Мишель Уэльбек - Карта и территория (La carte et le territoire)
Решительные поборники рыночной экономики, убежденные кормильцы Демократической партии являют собой принтом две стороны одной капиталистической медали и так же схожи, как бальзаковский банкир и инженер Жюля Верна. «Разговор в Пало-Альто», заключает Уэльбек, слишком скромный подзаголовок для такой картины; Джед Мартен имеет полное право назвать ее «Краткая история капитализма», поскольку так оно и есть.
8
После недолгих препирательств вернисаж назначили на среду, и декабря, – Мэрилин сочла, что это идеальная дата. Каталоги, напечатанные в порядке особой срочности в итальянской типографии, прибыли как раз вовремя. Получились элегантные и даже шикарные книги, – «нечего на них экономить», категорически заявила Мэрилин, которой Франц буквально в рот смотрел, вот странно, таскаясь за ней из зала в зал, как собачонка, пока она делала необходимые звонки.
Положив у входа стопку каталогов и проверив развеску полотен, они обнаружили, что им совершенно нечем заняться до открытия, назначенного на семь часов вечера, и галерист занервничал; он напялил забавную расшитую рубаху словацкого крестьянина, выпустив ее поверх черных джинсов Diesel. Мэрилин что-то еще невозмутимо уточняла по мобильнику, как ни в чем не бывало снуя между картинами, и Франц следовал за ней по пятам. It’s a game, it’s a million dollar game*.
* Это игра, игра на миллион долларов (англ.).
К половине седьмого Джед, обалдев от суеты своих сподвижников, заявил, что пойдет прогуляться, «просто погуляю, прошвырнусь на свежем воздухе, не волнуйтесь, мне полезно».
Его заявление грешило чрезмерным оптимизмом – он понял это сразу, как вышел на бульвар Венсена Ориоля. Гипермаркет «Казино» и заправка Shell были единственными заметными в округе очагами жизнедеятельности, социальными, если угодно, предложениями, призванными пробудить желание, счастье, радость. Эти местные достопримечательности Джеду были давно знакомы; долгие годы он являлся постоянным клиентом «Казино», потом, правда, переключился на «Франпри» на бульваре Л’Опиталь. Что касается заправки Shell, то ее он тоже знал как облупленную: по воскресеньям он частенько пополнял тут свои запасы чипсов Pringles и минеральной воды Нёраг, но сегодня он мог без них обойтись, после вернисажа был запланирован коктейль, все как у людей, они даже пригласили ресторатора.
И все-таки Джед зашел в «Казино» вместе с несколькими десятками других покупателей, тут же обратив внимание на очевидные усовершенствования. Возле книжного отсека, на прилавке с прессой, предлагался широкий выбор ежедневных газет и журналов. Свежая итальянская паста в ассортименте поражала своим разнообразием, ничто, судя по всему, не могло притормозить победное шествие свежей итальянской пасты; но, главное, в зоне фуд-корта появился новенький, с иголочки, великолепный салат-бар самообслуживания, причем некоторые из полутора десятков наименований выглядели более чем аппетитно. Ради этого ему захотелось сюда вернуться; ради этого ему зверски захотелось сюда вернуться, как сказал бы Уэльбек, об отсутствии которого Джед вдруг остро пожалел, стоя перед салат-баром, где несколько женщин среднего возраста с недоверчивыми минами обсуждали калорийность ингредиентов. Он знал, что писатель разделяет его пристрастие к супермаркетам, поистине супермаркетам, любил он повторять, и его мечту, чтобы в более или менее утопическом будущем в результате слияния разных сетей образовался бы единый тотальный гипермаркет, удовлетворяющий всю совокупность человеческих потребностей. Вот бы хорошо зайти вместе в обновленный «Казино» и пихать друг друга локтями, заметив целые стеллажи прежде не существовавших продуктов либо новый метод этикетирования, такой исчерпывающий и понятный!
Не нахлынули ли на него, часом, дружеские чувства к Уэльбеку? Ну это было бы преувеличением, да и вообще Джед полагал, что не способен на чувства такого рода: он прожил отрочество и первую половину юности, не попав в сети слишком пылких дружб, хотя именно эти периоды жизни считаются наиболее благоприятными для их расцвета; в общем, маловероятно, что приятельские отношения ни с того ни с сего возникнут теперь, на склоне лет. Но так или иначе Джед рад был с ним познакомиться, а главное, ему очень понравился текст Уэльбека, он даже подумал, что автор проявил поразительную интуицию, при явном отсутствии у него знаний о живописи. Разумеется, Уэльбека пригласили на вернисаж; он ответил, что «постарается зайти», из чего следовало, что шансы увидеть его близки к нулю. Когда Джед общался с ним по телефону, тот предвкушал предстоящее обустройство нового дома: два месяца назад, совершая своеобразное сентиментальное паломничество в деревню, где прошло его детство, Уэльбек обнаружил, что дом, в котором он вырос, выставлен на продажу. Сочтя это «настоящим чудом» и знаком судьбы, он тут же, не торгуясь, купил его и перевез вещи, большая часть которых, кстати, так и не была распакована, и теперь обживался. Короче, ни о чем другом он говорить не мог, и картина Джеда, судя по всему, интересовала его меньше всего; однако Джед обещал доставить ее лично через недельку после вернисажа, чтобы запоздалые журналисты успели посмотреть выставку полностью.
В семь двадцать, подходя к галерее, Джед увидел – благо, окна были огромные, – что между его полотнами прохаживаются человек пятьдесят. То есть посетители пришли к началу, видимо, это хороший знак. Мэрилин заметила его издалека и победно потрясла кулаком в его сторону.
– Тут вся тяжелая артиллерия… – шепнула она, когда он подошел. – Тяжелее не бывает…
И правда, в двух шагах от него Франц беседовал с Франсуа Пино* и его восхитительной спутницей, возможно иранского происхождения, помогавшей ему в управлении фондом. Галерист беспорядочно размахивал руками и явно был не в своей тарелке, так что у Джеда даже мелькнуло желание броситься ему на выручку, но он вовремя вспомнил то, что знал всегда и что несколько дней назад ему прямо в лицо заявила Мэрилин: он прекрасен, когда молчит.
* Франсуа Пино (род. 1936) – французский предприниматель, коллекционер и меценат. В 2010 г. занимал 77-ю строчку в списке богатейших людей планеты по версии Forbes.
– Это еще что…- добавила пиарщица. – Видишь того мужика в сером?
Она указала на молодого человека лет тридцати с умным лицом и к тому же шикарно одетого – его костюм, рубашка и галстук светло-серых тонов были подобраны с тончайшим вкусом. Он стоял перед «Журналистом Жан-Пьером Перно, проводящим редакционное совещание», довольно старой картиной, на которой Джед впервые изобразил своего героя в окружении коллег по работе. Он помнил, что она далась ему с трудом, сотрудники Жан-Пьера Перно слушали указания своего харизматичного руководителя с забавной смесью благоговения и гадливости, и он почти полгода бился над выражением их лиц. Но это полотно словно освободило его, сразу после него он взялся за «Архитектора Жан-Пьера Мартена, оставляющего пост главы компании» и прочие многофигурные композиции, местом действия которых был мир труда.
– Этот парень – персональный байер Романа Абрамовича в Европе, – сообщила Мэрилин. – Я уже видела его в Лондоне и Берлине, но вот в Париже никогда; во всяком случае, не в галереях современного искусства. Хорошо бы к концу вернисажа у тебя появились потенциальные покупатели, – продолжала она. – Их мир тесен, они сразу примутся взвешивать и прикидывать, что почем. Для чего, само собой, необходимы минимум два человека. А их тут… – очаровательная шаловливая улыбка, к изумлению Джеда, мгновенно превратила ее в девчонку, – а их тут трое… Видишь вон того дяденьку перед картиной Бугатти? – Она кивнула на пожилого человека в плохо скроенном черном костюме, с тонкими седыми усиками на измученном одутловатом лице. – Это Карлос Слим Элу, мексиканец ливанского происхождения. На вид не бог весть что, не спорю, но он заработал кучу денег на телекоммуникациях и по разным версиям занимает третье или четвертое место в рейтинге самых состоятельных людей мира. Кроме того, он коллекционер…
То, что Мэрилин называла картиной Бугатти, было в действительности «Инженером Фердинандом Пихом, посещающим производственные мастерские в Молсхайме», где выпускались «бугатти-вейрон 16.4», самые быстрые и самые дорогие автомобили в мире. Оснащенные W-образным 16-цилиндровым двигателем мощностью 1001 лошадиная сила с четырьмя турбонагнетателями, они разгоняются с нуля до 100 км в час за 2,5 секунды, достигая максимальной скорости в 407 км в час. Никакие существующие в продаже покрышки не способны выдерживать такое ускорение, и «Мишлену» пришлось специально для этой машины разработать особый состав резины.
Слим Элу простоял перед картиной по меньшей мере минут пять, почти не двигаясь, только отходил или приближался на несколько сантиметров. Он избрал, отметил про себя Джед, идеальное расстояние для созерцания картин такого формата; по всему видно, настоящий коллекционер.
