Заза Бурчуладзе - Adibas
У входа в Верийский парк подметает дворник. Черными густыми волосами и большими усами он чем-то смахивает на Бенисио дель Торо в роли доктора Гонзо. Принятая вчера кислота некстати напоминает о себе. Не пойму, беспилотный самолет-разведчик или просто чайка кружится над Дворцом шахмат. Объект выделывает такие же геометрические па, как муха под люстрой.
Голос диктора действует мне на нервы, но все равно остаюсь между киоском и жигулями. Отсюда удобнее всего следить за летающим объектом. В какой-то момент он как будто видит меня. Сначала поднимается, потом резко пикирует и исчезает где-то за деревьями.
«…российские военные катера только что приступили к патрулированию реки Кура от Мцхета до Гардабанского шоссе…», – слышно из такси.
Вскоре разведчик снова показывается из-за Дворца. Наблюдает оттуда за мной. Затем медленно летит в мою сторону. Опознанный летающий объект. В конце концов подбирается настолько близко, что вижу собственное отражение в объективе камеры на его носу. Под крылом, ломаным, как у чайки, – надпись красными буквами – (РФ)-08. Стою неподвижно. Он как будто чувствует во мне родственную душу. Снова начинает кружить вокруг. Временами так же неожиданно меняет направления, как 3D часы на мониторе скринсейвера. Летает почти беззвучно. Вижу только, как при зуме скользят линзы по объективу. Вдруг (РФ)-08 зависает в воздухе, линза расширяется как зрачок.
– Еб твою мать! – слышу из-за спины.
Поворачиваюсь так быстро, что чувствую резкий запах своей подмышки. Размахивая метлой, дворник стремительно приближается ко мне. Инстинктивно отпрыгиваю и закрываю лицо ладонями. В руках храброго воина метла превращается в грозное оружие. Поздно соображаю, что дворнику не до меня – он замахивается на (РФ)-08, но аппарат молниеносно отскакивает в сторону. Дворник рассекает метлой, как джедай – световым мечом, но (РФ)-08 все же быстрее. Наконец аппарат разворачивается, улетает обратно к Дворцу. Дворник вслед грозит метлой.
– Все равно маму твою выебу! – цедит сквозь зубы. Потом поворачивается ко мне. – Как ты, брат? – спрашивает сочувственно.
Тяжело дышит. Так глаза не горели даже у тех истых православных, которые в прошлом году с крестами в руках ворвались на Шардени в «Number 1» на костюмированный хеллоуин и учинили расправу над вампирами .
Дворник выглядит полностью непредсказуемым и бесконтрольным. Взгляд – одновременно проницательный и недоверчивый, клинтиствудский. Подходит так близко, что вижу волосы, торчащие из его ноздрей. Ноги у него широко посажены, буквой П. Если и обосрется, они останутся чисты. Настойчиво смотрит мне в глаза, будто хочет что-то там прочитать.
– Хорошо, – успокаиваю. – Хорошо.
– Ты уверен? – Осматривает меня с головы до ног.
– Да. – Поскольку смотрит на меня с подозрением, повторяю: – Да. Уверен.
– Надо тебе провериться. – Пыхтит. – Наверное, облучил тебя этот ебаный в рот. – Кладет метлу себе на плечо.
Облучил? Его предположение звучит угрожающе. Как ультиматум Борна в фильме «Ультиматум Борна».
– Не-а, – говорю. – Не успел бы.
Только сейчас замечаю, что в его живот вмонтирован небольшой экран размером с окно «Ютуба». Этакий телепузик. В углу экрана надпись: Press here to enter full screen mode. Нажимаю. Все отъезжает назад: улица, жигули, дворник… как будто меняется и молекулярная система воздуха, на уходящее в перспективу изображение накладывается эффект сепии, и оно становится «зернистым», как поверхность фотографии.
Таращусь с интересом на экран. Изображение периодически теряется в крупных пикселях. Сначала появляется капот черного мерседеса. К одному крылу машины прикреплен грузинский, а ко второму – польский флаг. Мерседес мчится в сторону Тбилиси по трассе аэропорта. Через лобовое стекло видно, что впереди движется эскорт. Объектив оператора трясется. На секунду в кадре появляются президент Польши Лех Качинский и несколько здоровых амбалов из его охраны. Камера снова показывает капот. Вот-вот должен мерседес поравняться со зданием «BP», как вдруг передние машины эскорта попадают под автоматный огонь, одновременно с разных сторон. Первая машина летит по инерции, врезается в ограду трассы. Изрешеченное лобовое стекло второй машины окрашивается красными кляксами. Третья – взрывается на месте. Горят салон и колеса… великолепная операторская работа! Секула и Камински отдыхают. Кадр трясется – застревает на пару секунд. Из капота мерседеса валит белый дым. Машина, из которой идет съемка, вдруг останавливается. Оператор резко крутит объективом. Со стороны «ВР» бегут боевики. Один из них направляет автомат на камеру, другие стреляют в воздух. На головах черные маски. Фокус расплывается. Один из боевиков слегка прихрамывает – уже неплохо приноровился к своему протезу. На лбу у него зеленая лента с белым крученым узором, похожим на логотип «Аль-джазиры». В руках черный кожаный кейс.
Боевики выкидывают пассажиров из мерседеса. Изображение ненадолго исчезает. В следующем кадре – Качинский на коленях посреди трассы. Руки за головой. Там же двое из охраны, тоже на коленях. Оператор максимально зуммирует на лицо Качинского. Хромой завязывает президенту руки за спиной синтетической веревкой, а рот заклеивает пластырем. Открывает кейс. Делает Качинскому знак головой. Тот встает и, словно по заранее отрепетированному сценарию, покорно садится в кейс. Хромой закрывает чемоданчик. Подъезжает военный «Виллис». Хромой запрыгивает в машину, ставит кейс себе под ноги. Боевики резко и жестоко бьют по лицам охранников прикладами автоматов. Видимо, достается и оператору – в кадре мелькает обшарпанный военный ботинок боевика. Крупный план. Изображение расплывается.
Видение исчезает. У входа в парк дворник снова подметает, водитель жигулей так же лежит в кресле. Только руки у меня немеют, и в ушах начинает звенеть.
На остановку подходит автобус № 21. Девочка 10–12 лет упирается носом в стекло, стекло вокруг ноздрей запотело. Смотрит мне прямо в глаза. На ней большие идиотские очки. Никто не выходит. Двери с сопением закрываются. На автобусе надпись большими буквами: «СЛЕДУЮЩАЯ ОСТАНОВКА – НАТО». Текст сопровождают два братающихся флага – пятикрестный Грузии и векторный – Нато. Совершенно постгиперреалистичный слоган. The simulation of something that will never really happen . Симуляция того, что не случится никогда. Автобус, дребезжа, отъезжает. Девочка не сводит с меня глаз.
04. Могу спрыгнуть
Стою у Михо на балконе. В одной руке сигарета, в другой – стакан: на донышке остатки коктейля. Kлассика на все времена – водка-мартини. Смотрю на улицу. Второй этаж, легко можно спрыгнуть. Балконная дверь открыта. Из динамиков доносится разреженный минимал. Словно кто-то работает бормашиной – ощущение, что пришел к стоматологу. В комнате Михо и Нина трахаются. Еще и просят снять их на камеру.
– Иди, ну, – зовет Михо. – По-братски.
– Иду.
Лучше б им не втягивать меня в эту историю. В конце концов, моя бывшая подруга дает моему же другу. Всего неделя, как мы с Ниной расстались. Коротко, без разборок. Иногда слова не нужны. И так все ясно. Не ссорились, черная кошка недоразумения не пробегала между нами, не возникала из ниоткуда Великая Китайская стена… все гораздо проще. Не думал, что такие вещи в жизни происходят, что со мной так будет. Заезженные штампы выскакивали сами, как поджаренный хлеб из тостера. Без эмоций, как роботы: «я не достоин тебя… и я тебя недостойна… все равно буду любить тебя… я тоже…» Как будто и не были вместе четыре месяца. А сегодня она уже Михо дает. Может, и до этого давала? Разве узнаешь, кому, когда и как давала Нина.
Интересно, успел ли Михо вникнуть в особенности ее вагины и напоминает ли ему секс с Ниной игру с огнем. Лично я всегда держался настороже в отношениях с Ниной, но особенно – в постели. Ее вагина всегда напоминала бермудский треугольник: по поверхности все как бы гладко, а на деле – бездна неожиданностей. Шейка настолько чувствительна и эластична, что она может сжать ее до размера игольного ушка, или наоборот – растянуть с южных гор до северных морей. О губках вообще молчу. Если понадобится, воспользуется ими как садовым секатором.
– Ты ведь не ревнуешь? – спрашивает Нина.
Ставлю стакан на балконный бортик. Поворачиваюсь. Стоит на четвереньках, сиськи слегка трясутся. Отсюда не заметны первые признаки целлюлита на бедрах. Смотрит в лицо. Брови как у Фриды Кало – густые и сросшиеся.
На голом и сильном Михо черные солнцезащитные очки. Качается в такт музыки и медленно нажаривает Нину сзади. Крепкими мышцами, рельефным животом, сильной челюстью и коротко стриженными светлыми волосами смахивает на универсального солдата из фильма «Универсальный солдат».
С постера на стене щерится леджеровский Джокер. На столе у зеркала лежит смятый бумажный пакет «Донатов Скрябина» и раскрытая коробка с недоеденным краешком пиццы, сиротливым огрызком колбасы и бычком сигареты. Почему французскую кондитерскую назвали именно «Донатами Скрябина», не знаю. Может, сам пекарь по фамилии Скрябин?
