Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров
— Ну, это еще надо доказать,— хмыкнул доктор. Он повидал на своем веку немало алкоголиков и отлично понимал, что порой они бывают весьма изобретательны в попытках скрыть свой недуг.
— Вы получите доказательства, мистер Крэйгмайер!— заносчиво заявила Джойс, направляясь к двери.— Пойдем, сын!
И они удалились гуськом: впереди мать с гордо вскинутой головой, а следом красный как рак, фыркающий от негодования Кибби.
На работу он вышел к концу недели, хотя синяки и шишки по-прежнему были, так сказать, налицо. На расспросы коллег Брайан отвечал вяло, тусклым голосом, испытывая острую жалость к самому себе. Слава богу, от издевательств Скиннера он был на время избавлен: мучитель взял отгул, чтобы подготовиться к назначенному на следующую неделю собеседованию.
Все выходные Кибби просидел дома. Его собеседование тоже приближалось, надо было готовиться. Помимо этого сил у него хватало лишь на то, чтобы забраться на чердак и повозиться с железной дорогой. Он запустил по рельсам любимый «Город Ноттингем» и наблюдал за ним, прищурясь, представляя, что сидит вместе с Люси в купе первого класса. Люси была одета в викторианское платье с глубоким декольте. В реальности ее грудь была не так уж велика, однако для полноты картины он ввел определенные анатомические поправки. Когда поезд миновал Западный Хайлэнд, покачиваясь и сверкая окошками не хуже «Восточного экспресса», Кибби задернул шторки и начал распутывать шнуровку на ее корсете.
Крэйгмайер считает, что это не опасно…
— Ах, Брайан! Остановись… Мы не должны…— умоляла Люси, возбужденно дыша.
— Поздно, малышка! Назад дороги нет… Ты и сама хочешь…
Грех, это грех! Надо остановиться…
Но действительно, назад дороги не было: горячее семя брызнуло в носовой платок… Вконец обессилев, Кибби улегся на дощатый пол.
Боже, Боже, прости меня! Я постараюсь, я больше не буду… Пожалуйста, перестань меня наказывать!
17. Собеседование
Боб Фой сидел в своем кабинетике на промежуточном этаже и, подавшись вперед, изучал висящий на стене внушительный календарь, испещренный аккуратными разноцветными пометками. Система обозначений была продумана до мелочей и соблюдалась с религиозной тщательностью: каждый оттенок символизировал определенную фазу инспекционного процесса. Однако календарь, подобно большинству артефактов такого рода, давал весьма идеализированную версию истинного положения вещей. Фой скроил трагическую мину: назревали перемены, а он перемен не любил, особенно тех, которые были ему неподконтрольны. Кандидаты на должность старшего инспектора, помимо собеседования с Фоем и Купером, должны были выдержать экзамен перед членами комитета общественного здравоохранения; при этом ни один из соискателей, по мнению Фоя, не дотягивал до нужного уровня.
И тем не менее…
Дэнни Скиннера после скорбного казуса с докладом Кибби словно подменили: он подтянулся, навел порядок в отчетах и начал в числе первых появляться на работе. Брайан Кибби, напротив, совсем расклеился. Айткен и Макги оказались вне игры — первый уходил на пенсию, а второй получил долгожданный перевод в Глазго,— что, в сущности, оставляло трех кандидатов: Скиннера, Кибби и «эту девчонку», как Фой про себя привык называть Шеннон Макдауэл.
Шеннон отстрелялась первой, продемонстрировав недюжинную эрудицию и богатый опыт. Ее старания, однако, были напрасны: Фой с Купером втихаря подредактировали ее личное дело, переправив некоторые плюсы на минусы, и сфабриковали списочек причин, по которым она якобы была недостойна ответственного поста.
Дэнни Скиннер произвел на комиссию приятное впечатление. Он подал себя энергично, собранно и доброжелательно, а главное — умно, то есть не особо выпячивая свой ум, как и подобает успешному кандидату на должность старшего государственного чиновника.
Брайан Кибби явился полной противоположностью своему конкуренту: члены комиссии как по команде разинули рты, когда перед ними предстала его щедро разукрашенная физиономия. Выступал он отвратно — заикался, потел, дергался, то и дело срывался на неразборчивый хрип. После него в комнате остался призрачный дух жалкого неудачника, барахтающегося в болоте личных неурядиц.
Пока строгое жюри размазывало Кибби в лепешку, Шеннон и Скиннер беседовали в офисе за чашкой кофе.
— Я, конечно, надеюсь, что выберут меня,— говорил Скиннер искренне,— но по-хорошему это твоя должность. И я буду за тебя рад.
— Спасибо, Дэнни! Взаимно,— отвечала Шеннон с несколько меньшей искренностью: оба понимали, что именно она по справедливости заслуживает повышения.
У Шеннон опыта больше, чем у всех нас, вместе взятых. Плюс еще способности и обаяние.
Но когда Брайан Кибби воротился с расправы и обессиленно рухнул на свое место, а вслед за ним вошли Фой с Купером с нарочито драматическими лицами, Скиннер с легкой горечью подумал: жаль, что Шеннон женщина.
Прошло несколько дней, прежде чем было объявлено решение комиссии. Фой повел новоиспеченного старшего инспектора в «Маленький садик» отметить назначение.
— Я, конечно, не женофоб,— поделился он со Скиннером.— Но в нашем отделе всякие люди есть. Лучше уберечь Шеннон от неприятностей. Некоторые скорее умрут, чем согласятся работать под началом женщины. Зачем ее так подставлять? Да и мне среди подчиненных смута не нужна… И потом, не надо забывать о владельцах ресторанов. Думаешь, такой человек, как де Фретэ, станет принимать женщину всерьез? Да он залезет ей под юбку и сорвет трусики, прежде чем она успеет произнести: «Эдинбургская санитарно-эпидемиологическая инспекция!»
— М-да,— кивал Скиннер с сомнением. С одной стороны, повышение его радовало, а с другой — было неловко перед Шеннон. Их интимные встречи в последние дни сильно участились, к некоторому беспокойству обоих. Главным зачинщиком этих встреч выступал обычно Скиннер, с недавнего времени чувствовавший себя как никогда бодрым и любвеобильным.
Шеннон здорово расстроилась, когда узнала о решении комиссии, однако нашла в себе силы сердечно поздравить нового главного инспектора, тем самым усугубив мучившие его угрызения совести.
Фой подался вперед и доверительно шепнул, обдав Скиннера терпким духом своего любимого одеколона:
— Между нами говоря, какие из девчонок инспекторы? Они же постоянно отвлекаются на ерунду! «Ах, какая милая скатерть! Ой, какие веселые занавесочки!» А что в кухне дерьма по колено — это по барабану!
У Скиннера внезапно кровь застыла в жилах: двери подсобки распахнулись, и в зал ввалился жирный де Фретэ — в огромном переднике, с огромной улыбкой,— прямиком к их столу. Скиннер в панике поднялся и поспешно убежал в туалет, процедив сквозь зубы:
— Пардон, прихватило…
Обернувшись на бегу, он увидел трогательную картину: братание шеф-повара с ответственным чиновником.
Неторопливо мочась, Скиннер размышлял о коварной природе служебных романов. Вот ведь, думал он, с отвращением глядя в зеркало, сначала трахаешь девчонку, потом подсиживаешь ее, уводишь должность из-под носа… Затем он вспомнил Кибби и спросил себя вслух:
— А что я увожу у него?
Что у меня сейчас на душе? Кто я вообще такой? Интересно, одобрил бы отец такое поведение? Отец…
Вот де Фретэ — точно одобрил бы.
Интересная мысль…
Старый Сэнди, значит, был учителем толстяка… Хе, неудивительно, что он спился! Его, конечно, исключаем как инвалида. А вот сам де Фретэ — известный потаскун. Конечно, он не похож на поджарого загорелого старца моей мечты, зато пьет будь здоров и на отсутствие успеха не жалуется.
Выйдя из туалета, Скиннер с облегчением увидел, что де Фретэ испарился, оставив на столе бутылку шампанского «Кюве брют».
— Подарок нашего общего друга,— пояснил Фой, изогнув бровь.— В честь твоего повышения.
…натолкнуло меня на любопытную мысль, которую я в тот же день за обедом обсудил со своим редактором. Нашу беседу оживляли несколько бутылочек доброго шампанского «Крюг» 2000 года: мы отмечали успех моей книги «Кулинарные путешествия — мир глазами шеф-повара», продажи которой в Великобритании перевалили двухсоттысячный рубеж. Моя гипотеза, вдохновленная в немалой степени алкогольными парами, заключалась в следующем. С одной стороны, истинный сластолюбец в силу своей природы и образа жизни — а отчасти и в силу полученного образования — обладает весьма специфическими и ценными знаниями, которыми он не прочь поделиться. С другой стороны, каждый повар (а точнее, шеф-повар, каковыми являются мои друзья), по сути, не кто иной, как сластолюбец. Поэтому когда речь заходит о вопросах любви, секса и отношений полов — а эти вопросы, я убежден, волнуют любого из нас,— каждый из моих коллег может послужить неоценимым кладезем полезных советов и поучительных историй.
