Ирвин Уэлш - Дерьмо
Сижу. Одна. Вспоминаю, как в первый раз увидела родителей Брюса. Они были хорошие люди и жили в шахтерском поселке в Мидлотиане. Все было хорошо, пока не появился этот искуситель Скаргил, из-за которого стали распадаться семьи, а люди повернулись друг против друга. Брюс не был на них в обиде, хотя они обошлись с ним очень жестоко и даже оттолкнули его, своего собственного сына. Вот чего добиваются эти люди: чтобы распались семьи. Им плевать, но, по-моему, когда у тебя нет семьи, у тебя нет ничего. И Брюс тоже так считает. Ужасно некстати, что Стейси произнесла те страшные слова, но мы не виним нашу девочку; все дети проходят через такую стадию, когда говорят всякие глупости. А что касается Стейси, то, на мой взгляд, она просто попала в нехорошую компанию в школе.
В любом случае выгляжу я на все сто; это видно хотя бы по тому, как пялится на меня парень за стойкой. Знаю, он чувствует то же самое. Что ж, смотри, но не трогай, приятель! У меня туфельки на каблуках, на мне та шелковая блузка и плиссированная юбка. Я ловлю свое отражение в зеркале. Неплохо, Кэрол. Неплохо.
Я знаю, о чем они думают: одинокая женщина в баре и все такое. Они думают, что я проститутка, что меня легко снять. Ну и пусть думают. Пусть думают, воображают, мечтают.
Они хотят меня.
Все эти мужчины, они хотят Кэрол Робертсон.
А получить меня может только один, хотя если он пожелает, чтобы я отдалась другому, я это сделаю, но только ради него. А он никогда не захочет, чтобы я досталась кому-то из тех, кто сидит в этом баре.
Я сделала то, что хотела, и теперь ухожу. Ухожу к дочери. Я хорошая мать и хорошая жена.
Все смотрят на меня, когда я иду к выходу. Я сделала, что хотела.
Я на улице. Что-то с глазами. Вывески, рекламы — все расплывается, как будто слова написаны на иностранном языке. Я не чувствую себя в безопасности здесь. Надо вернуться туда, где я чувствую себя в безопасности.
НОЧНОЙ ДОЗОР
Утро начинается с робкого стука в дверь — это Блейдси. Спрашивает, не хочу ли я спуститься и позавтракать.
— Да, неплохо бы, но вот что я тебе скажу, Блейдси: не собираюсь жрать это дерьмо, которое называется континентальным завтраком. Ветчина, сыр и булочки? Ну уж нет. На Хаарлемервеге есть британское кафе. Пошли туда.
Мы идем по Зингелю, чувствуя, как бодрящий ветерок срывает с лица утреннюю паутину. Заваливаем в «Барни брекфэст бар». Здесь полным-полно долбаных студентов и прочей швали с пустыми карманами, так что я с удовольствием помахиваю пачкой денег, делая заказ: бекон, яичница, сосиски, помидоры, грибы, кровяную колбасу, тосты и чай.
— Ты вчера сорвался в самоволку, — с легкой укоризной говорит Блейдси. — Встретил интересных дамочек?
— Да, вообще-то встретил. Одну шотландку в баре. Милая оказалась девочка.
— Не… ну, ты понимаешь… не ночная бабочка?
Я с превеликим раздражением и досадой смотрю на это горе луковое, которое каким-то нелепым образом просочилось в мою жизнь.
— Нет. Она не ночная бабочка. Неужели ты полагаешь, что я могу встречаться только с проститутками? Неужели ты действительно так думаешь?
— Нет… конечно, чет… что ты… — виновато бормочет он.
Сажусь на стул. Выпрямляю спину. Надо объяснить этому мудаку кое-что. Чтобы запомнил. Раз и навсегда.
— Ну так вот, послушай, что я тебе скажу, приятель: у меня баб было побольше, чем у тебя горячих обедов. И я имею в виду только сто́ящих баб. Первоклассных. За примерами ходить недолго. Не думай, что если я порой по необходимости трахаю шлюх, то мне приходится им платить. Не думай так, — говорю я наглому раздолбаю.
— Извини, Брюс, ради Бога… я вовсе не хотел тебя обидеть. Ты не так меня понял. Я лишь предположил, исходя из того, что мы с тобой находимся в Амстердаме…
— Неверно предположил, — коротко обрываю я, сворачивая сигаретку с «травкой» и закуривая в ожидании заказа.
Завтракаем молча, а потом я ухожу, оставляя этого сучонка наедине с музеями и галереями. Мне нужно другое — порно и наркота.
Держу курс на квартал красных фонарей и торможу, когда хлипкого вида хуеплетишка шепчет:
— Видеошоу. Вам будет полезно… в познавательных целях…
Во мне поднимается возмущение. Какой-то членосос, торчащий на холоде и работающий за конфетку, думает, что может быть частью некоего полезного мне образовательного процесса. Останавливаюсь и медленно, оценивающе оглядываю его с головы до ног. Хлюпик начинает нервничать.
— Видеошоу, — с большей настороженностью повторяет он.
— И как? Есть на что посмотреть?
Я перехожу в полицейский режим.
— Самое лучшее.
За его спиной табличка — 25 г.
— За двадцать пять гульденов другого и быть не должно. Иначе я вернусь сильно злой. Усек?
Он вскидывает руки.
— Эй, приятель, остынь. Это же Амстердам. Лучшего ты нигде не увидишь.
— Будем надеяться.
Захожу и плачу двадцать пять гульденов рассеянно жующей жвачку шлюшке, которая наверняка и сама не прочь подставить передок и думает сейчас о том, что заработает куда больше вечером на спине. Место, куда я попал, больше похоже на старомодный кинотеатр, чем на зал для частного просмотра. Народу так себе, но ждать не приходится. Подрочить невозможно — кругом народ, но это не останавливает какого-то старпера, который достает свой инструмент и начинает гонять всухую над носовым платком. К моменту, когда на экране появляется первая актриса, похожая на Викторию Принсипл из «Далласа», и ее дерут в кабине лифта, делая остановки на этажах, два парня, мужик уже спускает. Стараюсь сосредоточиться на шоу, но качество «картинки» оставляет желать лучшего, да еще и стоны соседа отвлекают.
Действие тем временем продолжается на вечеринке в каком-то офисе, где все ебутся как кролики. Я думаю о том, кого отодрать на нашей рождественской вечеринке: для начала ту юную птичку из канцелярии, потом Фултон и, конечно, новенькую, любительницу больших размеров. На крайний случай, если уж дела пойдут совсем плохо, можно трахнуть и Драммонд. Рука сама собой тянется к набухающему в штанах кому, но после нескольких несмелых порывов я проявляю силу воли, стискиваю зубы и убираю руки прочь. Рано. Не стоит разряжать генератор по пустякам.
Побродив по нескольким порношопам, выясняю, что не могу найти ее, мою вчерашнюю девочку. У меня с собой ее трусики, они так и лежат в кармане. Но самой ее нет, как нет и никого на нее похожего. Меня охватывает разочарование, и от этого становится еще хуже. Решаю: надо выпить и поискать кого-нибудь абсолютно на нее не похожего. Новая тактика тут же приносит плоды, и улица, только что казавшаяся серой и унылой, предлагает бесконечное число возможностей.
Нахожу подходящую девочку. У нее рыжеватые волосы и испещренное оспинками лицо. Дальше все идет по уже привычному пути, только без вчерашнего обаяния. Она сообщает, что не может меня поцеловать, а меня так и тянет сказать: кому ты на хрен нужна с такой физией. К тому же губы у меня посинели и сжались от холода. Она раздевается и пытается вдохнуть жизнь в мой обвисший хуй, но желание приходит только тогда, когда я смотрю на ее рыхлую кожу. Как и другие местные шлюхи, ей нет никакого дела ни до сыпи, ни до экземы, хотя, с учетом ее собственных проблем, могла бы проявить сочувствие.
Что мне нравится, так это их стоны, вздохи, все эти «о-о-о, бэби… м-м-м… да, да…» и прочая муть. Приятно, девочка имеет профессиональную гордость и не относится к делу спустя рукава. Определенно старый Амстердам — блядская столица мира. Но вот я кончаю в резинку, и она уже смотрит на меня как на пустое место, готовясь принять очередного клиента. Выхожу и иду перекусить.
Пиццерия представляет собой невзрачное заведение, которых хватает на Дамраке. Поев, возвращаюсь в номер, по-прежнему с трусиками в кармане. Они так и лежат там с прошлого вечера. Накрываю ими лицо и вдыхаю ее запах. Внезапно слышу громкие всхлипы и высокий, почти пронзительный стон. Здесь, в номере.
Я сбрасываю трусики, но в комнате никого нет. Кроме меня.
СЫПЬ
Следующее утро начинаю с захода в туалет. Посидев на напоминающем поднос унитазе, оставляю кучку, издающую сильную вонь, но не являющую ни малейших признаков наличия чужеродного монстра. И все же я знаю, что он там, во мне, ворочается и растет, выжидает свой час, как Артур Скаргил[18], обосновавшийся в здоровом теле британской политики восьмидесятых. Враг внутри.
Выхожу и навещаю еще двух проституток, тайку и черную. Черномазая смотрит на мои яйца так, словно никогда не видела белого мяса. А может, дело в сыпи. В этом отношении улучшений нет.
Только ухудшения.
Послеполуденная смена начинается с выпивки — «хайнекен» и «дженевер». Парень в баре предлагает кокаин. Хорошая штука. После него можешь пить как супермен. Хотя мне это ни к чему.
