Эдуард Лимонов - Священные монстры (портреты)
Уф! Древний Новгород, считают Фоменко/Носовский, тот Новгород, который разгромил Иван Грозный (один из царей, выведенных по этим именем), не мог этот Новгород быть тем городом. Современным Новгородом, стоящим на реке Волхов. Новгородом - старой столицей Руси был Ярославль. Именно там были снесены крепостные стены (видны их следы) именно туда могла добраться карательная экспедиция из Москвы за время, упоминаемое в летописях, именно там есть, так называемое Ярославово городище.
Разумеется, чтобы сменить мировую хронологию, повернуть резко руль корабля Истории, необходима как минимум Мировая Революция, и смена хронологии тогда возможна в приказном порядке До этого Новой хронологии предстоит быть яркой, ошеломляющей новой верой, в которую хорошо бы обращались бы ежегодно тысячи особых верующих. Тех, ко формирует мнения. Я верю в то, что история короче. Я верю в то, что Христос младше на тысяч лет. Я верю даже в то, что Рим по своему стратегическому положению (вдали от моря, еле судоходный Тибр) не мог быть вечным городом. Когда я жил в Риме зимой 1974/75 годов, я обратил внимание на то, что античные храмы и постройки и старый Коллизей выглядят подозрительно молодыми. Прогуливаясь по Риму, я не мог отделаться от этой мысли.
Гийом Аполлинер: несчастный в любви
Тадеуш Костровицкий, поляк, ставший французским поэтом Аполлинером, вывел свой псевдоним из имени своей матери Аполлинарии Костровицкой. Она была замужем за итальянцем. Еще в 1966, если не ошибаюсь, году, в Харькове подруга дней моих суровых Анна Рубинштейн принесла из магазина "Академкнига", где работала, томик стихов Аполлинера. А переводах Артема (?) Сергеева. Впоследствии, уже в Нью-Йорке Бродский сообщил мне, что Сергеев почитатель моего таланта как поэтического, так и прозаического. "Какой Сергеев?" - спросил я, и услышал в ответ: "Тот, что перевел Аполлинера". В переводах Сергеева (потом во Франции я проверил по подлиннику то, что помнил и даже подстрочный гул, настроение, оказались верны) Аполлинер был великолепен. Уже четвертое десятилетия я с вдохновением повторяю:
"Кривоногий крестьянин и усталый вол
Медленно бредут свой туман осенний
Мимо притаившихся убогих сел
О крестьянской любви, об измене
О тех кто полюбил, а после разлюбил
Напевает песню крестьянин кривоногий
О туман осенний, ты лето погубил
Два мокрых силуэта бредут по дороге..."
"Шаталась по улицам Кельна
Всем доступна и все же мила
В кабак низкопробный окольно
Дорогой окольной брела
Голодала, падала с ног
Сутенеру все отдавая
Бил он рыжий и ел чеснок
Уезжал с Формозы в Шанхае
Он ее из борделя извлек..."
"Много разных людей я знаю
Не распутать судьбы их нить
Влага подлая даль сырая
Но сердца могут пламя хранить
И душа трепетать, пылая..."
"На дворе постоялом живешь ты близ Праги
На столе твоем розы, в душе твоей праздник
Ты сидишь за столом, сочиняя какую-то прозу
А потом забываешь о ней, заглядевшись на розу".
Аполлинер для двадцатого века французской поэзии крупномасштабный гений. В нем есть все. И авангардистская драма "Груди Терезия", предвосхитившая сюрреализм (Аполлинер вообще подвел Францию к сюрреализма). И стихи "Алкоголей" простые немудрящие, как приведенное выше стихотворение о кривоногом крестьянине. И порнографическая повесть о приключениях румынского Луки Мудищева - князя Вибеску "Тысяча палок".
Стихи его привольные, разговорные, льющиеся без усилий соблазнили меня в 1966 году своим талантом. В моем сборнике стихов "Русское", вышедшем в издательстве "Ардис" в 1979 году (Анн-Арбор, штат Мичеган), если приглядеться может быть можно обнаружить влияние того томика Аполлинера в переводах Сергеева. Недаром Сергееву впоследствии понравились мои стихи. Здесь речь идет, конечно, не о подражании и даже не о подстрочном гул, но об открытии объектов поэзии - так кривоногий крестьянин может быть объектом поэзии, или красная перина еврейских эмигрантов. "Вот семья неразлучная с красной периной / Ее словно душу свою они чтут".
По всей вероятности ему не везло с женщинами. В юности он был влюблен в гувернантку Анну. Когда работал домашним учителем у богатого барина-провинциала. Девушка не отвечала ему взаимностью. Позднее он грустно пишет от ее имени:
"Что жил один поэт. В меня влюблен он был
И только я одна, старуха, вспоминаю
Как был он некрасив.
Как молча он любил!"
Не повезло Аполлинеру и с художницей Мари Лорансен. (Ее полона известны и место в истории искусств у нее есть.) Своенравная Мари ушла от него, бросив ему: "merde!" - говно!
Объяснить недружелюбность женщин к нему трудно, внешность у него самая обычная, ну разве что полноват - банальный грех мужчин того времени. Спортом тогда никто не занимался, сорт также как и "бронзаж" - загар, стали прививать во Франции перед 2-й мировой войной такие аристократы и спортсмены как Антуан де Сент-Экзюпери. А вообще-то внушительный выпяченный торс был нормальный атрибут француза того времени.
На войну Аполлинер пошел добровольцем. Что делает ему большую честь. Конечно, как доброволец он мог рассчитывать после войны на французское гражданство. Он был ранен в голову, есть фотография, где он сидит в форме, забинтованная голова запрокинута, хороший нос, усы. Вполне героический мужчина артиллерист. Умер он чуть ли не от простуды, но скорее от последствий ранения, в ночь, когда был подписан мир в ноябре 1018 года. На улицах пьяная толпа ликуя, кричала "Смерть Гийому!", имея в виду, конечно, германского кайзера Вильгельма Второго, а Аполлинер в бреду вопил, что это смерть ему, и в ужасе вскакивал с койки.
Этот польский эмигрант еще раз обогатил французскую поэзию. После Бодлера, Рембо, Лотреамона - еще и Аполлинер! Поистине счастлива французская поэзия. У нас таких дерзких гениев было куда меньше, хотя один Хлебников затягивает на очень много. Он все же масштабнее Аполлинера в своей эпике. Вообще французы умеют ценить своих гением. Они их подают красиво, объясняют, раздувают, опять объясняют. Русский гений растет как сорняк, наш буржуа-обыватель, воинственно агрессивен, он свой ночной горшок, свое подсолнечное масло, вой советский тухлый был ценит выше любого гения.
Но это уже не об Аполлинере. Он написал тогда гувернантке: "Величье времени дарует блеск поэтам / и даже красоту оно дарует им". Он знал, что так и будет.
Оскар Уальд: conversationalist
Году в 1988-ом, если не ошибаюсь, приехал в Париж Андрей Помаков, он же Мейлунас, приятель моей нью-йоркской юности. Он выведен в романе "Это я, Эдичка" под именем Кирилл. Остановился в отеле на rue des Beaux arts. То есть изящных искусств. Это короткая улочка в центре Парижа упирается одним концом в здание школы des beaux arts, отсюда и название. Отель, в котором Андрей остановился, оказалось знаменит тем, что в нем умер Оскар Уальд. Во времена Уальда он назвался Hotel d'Alsace, ныне он называется отель des Beaux arts. Разбогатевший на спекуляциях с commodities поляков, юноша образованный и уже тогда искривленный гепатитом снял номер, где умер Уальд. Ну конечно, там все было преобразовано, в этом отеле - из него хозяева сделали конфетку. В каждом номере своя особая мебель, свои цвета обоев и обивки. Отель успешно делал деньги на памяти самого известного гомосексуалиста в мире. Богатые гомосексуалисты со всего мира готовы были заплатить любые суммы за честь жить в отеле. Мы? Ну что мы, выпили на балконе над Парижем пару бутылок "Дом Периньен" за упокой души толстого Уальда. Андрей приехал с австрийской аристократкой, на которой он впоследствии женился.
Последние годы жизни Уальда прошли в отеле "Альзас". Хозяин ему симпатизировал. Умершая незадолго до этого жена Уальда Констанс (от позора она уехала из Англии и жила с детьми, переименовав их из Уальдов в Холлондеров), завещала ему крошечное содержание. На это Уальд и жил. Денег ему всегда не хватало. Шли первые годы 20-го века. Толстый, неряшливый господин бродил по парижским кафе, отыскивая в кафе англичан и американцев, пытался познакомиться, усаживался, если позволяли, за столик. Даже в эти времена он не утратил своего таланта - красноречия и щедро изливал его на слушателей за рюмку абсента. А вероятнее всего, ему требовалось человеческое общение. В таком виде его встречали в те годы десятки англичан и американцев: потертое пальто, несвежие воротнички и манжеты. Он всегда был полным человеком, в последние годы жизни, по-видимому, от неразборчивого питания, он выглядел грязным толстяком. Он ничего не писал, страдал апатией и безразличием. Если бы не мсье Циглер (надеюсь я не ошибся, вспоминая фамилию этого почтенного человека) - владелец "Альзаса", Уальд оказался бы на улице. Нравы, толпа, государство умеют расправиться с инакомыслящим. Мстительный маркиз Квинсберри оставил его в покое, его сын и любовник Оскара лорд Дуглас, он же "Бозе" маленькая сволочь и приживалка в канотье в конце концов рассорился с Уальдом. Случилось это после публикации "De Profundis" гневного, обличающего любовника памфлета. А ведь несколько лет после выхода Уальда из тюрьмы они пытались опять жить вместе. Лорд Дуглас издал пару книжек стихов.
