Ирвин Уэлш - Кошмары Аиста Марабу
– Не надо, папа! – закричал я, пытаясь остановить кровь, слезы, сопли, заливавшие мне лицо.
Он отпустил Тони и погнался за мамой на кухню. Она схватила кухонный нож и заорала:
– АГА! ПОДХОДИ МУДИЛА ГРЕБАНЫЙ, Я УБЬЮ ТЕБЯ НА ХУИ!
Я побежал наверх, в их комнату, и вытащил из-под кровати дробовик. Я думал спуститься вниз и встать супротив отца с оружием в руках, но у него хватило бы дури попытаться разоружить меня, и тогда одному из нас настал бы пиздец. Я заперся с ружьем в туалете и не выходил, пока все не затихло.
Я услышал, как хлопнула входная дверь. Положив дробовик на место, я спустился и застал Тони одного.
– Мама с Джоном пошли в пивнуху. Сладкая парочка – как ни в чем не бывало. Ты пойдешь? – спросил Тони, вырубая телик.
Пойду ли я? Нет, я погружался. В глубокую жопу.
Я погружался в кошмары с аистом Марабу.
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
мы с Джеймисоном идем по узкой аллее, идем на гнусную вонь, исходящую от разлагающегося трупа отвратительной птицы. На темной аллее странно-холодно. В тени, меж зловонных мусорных куч, слышно какое-то движение. Само зло притаилось там.
– Выходи, зловредная тварь, гнусное чудовище! – кричит Сэнди в темноту. – Думаешь, у тебя получится нас обыграть?
– Ни хера у тебя не выйдет, Джонни Марабу! – зашипел я. – Мы с Сэнди знаем о твоих гнусных планах. Мы знаем, что ты хочешь уничтожить цвет, звук, веселье и радость, сопутствующие…
Слова застревают у меня в горле, когда крупная хищная птица выходит из тени.
Сэнди подался вперед, а я стою как вкопанный. На щеке я чувствую что-то мокрое и холодное. Пахнет духами, фу ты
а
а
а
что за на хуй
– Я знаю ты почувствовал это, Рой.
Мой маленький спящий принц…
корова бешеная, опять приперлась…
– Уверена, ты почувствовал, ты ощутил мой поцелуй.
Патриция. Блядь. Нашла себе игрушку, мандавоха.
– Знаешь, что я об этом думаю, Рой Стрэнг? Я думаю, тебе необходимо почувствовать, что ты кому-то нужен, что тебя любят. Впусти меня, Рой. Впусти всех нас. Ты окружен любовью, Рой. Твоя семья, твои друзья. Впусти нас.
ПОШЛА ТЫ НА ХУЙ, МАНДАВОХА!
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
но не слишком глубоко.
Чтоб не оказаться опять на грёбаной аллее лицом к лицу с Марабу. Рано еще. А пока… в тот вечер я не пошел с Тони в паб вслед за папой и мамой. Я спокойно сидел, наслаждаясь редким ощущением, что дом предоставлен мне одному. У меня было время подумать.
На работе у меня возникли небольшие проблемы. Эта корова Хэтэвэй стала выступать по поводу моих связей с кэжуалсами. Меня повязали и оштрафовали за участие в небольшом, на мой взгляд, махаче, который газеты окрестили «уличными беспорядками». Хэтэвэй вызвала меня в кабинет Колина Спроула.
Спроул был нервным парнем с измученным видом. Когда я пришел устраиваться на работу, именно он проводил со мной интервью. Он всегда проявлял себя как справедливый чел. То, что Хэтэвэй заставила его устроить этот цирк уродов, было яснее ясного.
– Мм… здравствуй, Рой. Мы тут с Джэйн хотели переговорить с тобой.
Хэтэвэй фальшиво улыбнулась, оскалившись, как перед фотокамерой. Я кивнул.
– Ты отличный работник, – начал Спроул, – первоклассный специалист, – он просиял едва не благоговейной улыбкой и недоверчиво покачал головой: – Я до сих пор не пойму, как тебе удалось внедрить это оповещение с перекрестной географической ссылкой в систему SS 3001. Это было гениально.
Я залился краской, ощутив прилив благодарности и одновременно возмущения, и уже собирался что-то сказать, как вдруг увидел лицо Хэтэвэй. Она была в ярости и едва себя сдерживала.
– Да, неплохая работа, – живо сказала она, – но я уверена, что Рой помнит о той неоценимой поддержке и помощи, которую ему оказал весь коллектив.
Вранье. Программу я разрабатывал один. Но я промолчал.
– Ну да, конечно, – кивнул Спроул. Лицо Хэтэвэй приняло лукавое выражение.
– Видите ли, мы хотим, чтобы наши служащие преуспевали в «Скотиш Спинстерс», развивались вместе с нами. Вы ведь понимаете, не так ли, Рой?
– Ну да, – отвечаю. Спроул добродушно улыбнулся:
– Нашей организации уже много лет, и мы придерживаемся старых принципов, в чем-то мы консервативны… может быть, даже слишком… –он посмотрел на Хэтэвэй, ища поддержки, но она лишь бросила гневный, осуждающий взгляд, – …но между тем… – он нервно закашлялся, – …между тем ты превосходно выполняешь свои обязанности. Чем ты занимаешься вне этого здания, в нерабочее время, – это твое личное дело… однако…
Хэтэвэй зловеще улыбнулась:
– До нашего сведения дошло, что ты являешься членом банды футбольных хулиганов.
– Да ну? – удивился я. Банда футбольных хулиганов. Ах ты, жирная лесба, дура, мать твою.
– Мы не хотим тебя ни в чем обвинять, Рой. Просто вокруг тебя распространяются всякие слухи, слухи, которые могут пагубно повлиять на твою будущую карьеру, – сказал Спроул.
– Ну да, я иногда хожу на футбол. Но я никогда ни во что не ввязываюсь.
– Рой, – угрожающе заговорила Хэтэвэй, – о вас пишут в газетах: вы сломали человеку челюсть.
Я бросил на нее усталый взгляд и понимающе закачал головой:
– Меня уже достали эти сплетни. Да, мы с друзьями поехали в Глазго на футбол. Болельщики, бывает, грубо себя ведут; какие-то пьяные стали плеваться в нас, услышав наш эдинбургский говор. Мы просто отошли, но один из них пошел за нами и стал бить меня. Защищаясь, я резко ударил его. К сожалению, полицейский стал свидетелем только этой части происшествия. Ничего удивительного в том, что стрэтклаидская полиция предпочла версию местного жителя показаниям эдинбуржца. Однако я считал, что мои сослуживцы будут более расположены интерпретировать это сомнительное происшествие в мою пользу.
У Спроула загорелись глаза, а губы растянулись в довольной ухмылке. Хэтэвэй выглядела подавленно. Она хотела, чтобы старый, прожженный гопник Рой Стрэнг сам вышиб из-под себя табуретку, ан нет, – я не собирался доставлять ей такое удовольствие.
На следующей неделе меня повязали в Мидлсбурге на матче английской второй лиги. Мы приехали туда немного пошалить. На матче «Хибс» – «Сэйнт Джонстоун» ничего интересного не произошло. Наша банда легко бы справилась с этими ананюгами из фирмы «Фэир-сити». Мы поехали на Юг просто поразмяться, разворотили какой-то паб, я покоцал одного мудака.
Помню, Лексо говорит бармену:
– Восемь Беке, приятель. – И тут он заметил, что к пабу подкатил целый автобус скарферов. – Нет, пусть будет Гролш, – сказал он и подмигнул мне. – Бутылки потяжелее будут.
Потяжелее – спору нет.
Слава Богу, это не попало в шотландские газеты. Что ж, похоже, все улажено. Все прошло как надо, думал я, наслаждаясь одиночеством, пиная Уинстона II.
– Я не какой-то там мальчиш-плохиш, правда, Уинстон? Нет! Рой хороший мальчик, паинька, он компутеры починяет. – За окном громыхнул фейерверк. Уинстон II заскулил и забился под сервант. Был канун Дня Гая Фокса. Уинстон не переносил фейерверков. Над этим стоит поразмыслить. Меня не оставляло желание порешить этого сучьего пса, я хотел расправиться с ним как можно скорее.
Вечером мама, папа и Тони приперлись на рогах. Ким пришла позже: вниз по шее багровые следы засосов, выражение лица еще более бессмысленное, чем обычно.
– Надо было принести ему чипсов, он, видать, проголодался, – пошутил Тони.
Она смущенно прикрыла шею и улыбнулась:
– Ах, это? Вы заметили? Неужели так видно?
Отец был сердит, но ничего не сказал. Он сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Когда Ким пошла спать, он сказал Вет:
– Ты должна поговорить с этой девицей. Она ведет себя как шлюха, знаешь-понимаешь, поблядушка…
– Да не будь ты дураком, Джон, Господи, она ж просто молодая.
Потом мама пошла спать, оставив нас с Джоном и Тони в гостиной. Джон растроганно посмотрел на нас, казалось, он готов заплакать.
– Вот это женщина, ебать-колотить. Ваша мать, – он показал пальцем на меня, потом на Тони, – ваша мать. Великая женщина, лучше на земле не сыщешь. – Он заговорил громче: – Помните об этом! Чем бы вы ни занимались, вы всегда должны относиться к ней с уважением, вот именно, с уважением. Ведь лучшей женщины вы не встретите за всю свою гребаную жизнь, ебать-колотить! Вот какая у вас мать!
– Да, пап, мама у нас что надо, – хмуро подтвердил я, а Тони поддакнул:
– Так и есть, Джон, лучше мамы не найти.
Отец встал и подошел к окну. Голос стал надрывным, интонации издевательскими, когда, высунувшись наружу чуть не по пояс, он заорал:
– Я знаю, за кого нас тут держат! Суки! Знаю я этих мудил. А сами-то кто? Я вам скажу, ебать-колотить, кто вы такие! Мусор! Чмо голимые! Говна вы не стоите! – понесло папу.
Его всегда клинило на соседей, он дошел до того, что стал собирать досье на жителей нашего дома и дома напротив. Он даже купил себе компьютер у одного приятеля из «Командора» и заставил меня научить его создавать и хранить файлы на соседей. У меня не было желания поощрять его параноидальные затеи, но отказ в сотрудничестве повлек бы за собой большой скандал. Отец следил за соседями, как они приходят-уходят, и записывал их modus operandii в свои файлы. Некоторые из них со временем стали весьма подробными.
