Иван Аксенов - Готы
— Да уж, действительно — юмор, — улыбался Неумержицкий: просил у гота — пива. Брал большую пластиковую бутылку и пил крупными глотками.
— Вот и я — чего говорю, — оживлялся тот и принимался рассказывать прочее: как репетируют, как бухают. Рассказывал про мудака-барабанщика, говорил:
— Заебал уже! Я его, суку, упизжу скоро на хуй! Нет у вас знакомого барабанщика, только такого — чтобы чисто дес-метал играть?..
— Не, чисто дес-метал — нету… — качали головами.
— Ничего, найду где-нибудь. Думаю — надо на кладбище объявления по склепам расклеить: сразу найдется.
— Круто, попробуй! — говорила Джелли. — А ты вот чего-то рассказывал про черепа — типа вы с этим барабанщиком брать у кого-то собрались. Это у кого и почем?
— Да, хуйня, дорого. Мы с ним хотели чисто на компьютер и в комнату несколько штук, ну так, типа — обделать…
— Чего обделать? — не понимал Благодатский.
— Ну там все обделать, типа… А черепушки надо у хохлов и молдаван брать, они там роют у себя где-то. Только их хуй найдешь, и стоят — триста баксов штука… А целый скелет покупать — ваще охуеешь.
Благодатский слушал, думал и вдруг — вздрагивал от неожиданной мысли: «Это что, один череп — столько стоит? Да мне этого на компьютер для моих будущих шедевров — за глаза хватит! Всего-то нужно — могилу разрыть, во бля!.. А я смогу? Смогу… Смогу, как же иначе! Больше денег взять неоткуда, а писать нужно, нужно…» Спрашивал у гота:
— Пацан, а тебе как вообще — срочно это?
— Чего срочно?
— Ну, черепа?
— Да не, как будут — так и заебись, не знаю — куда эти хохлы ебаные делись…
— Слушай, а если я тебе — за две сотни череп подгоню: возьмешь?
— Хули не взять — возьму. У тя есть, что ли?
— Пока — нет. Но будет, обязательно будет, — улыбался Благодатский и записывал телефон гота. С радостью от удачного события решал крепко выпить: считал деньги, спрашивал прочих — добавить и бегал в магазин. Вчетвером они страшно напивались, не уезжали домой: оставались на кладбище. Балагурили всю ночь: ржали, гуляли по кладбищу. Пугали прочих немногих заночевавших готов. От внезапно начавшегося под утро хорошего дождя — прятались под металлическую крышу, прикрывавшую собой несколько ухоженных могил: сбивались в кучу возле одной из них, ненадолго засыпали. Просыпались и, довольные и уставшие, брели до метро: отправлялись по домам.
— Ну что, погуляем завтра? — спрашивал Неумержицкий у Благодатского вечером тридцатого октября.
— А то! — отвечал. — Не каждый ведь день случается — Халлоуин готик-парти: самая зверская тусовка за весь год! Так-то ведь в обычные дни — одна химозная дрянь в клубах выступает: смотреть противно…
— Завтра их, надеюсь, совсем не будет?
— Не, по любому — не будет. На Халлоуин только чистый продукт выдают. Ну или хотя бы — более-менее, а дрянь — редко.
— Мне, знаешь ли, показалось — названия у групп туповатые…
— У готских групп это не редкость, они любят всякую хуйню — типа «Кровавый ангел» или «Кошмарные тени». Ну так и чего, подумаешь… Бывает и хуже: не важно.
Часом позже произошедшего разговора — раздавались на телефоне Благодатского один за другим два звонка: от Леопардова и — от Белки.
Первым звонил Леопардов. Сообщал:
— Тетка умерла, не пойду никуда завтра.
— Это чего это? — возмущался Благодатский.
— Да нехорошо, там похороны и родственники плачут, а я — на дискотеку бухать пойду…
— Какая же это дискотека: готик-парти.
— Дискотека и есть, не спорь. Ничего, развлечетесь там без меня нормально. Фьюнерал с Костяном должны быть, и — вокалистка наша новая.
— Ого, новая вокалистка! Ангел?..
— Иди на хуй… А впрочем — выеби её, а? Не, правда, Благодатский, выебешь?
— Чего это вдруг так? — не понимал.
— Ой, бля, она такая кайфовая… Мы решили — Бориса на хуй из команды выгонять и новую организовывать: без него. Будем готику играть — чтобы никакого рычания: настоящую.
— Значит, тот концерт — был первый и последний?
— Выходит — так. Это, между прочим, общее место: из-за девок разваливаются великие группы…
— Во избежание этого — нужно выебать вашу вокалистку?..
— Ты, Благодатский, политик! Все, отбой… — вешал трубку Леопардов.
Почти тут же — звонило снова. Нажимал кнопку, слушал.
— Алле, — говорил тихий голос девки. — Узнал?
— Не совсем, — признавался Благодатский.
— Это ведь я, Белка! Почему ты мне не звонил?..
— Занят был… Чего хотела?
— А-а, занят… Я вот тут в Интернете на сайте «ХИМ» объявление нашла про концерт в канун Халлоуина: там группа какая-то немецкая будет. Ты не собираешься туда, не собираешься?
— Как же, готик-парти! Собираюсь, — кобянился Благодатский.
— Мне тоже так хочется, а я — ничего такого не знаю… Возьмешь меня с собой?
— Возьму, отчего не взять? — соглашался. — Только — нам с другом западло на всю ночь там оставаться на дискотеку: мы скорее всего — в гости к кому-нибудь свалим…
— К кому же?
— Ну, не знаю… Может, пригласит кто — из знакомых… А может — к его девке.
— Я тоже на ночь — не останусь: мать обещала позвонить домой, проконтролировать — вернулась я или нет. Если хотите — приглашу к себе, у меня — несколько дней никого не будет.
— Э-э, мы подумаем… Там, короче, видно будет. Ты — приезжай на станцию метро Бауманская — в семь: встретимся. Билет-то у тебя — есть?
— А как же, а как же! Давно купила!.. — отвечала Белка.
«Экая предусмотрительная: ничего не знает, пойти не с кем, а билет — купила! Ну-ну…» — думал Благодатский и выключал телефон.
Следующим днем, пораньше, начинали с Неумержицким — потреблять алкоголь, чтобы привести себя в достойный вид до начала концерта: жалели денег на дорогие клубные напитки. Покупали и распивали бутылку коньяка, заедали — приготовленной на скорую руку пищей.
— Поедем сегодня ночевать — к знакомой, которая с нами вчера напросилась, — рассказывал Неумержицкому. — Она собою — не фонтан, зато развратная. Правда, не очень понятная: я раз у неё был, хотел выебать — так она странно так себя повела, что потом — решил не звонить даже. Ждал, чтобы сама позвонила. Ну вот и позвонила, теперь вписка есть реальная…
— Нравится мне — как ты девок развратными определяешь: достаточно, кажется, губы поярче закрасить — и уже: развратная. А вообще — это хорошо, не нужно будет к моей — через весь город ночью тащиться… — опрокидывал рюмку коньяка Неумержицкий.
— Ну да, а до неё там от Бауманской — рукой подать… Моментом доберемся. Только ты, Неумержидский, обещай мне вести себя — хорошо, тихо и не выебываться.
— Да что я, много выебываюсь, что ли? — возмущался.
— Не много. Но иногда — случается. От этой девки — еще не известно, чего следует ждать. А мне сильно хочется ее выебать, очень сильно, понимаешь?
— Да на здоровье, на здоровье… Пусть все будет так, как ты захочешь, рыцарь. Только ты по крайней мере бухать мне не препятствуй, ладно?..
Приезжали на станцию метро «Бауманская», встречались с Белкой. Почти высокая, в серой шубе и сапогах на длинном каблуке с пришпиленными побоку — тонкими металлическими розами, стояла она, прислонившись к метрополитенному столбу: ждала. Здоровалась с подошедшими:
— Привет, привет! — и знакомилась с Неумержицким.
Поднимаясь эскалатором на улицу, он — тихо спрашивал Благодатского:
— А отчего — у нее такая фигура странная? Даже под шубой заметно…
— Спортом перезанималась. Да ладно, важно что ли: не детей же с нею заводить… — отмахивался. — Ты на лицо ее хорошо посмотрел?
— Думаю — должна отлично брать в рот, — со знанием дела кивал и оценивал Неумержицкий. — На этот раз если ты и преувеличил развратность, то — не намного…
Выходили на улицу и темным предноябрьским вечером шли дворами к недалекому клубу, в котором скорым временем начиналась Халлоуин готик-парти. Дорогой — разговаривали и смеялись, покупали себе и Белке спиртные напитки. Курили.
— Я вот — прошлым годом на Халлоуин ходил в другой клуб: охуенно круто было! — хвастал Неумержицкий. — Группа приезжала: заебательская, и я так нажрался — просто пиздец!.. Там пацан был, представляете, в костюме — а-ля маркиз де Сад, и девка с ним: так они во время концерта в сторону к стенке отошли, платье ей сверху приспустили и этот — давай ее плетью хуячить!
— Что, взаправду, взаправду? — делала большими глаза — Белка.
— Да нет, конечно же: изображали просто. Народ кругом столпился, готы такие мрачные, и смотрели как он орудует…
— Пацан-то этот небось — тощий был и на гардеробщика похожий! — ржал Благодатский.
— Ни хуя! Ни хуя! Откормленный, здоровый, и рожа толстая, и парик — все как надо. А какой в том клубе мерзкий гардеробщик, так бы и уебал ему: если б мог!
