Антон Соя - ЭмоБоль. Сны Кити
Никакой давки не было, просто мы шли очень медленно и подбадривали друг друга, потому что очень устали. Нам из окон и с балконов москвичи еду и воду в бутылках кидали, а то бы мы не дошли. Очень наше шествие мне напомнило советскую первомайскую демонстрацию. Я в младшей школе успел в таких поучаствовать. Только ползли мы сейчас раз в десять медленнее. Я потом узнал, ну когда с площади возвращался, что по другим улицам народ обратно направляли. Но там-то с другим настроением люди шли. Не шли — летели на крыльях счастья. Несли домой вести радостные. Пока я до площади тащился, растряс все свои бравые воинственные настроения.
А на подходе к Красной площади снизошло на меня полное прозрение, понял всю свою глупость и низость, жизнь свою прокрутил, как диафильм, столько там дерьма разного увидел, и ведь большая часть по моей вине. Что ж я делаю? Опять иду в толпе с чужими людьми, руками машу, кричу чего-то, а зачем? Счастье — оно же рядом. Увидел красавиц небесных, на булыжниках площади валяющихся, и обомлел. Огромные, спокойные, никого не боятся, лежат тихонечко, светятся добром и лаской. Меня, словно фотографию, проявили. Раньше я был сплошной негатив, а на гусениц взглянул и проявился наконец из меня позитивный счастливый человек. Каждая клеточка во мне счастьем затрепетала, душа любовью заполнилась. Люблю весь свет — гусениц, траву, собак, речку, поле, маму, бабушку Люблю ребят со двора, девчонку из соседнего дома, рыжую, веснушчатую, с толстой косой. Жену люблю, детей, даже тёщу люблю, начальника, прапора Рака и певца Пенкина.
Стою, слёзы катятся, забыл, где я, зачем пришёл, только от любви и счастья меня внутри распирает, аж выворачивает наизнанку. А все плохие мысли разом исчезли из головы, словно их там никогда и не было. Вот спасибо вам, Гусенички! Вправили мозги. А народ вокруг меня, смотрю, так же себя ведёт, чувств благородных своих не стесняется. Кто слёзы по лицу размазывает, кто на колени упал — молится. Те, кто семьями пришёл, стоят обнимаются. Так бы и остался там, да в спину следующие проявленцы толкаются, значит, нужно нам уходить, дать другим своё счастье получить, а мне к семье пора возвращаться и работать нужно с удвоенной силой. Я на бойне работаю, забойщиком, а Гусёнам скоро много мяса понадобится, им ещё сколько людей осчастливить-проявить надо. Миллиарды! А для этого им нужно силами запастись. Я биологию в школе плохо учил, а тут видение мне прямо в голову пришло. Как будто на доске училка написала, вижу: “Гусеницы прекрасные сплетут вокруг себя коконы из нитей типа шёлковых, что специальные железы у них во рту вырабатывают, коконы эти лучшие из лучших людей охранять будут, пока из них Бабочки не вылетят и не полетят по свету осчастливливать тех, кто к гусеницам прийти не смог”. А никаких представлений цирковых, как в Европе и Штатах, я на Красной площади не видел. И считаю, что так правильнее. Честнее так. Западным гнилым людям, им шоу подавай, они по-другому уже ничего не понимают, а у русского человека душа — как песня красивая, можно с ней тихо спеть вполголоса в унисон, главное — не фальшивить. А цирка нам не надо. Мы и так всё душою чувствуем».
После вчерашнего внепланового заседания совета безопасности ООН, посвящённого ситуации с гигантскими гусеницами, на котором единогласно приняли резолюцию о всемирной поддержке уникальных разумных насекомых, способных оптимизировать настроение и укреплять моральный дух людей, последовал ряд отставок глав правительств и руководителей военных ведомств, как в большинстве развитых, так и в развивающихся странах и государствах. Министр обороны Японии сделал сеппуку онлайн в фейсбуке, машину премьер-министра Великобритании третий день закидывают тухлыми яйцами на улицах Лондона. В Алжире и Никарагуа разгневанный народ захватил и линчевал своих бывших военных руководителей. Министр обороны США публично раскаялся в том, что не смог правильно разобраться в ситуации и пытался нанести вред добрейшим Гусёнам. Остаётся только недоумевать, как столько некомпетентных людей умудрились добиться такого высокого положения во всём мире.
Людей, прибывающих к площадям за своей порцией бесплатного счастья, перестали считать, потому что они до краёв заполнили все улицы больших городов. Жизнь мегаполисов парализована, но никто не страдает. Потому что теперь у всех, кто взглянул на Гусён, есть миссия, есть тот самый смысл жизни, который человек искал веками. Гусеницы принесли нам счастье, но увидеть их своими глазами и принять щедрый дар могут немногие, очереди растянулись на сотни километров. Но и у остальных землян есть надежда стать счастливыми, потому что скоро Гусёны Великолепные превратятся в Бабочек Великолепных и разлетятся по всему миру, по самым дальним и недоступным его уголкам. Все, кому удалось пообщаться с воплощением счастья земного, говорят в один голос: наш долг, наше счастье и наша воля — холить и лелеять, помогать во всём, уберечь от непогоды, накормить и обогреть воплощения наших чаяний, Гусён Великолепных. Их всего-то около миллиона в нашем бренном мире. Теперь мы все будем счастливы всегда, если всё в порядке будет с нашим счастьем. А кто наше счастье? Правильно! Гусёны Великолепные!
Глава 26
Крик № 5. Розово-чёрная любовь
Если ты очень боишься что-то потерять, так обязательно и случится. Я всегда боялась потерять её — свою единственную настоящую любовь. И всегда готовилась к её потере. Но пока она со мной, и я счастлива. Счастлива нечестным, незаслуженным, ворованным счастьем, с которым мне скоро придётся расстаться. У меня его заберут. Я знаю. И я готова. Главное, чтобы ей было хорошо. Она, в отличие от меня, честно заслужила своё счастье.
Мой прадедушка по маминой линии контр-адмирал, прабабушка — оперная дива, дедушка — адмирал. Мама прервала династию, выйдя замуж за моего отца, своего однокурсника по филфаку универа. Они подружились в университетском театре на первом курсе и поженились, как только маме исполнилось восемнадцать. Она была первой красавицей на курсе. Он тоже красавчик, к тому же полон амбиций по покорению Северной столицы. Сам-то он из холодного Города архангелов. Через год зимой родилась я. Начались тяжёлые девяностые. Родители вместе бросили универ, вместе попытались поступить в театральный на Моховой. Вместе провалились. Мама успокоилась и занялась мной, а отец ещё пять лет пытался поступать, набивая шишки и растрачивая самомнение. Наконец маме надоело тянуть семейную упряжку одной. Хотя тянула она её на дедушкины деньги. Дед, давно уже в отставке, потихоньку проживал наследство в виде коллекции монет.
Прадедушка считался одним из самых серьёзных нумизматов в стране. В кабинете у деда стоял целый шкаф монет, волшебный чёрный готический шкаф с резными русалками и морскими коньками, с выезжающими вперёд полками, где в углублениях светились волшебным светом таинственные монеты давно уже не существующих стран. Я так любила оставаться у дедушки и играть в королеву, сидя на полу у волшебного шкафа и собирая столбиками драгоценные монеты. Только мне разрешалось ими играть. Маму в детстве близко к коллекции не подпускали. Моё детское богатство, моё взрослое наследство. На каждую проданную монетку дед мог безбедно жить целый год. А он не зря имел в городе репутацию вдовца-бонвивана и кутилы. А ещё он был очень добрым, любил меня и мою маму и выдавал ей на жизнь деньги, не спрашивая, когда же мой папашка возьмётся за ум.
Лучше бы он за него не брался. За этот ум. Тогда все занимались бизнесом. Ну, те, кто не стал бандитом. Папа почему-то решил заниматься строительным. Хотя, по словам мамы, он перепробовал и цветочный, и велосипедный, и даже фармацевтический. Ничего не получилось. Ниши были заняты, партнёры оказывались ненадёжными, а бандиты — злыми и жадными. А вот со строительным бизнесом всё точно должно было получиться. Потому что партнёры случились прекрасные и известные, с железобетонной репутацией в строительном бизнесе. Я уже училась во втором классе и отлично помню, какой папа ходил радостный и возбуждённый. Я его очень любила, потому что он был красивый, добрый и рассказывал мне на ночь чудесные сказки, в которых я всегда была королевой. Для входа в новый бизнес папе понадобились серьёзные вложения. Мама уговорила дедушку продать половину коллекции. Своё наследство. Стояло лето 1998 года. Мы классно съездили в Хорватию на море, и я не могла нагордиться своей замечательной семьёй. Осенью одного из партнёров папы застрелили. Второй партнёр, не дожидаясь пули, сбежал со всеми деньгами: и с папиными, и с деньгами дольщиков, собиравшихся жить в построенном папой доме. В доме, который даже не начинал строиться. Папа остался должен всем. Дедушке пришлось продать оставшуюся часть коллекции — моё наследство, чтобы расплатиться с папиными долгами. Дедушка от расстройства заболел и умер. Папа запил с горя, и мама перестала с ним разговаривать, а потом и вовсе развелась, за что я её никогда не прощу. Папа уехал обратно в Архангельск, навсегда. Мы с мамой остались вдвоём. Без мужчин.
