Питер Найт - Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»
Для целого поколения американцев такие, похожие на вспышку, воспоминания о том, что они делали в момент убийства президента, стали иметь свое значение.[163] Даже те, кто слишком молод, чтобы самим помнить то время, считают убийство Кеннеди поворотным пунктом американской истории, когда Америка сбилась с предназначенного ей пути. В научно-фантастических книгах о путешествиях во времени убийство Дж. Ф.К. действует как исходный троп необратимости. Так, в романе Грегори Бенфорда «Панорама времени» повествование то и дело возвращается к тем семи секундам в Далласе в попытке изменить будущее истории, то есть предотвратить экологическую катастрофу в настоящем.[164] Даже без фокусов со временем, фигурирующих в подобных романах, убийство Кеннеди нередко становится частью повествования о сожалении, ностальгии и утрате. Эту историю о потерянной невинности можно, к примеру, увидеть в триллере «На линии огня» (1993), где впервые за всю свою кинокарьеру крутой парень Клинт Иствуд плачет на экране. В этом фильме Иствуд играет стареющего агента контрразведки Фрэнка Хорригана. Тридцать лет назад он находился в автомобильном кортеже, сопровождавшем Кеннеди в Далласе, и его долгом было прикры-выть президента своим телом и «взять пулю». Слезы выступают на глазах у Хорригана не только из-за бесконечного сожаления о том, что он заколебался в тот роковой момент, но и из-за ностальгии: он чувствует, что теперешней президент не стоит того, чтобы ради него бросаться под пули. Очевидный посыл фильма в том, что Клинт не проронил бы ни слезинки из-за Клинтона, несмотря на все попытки последнего связать свое имя с именем Кеннеди.
Таким образом, в разных сферах массовой культуры убийство Кеннеди рисуется не просто как особенно яркая встреча с историей, творящейся на глазах у современников, и даже не как своего рода водораздел между двумя историческими эпохами, но в качестве причины, вызвавшей необратимый исторический упадок. Кроме того, с убийством президента связывается утрата невинности в подчеркнуто личном смысле, и эта утрата неотделима от заговора. Так, например, покойная Мэй Брасселл, известная на Западном побережье тележурналист-конспиролог, до поры до времени была «простой домохозяйкой, которую интересовали теннисные корты, уроки танцев и волновало исправление прикуса у своих детей».[165] Но увидев, как Ли Харви Освальда застрелили в прямом эфире, она занялась расследованием убийства самостоятелыю. Точно так же Роберту Гродену, прославленному автору улучшенных фотографий, запечатлевших убийство, и «техническому консультанту» режиссера Стоуна на съемках фильма «Дж. Ф. К.», в день убийства президента Кеннеди исполнилось восемнадцать лет, и с тех пор он пытается смириться с этим событием. В своих работах он напрямую связывает свое совершеннолетие с тем, что общественность постепенно стала узнавать о поступках власти в Америке.[166] Сам фильм Стоуна (подробнее речь о нем пойдет ниже) — это яркая история падения, объединяющая травму, полученную американцами во Вьетнаме, и травму, нанесенную Америке убийством Кеннеди, в одно причинно-следственное и конспирологическое повествование. Как замечает окружной прокурор Нового Орлеана Джим Гаррисон (чей материал стал основой фильма): «Любой человек, который наделен здравой объективностью и у которого хватит ума прочесть эти двадцать шесть томов, не может не увидеть, что все главные выводы комиссии Уоррена относительно убийства ошибочны. Для меня это стало концом невинности».[167]
При всей популярности истории об утраченной невинности следует помнить, что представления о подобных катастрофических разломах бытуют в Соединенных Штатах уже давно, выливаясь в бесконечное оплакивание периодически теряемой невинности, которая потом чудесным образом обретается вновь. В XX веке, задолго до Вьетнама и Уотергейта, нанесших казавшийся непоправимым удар, даже до последовавших одно за другим и выбивших у американцев почву из-под ног трех политических убийств в 1960-х, в 1950-х годах имели место, к примеру, шокирующие разоблачения систематического надувательства в телевикторинах, а также вмешательства в результаты ежегодного чемпионата США по бейсболу в 1919 году. Учитывая вечную склонность американцев удивляться и ужасаться, узнавая об измене и предательстве, стремление считать убийство Кеннеди неповторимым и зловещим поворотом к худшему не только теряет свою обоснованность, но и полностью обесценивает позитивные социальные достижения 1960-х годов. Если убийство Кеннеди явилось результатом заговора реакционных сил, замысливших нарушить ход истории, как утверждают выставляющие себя либералами фигуры вроде Оливера Стоуна, то как насчет гражданских прав, феминизма, движения за права геев и лесбиянок, движения в защиту природы? Получается, что конспиративистские представления о политических убийствах 1960-х как переломном моменте, после чего все пошло не так, отчасти игнорируют прогрессивные достижения этого и последующих десятилетий.
По всей вероятности, упоминавшиеся ранее опросы общественного мнения отражают постоянно нарастающее сомнение в официальной версии событий, а если прибавить к ним опросы, свидетельствующие о подрыве доверия народа к правительству, о чем говорилось во Введении, то можно предположить, что убийство Кеннеди и стало основой культуры заговора. Вместе с тем есть повод усомниться в таком изложении причины и следствия, принимая во внимание образ невинности, уступающей опыту, коль скоро теорий о деле Дж. Ф. К. развелось великое множество. В добавление к двум опросам, о результатах которых мы уже говорили, можно привести еще парочку опросов, проведенных в 1964 году. Согласно данным первого из них, проведенного до появления официального отчета комиссии Уоррена, лишь 29 % американцев считали, что Освальд действовал в одиночку; после обнародования отчета в конце 1964 года 87 % американцев поверили в версию комиссии.[168] А из двух опросов Гэллапа, проведенных с разрывом в двадцать лет, мы узнаем, что в 1976 году 11 % респондентов считало, что Освальд был один, и столько же человек думало точно так же и в 1996-м. Вполне возможно, что за последние сорок лет имел место постепенный сдвиг общественного мнения к конспиративистскому мышлению, но само общественное мнение часто склонно к разбросу и непостоянству. Эта ситуация далека от расхожих представлений о конспирологах как о людях, поверивших во что-то раз и навсегда и ни на йоту не отступающих от своих убеждений.
Теории о стрелке-одиночкеНаряду с уроком, что опросам общественного мнения доверять нельзя, из этих данных напрашивается и вывод о том, что история расследования убийства Кеннеди полна метаний и противоречий. Для разных людей это убийство означает и разные вещи, так что какого-то одного однозначного и легкого урока, который можно было бы из него извлечь, не существует. Для исследователей, встречающихся каждый год на конференции в Далласе, события 1963 года — это не только тайна, которую нужно разгадать, и не только объединяющий призыв для действий со стороны общественности, но также и повод собраться вместе, как любая другая группа со своими специфическими интересами. Убийство Кеннеди и сопутствующая ему культура заговора не только породили процветающую самопальную торговлю памятными вещами на конвентах и во Всемирной паутине, но и стали темой картин авангардистов и экспериментального ви-деоарта, например «Jackie» («The Week That Was») Энди Уорхола (1963) и «The Eternal Frame» ЭнтФарм и Т. Р. Атко (1975)'. Однако при всем разнообразии подходов споры об убийстве Кеннеди по большей части вертятся вокруг кажущегося строго заданным выбора между недовольным стрелком-одиночкой или заговором того или иного рода. Говорить об убийстве, не втянувшись при этом в спор о том, имел место заговор, подробности которого известны на удивление многим американцам, или нет, практически нереально. Противостояние сторонников и противников заговора нередко принимает нешуточный оборот и даже оказывается явно идеологическим, но между ними гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. Каким образом эти точки зрения переплелись между собой? Почему заговор (или его подчеркнутое отсутствие) стал практически единственной повествовательной логикой, по которой выстраиваются события?
Официальная версия о виновном в убийстве «стрелке-одиночке», отрицающая заговор, появилась очень быстро. Спустя полтора часа после убийства президента полиция арестовала Ли Харви Освальда в техасском кинотеатре в связи с убийством полицейского Дж. Д. Типпита, которое произошло примерно на полчаса раньше. В тот же вечер Освальду было предъявлено обвинение в убийстве президента.[169] Через два дня, уже после того, как сам Освальд был застрелен Джеком Руби, окружной прокурор Далласа Генри Уэйд созвал пресс-конференцию, на которой рассказал о ходе расследования. Уэйд заявил, что несколько свидетелей видело Освальда в «снайперской берлоге» на складе школьных учебников, а на спрятанной там винтовке был обнаружен отпечаток его ладони. При покупке оружие было оформлено на имя Освальда, кроме того, видели, как в то утро он принес на работу какой-то длинный пакет.[170] Так что «официальная» версия о стрелке-одиночке Ли Освальде, убившем президента, сформировалась в течение двух суток. На самом деле сейчас появились некоторые доказательства, позволяющие предполагать, что Дж. Эдгар Гувер настоял на том, чтобы ФБР надавило на местную полицию Далласа и заставило ее признать, что Освальд действовал один еще до того, как были собраны улики. Возможно, Гувер опасался, что связи Освальда с разведывательными службами (по одним отчетам, неясные, под другим — явно заговорщические) могут бросить тень на Бюро.