковать противоречия? Один из способов, при помощи которого конспирологи пытаются объяснить эти аномалии, — это, конечно, предположить, что перед нами случайные доказательства заговора или, более того, доказательства целенаправленного заговора с целью подбросить ложные улики. Так, Армстронг в основном занят документированием противоречий, но и он вынужден выдвинуть свою гипотезу, пусть неохотно и в качестве эксперимента. По мнению Армстронга, единственным объяснением многочисленных нестыковок и «удвоений» может быть то, что Освальдов на самом деле было два — Армстронг называет их Харви и Ли. «В начале 1950-х, — как утверждает исследователь, — разведка начала некую операцию, в которой участвовали два подростка: Ли Освальд из Форт-Уорта и русскоговорящий мальчик по имени Харви Освальд из Нью-Йорка». С 1952 года, продолжает Армстронг, «мальчики жили одинаковой жизнью, но раздельно друг от друга, часто в одном городе. Конечной целью было поменять их местами и отправить Харви Освальда в Россию, что и случилось семь лет спустя».[212]
Конспирологов часто критикуют за то, что они слишком поспешно принимают объяснения, свидетельствующие в пользу заговора, тогда как принцип бритвы Оккама диктует другие, менее замысловатые трактовки. Сюжетные ходы произвольной и провокационной теории Армстронга и в самом деле ошеломляют. В параноидальном свободном падении (когда нет времени или возможности сразу проверить все представленные Армстронгом факты) доклада слушателей оставляют в недоумении по поводу того, в какой стране они вообще живут, если двух похожих друг на друга, но разных Освальдов с детства готовят для будущей исторической миссии. Так где же начинается заговор? Неужели «Они» способны планировать и контролировать все до последней детали с тошнотворной эффективностью? Хотя доклад Армстронга явно отдает надуманностью и полон неточностей, этот исследователь, указывая на бросающиеся в глаза странные противоречия в отчете, проделывает расползающуюся дыру в полотне реальности, которую он надеется заделать лишь с помощью абсурдной теории о Ли и Харви Освальдах. Лишь невероятность неохотно сделанных Армстронгом выводов помешала его конспирологической теории стать безоговорочным и устоявшимся убеждением (хотя впоследствии он выступал с еще более смелыми заявлениями). Своих слушателей, в том числе и меня, Армстронг оставил висеть в герменевтической неопределенности. Мы успели поймать проблеск бесконечного сомнения, способного подорвать даже самые безоговорочные свидетельства, и в то же время нам не дали убедительную (хотя бы отдаленно) альтернативную версию, чтобы собрать фрагменты головоломки обратно.
Если конспирологи порой апеллируют к скрытым уровням заговора, пытаясь разрешить противоречия в свидетельствах, то в других случаях они высказываются еще резче (и вдвойне параноидальней), заявляя, что любая новая информация, в перспективе подрывающая существующие теории или подтверждающая конкурирующие мнения, может преднамеренно внедряться властями, чтобы сбить исследователей с пути. Точно так же нехватка доказательств в пользу заговора может сама по себе расцениваться как доказательство заговора с целью утаивания важных сведений. Печально известные фотографии Освальда за домом подтверждают, что Освальд действительно был стрелком-одиночкой? Тогда они наверняка подделаны. Большинство исследователей считает сделанный при вскрытии отчет точным? Тогда, должно быть, тело президента подменили, когда везли обратно в Вашингтон. Мозг Кеннеди исчез из Национального архива? Получается, что «Они» забрали его, чтобы спрятать как улику, и так далее.
В этом смысле многие конспирологические теории убийства Кеннеди открывают простор сомнениям и подозрениям и уже не могут заделать эту брешь. Ни в чем нельзя быть уверенным. Все можно истолковать иначе. Дополнительная теория необходима, чтобы объяснить пробелы в существующей теории. Для этого составляется продуманный план, с помощью которого отбрасывают неверные гипотезы, и так до бесконечности. Показательная, всепоглощающая логика паранойи (не говоря уже о количестве материалов по убийству Кеннеди) угрожает увлечь дело об убийстве в бесконечную бездну сомнения, вызвав «круговоротом интерпретаций», говоря словами Жана Бодрийяра.[213] Размышляя о многочисленных призраках Ли Харви Освальда, Дон Делилло лишь наполовину с иронией замечает, что «это как если бы мы изучали творчество известного и исключительно глубокого писателя. Каждый аспект его жизни и творчества разбирает отдельная группа профессоров-филологов, выискивающих многочисленные и незаметные ответвления, чтобы составить новые пояснения и комментарии, по-новому расставить ударения».[214] Как и литературный анализ на волне постструктурализма, процесс толкования грозит (или обещает?) стать бесконечным. Что могло бы стать окончательным и решающим доказательством заговора в этом досконально изученном деле? Новые свидетельские показания, в которых преломились бы все остальные, кажущиеся окончательными, но бесконечно противоречивые показания свидетелей? Компьютерная обработка неясного отпечатка на Травяном холме, напоминающего очертания человека с винтовкой, которая оспорила бы похожие цифровые обработки, дающие другие результаты?[215] На самом деле, сколько бы исследователи убийства ни заявляли о своем стремлении прийти к финалу, не оставляющему места для споров, нередко они сами способствуют тому, чтобы расследование продолжалось, не говоря уже о финансовых вложениях, позволяющих не прекращать расследование, а также размножившихся конференциях и торговле во «всемирной паутине», спонсирующей исследовагелей-любителей.
Если учесть, что «круговорот интерпретаций» угрожает завалить дело об убийстве Кеннеди по каждому пункту, возникает интересный вопрос: как исследователи реагируют на эту возможность или, быть может, стараются избежать ее? Как мы уже видели, кто-то заделывает эту брешь сразу, как только она возникает, предлагая еще более причудливые объяснения в пользу заговора. Другие же застревают в тисках неопределенности дольше, даже если в конечном итоге и совершают скачок к вере в логическую стройность и конкретное решение.
Возможные варианты описываются в трех романах, посвященных убийству Кеннеди. В «Истории Освальда» Норман Мейлер беседует с русскими (в том числе и офицерами КГБ), познакомившимися с Освальдом во время его пребывания в Советском Союзе. В одном из интервью Мейлер откроет новое важное доказательство, но потом будет вынужден брать все новые интервью и рассказывать все новые биографии, чтобы подтвердить правдивость собеседника: шаг вперед, шаг назад, и так до бесконечности. Похоже, Мейлер осознает эту проблему, но в то же время может остановить распад лишь практичным указанием на то, что он был ограничен во времени, находясь в бывшем СССР. Не удивительно, что эпиграммой на роман стали слова Маргариты, когда она отвечала на вопрос комиссии Уоррена о том, почему ее сын дезертировал в Россию: «Я не могу ответить ни «да», ни «нет», сэр. Я расскажу всю историю, или ничего хорошего не выйдет».[216]
