Джоэл Лейн - От голубого к черному
— Я говорила Карлу, что ему нужно работать в «самаритянах». Потому что он хорошо умеет слушать, но никогда не дает советов.
Почему-то нам обоим это показалось ужасно смешным. Отсмеявшись мы оказались в объятьях друг друга.
— Я тоже по нему скучаю, — сказала Дайан.
Она поцеловала меня, я ответил. Вблизи ее лицо казалось практически неподвижным. Глаза двигались под бледными веками, рот открыт, точно она собирается запеть.
На следующее утро я проснулся в постели Дайан. Она лежала, повернувшись ко мне спиной, ее торчащие волосы разметались по подушке. Было около полудня. Мы занимались любовью ночью и на рассвете. Это было странно, но не казалось неправильным. Мы утешали друг друга. И приняли меры предосторожности, естественно. Если ты привык использовать презервативы, они становятся символом доверия. У меня не было желания уйти прочь, спрашивая себя, кто я — завравшийся натурал или завравшийся гей. Только одно меня беспокоило, мне казалось, что я все еще пытаюсь быть тенью Карла.
Однажды утром в начале декабря я сел в поезд до Лестера. Это была одна из дат отмененного тура — «Де Монфорт Холл», кажется — но мы там так никогда и не сыграли. Я не был в Лестере двадцать два года, мои воспоминания были смутными, точно я видел это место во сне. Железнодорожный вокзал находился рядом с каналом, черная поверхность которого казалась бугристой от затонувшего мусора
Это где-то рядом с музеем. Я шел по указателям через городской центр, узкие улицы которого были забиты машинами. Высотный дом, покрытый каким-то белым грубым материалом, точно задеревеневшими бинтами. Табличка над музыкальным магазином гласила, что здесь продается ПРОГРЕССИВНАЯ МУЗЫКА. Там продавалась регрессивная музыка. Пройдя вперед, туда, где здания стали старше и темнее, я испытал смутное чувство полуузнавания. Выложенный плиткой подземный переход привел меня к музею. Музей и библиотека были моими любимыми местами. Тихие места. Я вспомнил верхнюю галерею, где хищные птицы сидели и парили над скалами и деревьями: совы, соколы, орлы, ястребы. Но теперь их не стало. Референт сказал мне, что их продали другому музею.
Воображая птичьи крики, которые я никогда не слышал, я медленно обошел квартал вокруг музея. Воздух был бодрящим и холодным, дыхание вырывалось изо рта бледным облачком. Я свернул за угол и посмотрел вверх на длинную аллею деревьев, которую закрывали высокие дома. Ряд столбиков защищал засыпанную гравием дорожку. Я на месте. Многоквартирный дом находился меньше чем в полпути от верхнего конца улицы. Дорожка усыпана опавшими листьями: платаны и конские каштаны. Отзвуки в моей голове сделали улицу более чем реальной. Вот длинная стена, по которой я ходил, балансируя при помощи рук. Или я это выдумал? Это было по соседству от дома, где мы жили.
Которого здесь не было. Примерно там, где, как мне помнилось, он находился, стояло новое офисное здание, отделанное каменной штукатуркой. Почему эта новая архитектура выглядит такой архаичной? Обескураженный, я пошел дальше. Узкая дорожка вела обратно к парку возле музея. И вот там, в неправильном месте, дом и обнаружился. Темные стены, темнее, чем шифер. Фундамент с шипастой изгородью. Два балкона наверху, каждый забран кованой, выкрашенной в черное решеткой с рисунком в виде розы. Старая женщина на балконе второго этажа поливала цветы. Я подошел ближе и помахал ей.
— Прошу прощения.
Она посмотрела вниз.
— Извините за беспокойство, — окликнул я ее. — Здесь где-нибудь был другой такой же дом, дальше по улице?
Я увидел, как она кивнула.
— Да. Его снесли двенадцать лет назад. Там теперь здание страховой компании.
— Вы здесь жили в начале семидесятых?
— Да. Я переехала сюда сразу после войны.
Я не мог толком разглядеть ее лица, волосы у нее были тускло-серые, цвета дыма.
— А вы помните мистера и миссис Пелсолл? Темноволосый мужчина и светловолосая женщина с маленьким ребенком?
— Нет, — ответила она. — Из того дома я никого не знала.
— Большое спасибо за помощь, — сказал я и помахал на прощанье.
Она не ответила. Я дошел до столбиков, которые отмечали конец дорожки и прошелся по неровным улицам, на которых стояли слепленные друг с другом дома, крошечные скобяные и бакалейные лавочки, серые сборные дома с отмытыми балками и тарелками спутникового телевидения. Я не знал, куда я иду, но мне не хотелось останавливаться и задумываться об этом.
Мы прожили в Лестере около двух лет, в квартире на втором этаже, в том самом доме. Помнится, там было сумрачно и довольно холодно. Лестницы, казалось, устремлялись вверх в бесконечность. Мои родители разрешали мне бегать по улице, потому что по ней не ездили машины. Здесь родилась моя сестра, но через несколько недель после рождения она умерла. Вскоре после ее смерти каким-то образом обнаружилось, что мой отец встречается с другой женщиной — это продолжалось уже больше года. Недели криков и скандалов закончились его отъездом. С тех пор я его нечасто видел. Мама нашла работу в Бирмингеме, и мы переехали. Мне тогда было пять лет.
Я все шел и шел, до тех пор пока не перестал чувствовать ноги под собой. Небо начало темнеть, но фонари еще не включили. Вокруг были сплошь разрушенные здания: заколоченный паб, офис с выбитыми окнами, три полуразобранных дома. Ветер дул сквозь чернеющие лестничные проемы. Куски холстины хлопали на заржавевших лесах — пальто, прикрывающее отсутствующее тело. Я остановился, больше не в силах идти и смотреть.
Пусто. Ничего нет. Точно меня здесь и не было. Это хуже, чем слезы. Разрушенные дома куда реальнее, чем я. Что-то зашевелилось на лестнице. Я видел это, но я был ничем. Свет проходил сквозь меня. Точно я ощущал… ощущал что? Отзвуки боли. Меня трясло. И тут внезапно мир снова вернулся, или я вернулся в мир. В какой-то момент вспыхнуло воспоминание: стройплощадка. Тело Марка. Сохнущее семя на моей руке.
Я пошел вперед, ища указатель. За углом какой-то человек заламывал руки в агонии скорби. Затем я разглядел тряпку в его руке, ведро и фургон, который он пытался отмыть. Впереди виднелся канал и железнодорожный вокзал. Я пошел вперед на шум машин.
Глава 12
Три ниже нуля
Мои руки сегодня вернулись,
Пытаясь освободиться.
TindersticksМартин позвонил мне за пару недель до Рождества и сказал, что Карл вышел на связь. Он хотел начать работу над новым альбомом «Треугольника». Я сказал: «Довольно странно, что Карл не связался со мной напрямую».
— Ну ты же знаешь, какой он, — ответил Марк.
Но я не знал, больше не знал. К черту. Я поговорил с Йеном, и мы оба согласились начать прямо сейчас. Мартин забронировал на «Канал Студиоз» время для работы над аранжировками и демо-записями. Возвращение в Дигбет едва ли было бы удачной идеей. На этой стадии нам не нужен был продюсер: только помещение и сносный алкоголь.
Это было странно, ждать Карла в моей холодной квартире в Мозли. Я немного прибрался, чтобы он не подумал, будто дела у меня совсем плохи. Верхние панели в эркере были свинцовыми с маленькими стеклышками, синими, красными и зелеными. В вазе на каминной полке стояли засохшие цветы, вода давно испарилась, я их выбросил. Карл опоздал на полчаса, как обычно, на нем было все то же черное пальто, которое он носил прошлой зимой. Он выглядел уставшим: тени под его глазами походили на синяки.
Мы обнялись, но не поцеловались.
— Рад тебя видеть, — сказал он. — Можно прибавить отопления? На улице жуткий холод.
Яростный ветер сотрясал дерево в запущенном саду. Карл стоял перед газовым камином, растирая руки, он никак не мог согреться. Я приготовил кофе с бренди. Он заставил меня поставить ему «Соскальзывая вниз», который он толком не слышал.
— Неплохо, — сказал он. — «Голубое нигде» получили хорошего гитариста, верно? Мне понравилась быстрая вещь, «Без свидетелей». Ритм как у The Specials, когда они еще не стали такими занудными. Или как у Nine Below Zero.
Было приятно слышать, что он говорит как нормальный человек. Я задернул шторы, мы немного поболтали. Мы договорились встретиться с Йеном в «К2» чуть позже.
Карл сказал, что живет с Элейн, но часто уезжает.
— Я ездил в Клуид ненадолго. Мы там несколько лет назад купили фургончик. Хорошее место, чтобы побыть в одиночестве.
Я вспомнил об открытке.
— Я завязал с лекарствами и снова пью, но не так, как раньше. Мне не нужно напиваться до потери сознания. Но засыпать без алкоголя тяжело.
Я показал на бутылку с бренди, стоящую на буфете, мы налили по маленькому стаканчику, без льда.
Почувствовав себя немного свободнее, я дал ему краткий отчет о моей теперешней жизни. Я рассказал про Марка и две других своих победы (не вдаваясь в детали), но не упомянул Дайан. Если он и ревновал, то никак не показал этого.
