Дмитрий Лекух - Ангел за правым плечом (ОколоФутбол)
– И это тоже, – киваю.
Он понимающе хмыкает.
В его систему координат такая пробивка вполне укладывается.
– Хорошо, – соглашается, – будем играть в открытую. К тому же карты все одно у тебя на руках. Начальник, он всегда прав. А если не прав – смотри вышеизложенное…
Я жму плечами.
Это – не мудрость, это – глупость.
Мы оба это прекрасно понимаем, и руководствоваться этой хренью ни он, ни я по этой жизни отнюдь не собираемся.
Обычная ритуальная формула, ничего более.
– Значит, так, – говорит уже серьезнее, возя кончиком полупогасшей сигареты по дну пока что почти идеально чистой хрустальной пепельницы, – что у меня есть. Бывшая жена не последнего человека в медиа-мире, пребывающая с ним в фактическом, но юридически не оформленном разводе, попадает в аварию. С человеческими жертвами. И тут не так уж и важно, кто кого обгонял и кто кого подрезал. Потому как дамочка весьма известна в стрит-рейсерских кругах Москвы в качестве крутой нелегальной гонщицы. Что-то там такое даже выигрывала, я в этих полукриминальных примочках не слишком сильно рублю. Да и какая разница, в конце-то концов? И в этот раз она тоже была, как они говорят, «на трассе», или «в челлендже». Гонка в тот день имела место быть, совершенно точно. И она в ней не просто участвовала, а даже лидировала на первых этапах. Я проверял в Интернете, там эти идиоты даже состав участников не потерли. Сопляки. Мажоры малолетние. Если прижать организаторов как следует, сдадут любую инфу, которая нам только может потребоваться. Ну да это – неважно…
Я делаю первый глоток из принесенной официантом чашечки крепчайшего эспрессо, закуриваю очередную сигарету, лениво интересуюсь:
– А что тогда важно, по-твоему?
Он морщится.
– Не пробивай меня, Дэн, не надо. Мы с тобой в конце-концов с универа друг друга знаем. Я когда-нибудь тебе дуру гнал?
Я успокоительно поднимаю ему навстречу открытую ладонь.
– Не напрягайся, – говорю. – Это я так, для связки слов. Продолжай, пожалуйста…
Он одобрительно хмыкает.
Думает, что одержал первую победу.
Идиот.
– Так вот, – продолжает, – это все не важно. Куда интереснее дальнейшее. Следствие неожиданно приходит к выводу, что дамочка шла по трассе без превышения скорости. И это во время нелегальной уличной гонки, в которой здоровые мужики таблетки жрут горстями, чтобы не блевать от перегрузок! И что ее кто-то якобы подрезал. Даже, типа, вмятина небольшая от столкновения осталась. Подрезавший причем, скотина такая, естественно, скрылся с места происшествия! И, гад такой, ни подтверждать, ни опровергать причину аварии, само собой, не собирается. То есть – все в порядке, имеет место быть тривиальный несчастный случай. С кем не бывает. Дело, естественно, готовят к закрытию. С соблюдением всех юридических формальностей, разумеется…
– А что, – усмехаюсь, – если все так в действительности и было, как ты только что нарисовал? И подрезали, и превышение скорости не доказуемо, и несчастный случай?
– Самому-то, – морщится, – не смешно?!
Я опять жму плечами.
Официант ставит на стол кружку пива и виски, извиняется, что сэндвич пока не готов.
Любопытно, конечно, что такого сложного в приготовлении элементарного сэндвича, то есть по-русски говоря, бутерброда? Просто не раз замечал, что их временами дольше, чем, скажем, тот же фирменный стейк готовят.
Причем – далеко не только в этом богоугодном заведении.
Впрочем, сейчас это все совершенно не важно, разумеется…
Кир одним глотком ополовинивает кружку и сразу же просит повторить.
Официант кивает.
Я осторожно делаю маленький глоток вискарика, катаю янтарную жидкость по небу и языку, глотаю, запиваю из специального стаканчика с ледяной родниковой водой, которую в правильных местах обязательно подают к этому сорту молта.
– Да всякое, – говорю, – бывает. Я дело смотрел, сам понимаешь. Доказать иное непросто, ой как непросто будет. По документам, по крайней мере, все – чище не бывает, увы. Такая вот фигня, Кир, получается…
– А зачем, – фыркает, – нам с тобой что-то кому-то доказывать? Мы что, юристы или прокуроры какие что ли?! Факты есть, в цепочку их свести легко, так? Цепочка как версия в журналистском расследовании выглядит вполне логичной, так? А богатых и сильных в нашей стране, сам знаешь, никто не любит, так что на чьей стороне будут симпатии публики тоже не сложно догадаться. А дальше – наше дело прокукарекать, а там – хоть и не рассветай. Работа выполнена, гонорары получены. А имя на этой истории можно сделать – совершенно запросто. Причем серьезное имя. Например, как тебе такая версия, что погибший, возможно, был любовником недоразведенной дамочки, а? И, скажем, бывший муж их жестко ревновал, красиво?!
– А он что, – давлюсь очередным глоточком виски, – действительно был ее любовником?!!
– Да мне-то откуда знать?! – морщится раздраженно. – Я что, свечку держал что ли? Или совсем долбанусь и начну искать тех, кто держал? И какая, в принципе, читателям разница?! Был, не был. Может, они вообще впервые друг друга увидели, к делу-то это какое отношение имеет?! Напишем «по слухам», или «по словам хорошего знакомого гонщицы, пожелавшего остаться неизвестным», да и все дела. Версия-то красивая. Поверят, как пить дать поверят…
Я только башкой мотаю от внутреннего потрясения.
– Нормально, – говорю, – ты мыслишь…
Допиваю виски, делаю знак официанту, что хочу повторить.
Тот снова кивает.
– Да уж неплохо, – скромно соглашается Кирилл. – Там и еще, думаю, можно много жареного накопать, если хорошо постараться. Не материал получится, а конфетка. На таких себе в нашей профессии имена и делают.
Вот, вздыхаю про себя, за что я как раз и ненавижу «нашу профессию».
Но вслух говорю нечто совершенно противоположное.
– То есть, – спрашиваю, – ты предлагаешь порезвиться на недоказанных и скорее всего принципиально недоказуемых фактах? Возможно, сломать жизнь вполне себе достойным людям? И все это ради одного-единственного материала под имя?!
– А что, – интересуется, – из этой темы еще чего интересное выжать можно? Ты про этого медийщика что, что-то накопал такое? Ну там, типа того, что он с Кремлем работает? И жену свою бывшую чуть ли не через самый верх отмазывает? Через главного, да? Я, честно говоря, слышал что-то подобное. Ну так это еще лучше! Можно сделать не материал, а целую серию! Прицепить сюда же аварию с сыном министра обороны, сделать конкретную социалку насчет тех, кому «все дозволено»! Обалденно!!! А аварию этой дуры богатой использовать исключительно как прелюдию, как затравку! Дэн, ты – гений, блядь, как я сам-то до такого не додумался?!
Я снова закуриваю.
– Скажи, Кир, – спрашиваю, – а ты и вправду совсем-совсем ничего не боишься?
Он снисходительно улыбается.
– А чего тут бояться-то? – говорит. – С криминалом наш фигурант вроде как не связан, я пробивал. Интеллектуал с баблом, которое исключительно на собственных мозгах заработал. Самое сладкое, что только может быть в подобного рода ситуации. Да, даже если он и связан с чем-то таким, нам-то чего бояться? Сейчас не дикие девяностые, сейчас журналистов не валят. Он еще нам сам и охрану выделит, чтобы на него ничего такого лишнего не подумали. Сам понимаешь. Фигура почти что публичная, ему дополнительные обвинения ни к чему. Еще и деньги предлагать будет, причем, мне кажется, что немаленькие. Тут главное не пережать с самого начала. Ладно, старый, ты посиди тут немного, я до сортира добегу, а то пиво вместо головы что-то прямо в мочевой пузырь ударило…
– Хорошо, – жму плечами, – беги, разумеется…
И, как только он уходит, сразу же поднимаюсь сам и киваю официанту.
– Ты тут за вещами последи немного, а то нам с приятелем что-то приспичило. И посчитай нас заодно, вдруг убегать придется, твоего сандвича так и не дождавшись. Дела, понимаешь…
А потом, перед тем как зайти в туалет, сую сотку грина седовласому гардеробщику.
– Слышь, отец, – говорю, – ты тут проследи, чтобы в сортир за нами никто не нырнул, о’кей?
Тот только усмехается понимающе.
– Что, – спрашивает, – разнюхаться что ли решили? Не рановато?
– А тебе-то, – удивляюсь, – что за дело?
– Да нет, нет, – выставляет вперед руки, – вообще никакого. Так, черт за язык дернул. Прослежу, конечно, в самом лучшем виде-с…
– Ну-ну, – хмыкаю и захожу в сортир.
Кирилл все еще упирается сильной желтой струей в белую стенку писсуара, и я вполсилы бью его головой о кафельную стенку.
Так, чтобы, ни приведи господи, не потерял сознания.
Напугать большей частью, ничего более.
А то у меня к нему еще и разговор пока что имеется.
Но он, неожиданно, в момент удара что-то чувствует, удивленно вскидывает голову и, со всей дури приложившись о бледно-розовый кафель носом, медленно, как в кино, сползает на пол.
