KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Контркультура » Мишель Уэльбек - Карта и территория (La carte et le territoire)

Мишель Уэльбек - Карта и территория (La carte et le territoire)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Мишель Уэльбек, "Карта и территория (La carte et le territoire)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Он минут десять изучал руководство по эксплуатации Samsung ZRT-AV2, беспрестанно качая головой, будто каждое слово только подтверждало его худшие опасения.

– Ну да, кто б сомневался, – произнес он наконец, возвращая буклет. -Хороший продукт, современный продукт, вы можете его полюбить. Но знайте, через год, максимум через два его заменят новым, с так называемыми улучшенными характеристиками. Мы сами тоже продукты – продолжал он, – культурные продукты. По нам тоже ударит моральный износ. Наш механизм функционирует по тому же принципу, правда, нам, как правило, не грозит ни техническое, ни функциональное усовершенствование; остается лишь потребность в новизне как таковой. Но это все пустяки, пустяки… – беспечно добавил он и принялся было нарезать вторую колбасу, как вдруг, застыв с ножом в руке, пропел мощным голосом: – Петь, смеяться и любить! – И широким жестом смахнул со стола бутылку, которая благополучно разбилась, ударившись о плиточный пол.

– Я уберу, – поспешно сказал Джед, вскакивая.

– Да ладно, бросьте, ничего страшного.

– Ну как же, везде осколки, можно порезаться. У вас есть швабра? – Он осмотрелся. Уэльбек кивал, не отвечая. В углу кухни Джед увидел метелку и пластиковый совок.

– Сейчас открою еще одну бутылку… – пообещал писатель. Он встал, пересек кухню, выписывая кренделя между осколками, которые Джед пытался худо-бедно вымести.

– Мы и так уже перебрали… Лично я все снял, что хотел.

– Бросьте, не уйдете же вы сейчас! Праздник только начинается… Петь, смеяться и любить! -- затянул он снова, опрокинув стакан чилийского. – Фукра Булду! Бистрой! Бистрой! – с убеждением добавил он. Некоторое время назад у прославленного писателя появилась привычка употреблять странные слова, устаревшие или нарочито исковерканные, а то и детские неологизмы на манер капитана Хэддока*. Его немногочисленные друзья, например издатели, прощали ему эту слабость, как прощают почти всё опустившемуся старику с закидонами.

* Капитан Хэддок – персонаж комиксов «Приключения Тинтина».

– Богатая идея мой портрет написать, вот уж…

– А что? – удивился Джед. Он наконец собрал с пола все осколки, ссыпал их в мешок для строительного мусора (у Уэльбека явно других не водилось) и, сев за стол, взял кружок колбасы. – Знаете… – продолжал он, не сдаваясь. – Я твердо намерен написать хорошую картину. Последние десять лет я пытался изображать людей из разных слоев общества, от торговца кониной до гендиректора многонациональной корпорации. Единственную неудачу я потерпел с художником, а именно с Джеффом Кунсом, уж не знаю почему. Да, еще я запорол священника, не понимая, с какой стороны за него взяться, но с Кунсом было хуже, я начал его писать, но вынужден был просто уничтожить картину. Я не хочу застревать на этой неудаче, а вы у меня получитесь, мне кажется. Что-то есть в вашем взгляде – не знаю что именно, – но мне кажется, я смогу это что-то передать…

Внезапно в сознании у Джеда промелькнуло слово страсть, и он перенесся на десять лет назад, в их последние с Ольгой выходные на Троицу. Воскресным вечером они сидели на террасе замка Во-де-Люньи, перед ними расстилался огромный парк, легкий ветерок шевелил кроны деревьев. Смеркалось, погода стояла идеально теплая. Ольга, всецело поглощенная созерцанием паштета из омара в своей тарелке, уже целую минуту не произносила ни слова, а тут, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

– Скажи-ка, ты знаешь, почему нравишься женщинам?

Он пробормотал что-то невнятное.

– А ты нравишься женщинам, – настаивала она, – полагаю, ты не будешь со мной спорить. Ты довольно хорош собой, но дело не в том, красота – это мелочь. Нет, тут иное…

– Скажи.

– Все очень просто – у тебя пронзительный взгляд. Страстный взгляд. Вот что женщинам нужно прежде всего. Они западают на мужчин с энергией и страстью во взгляде.

Дав ему время обдумать это, Ольга отпила глоток мерсо, попробовала закуску.

– Разумеется, – сказала она чуть позже с еле заметной печалью в голосе, – мужская страсть может относиться не к ним, а к произведению искусства… но женщины об этом и не догадываются… во всяком случае, вначале.

Десять лет спустя, вглядываясь в Уэльбека, Джед понимал, что в его взгляде тоже светится страсть, скорее даже одержимость. Наверное, он сам был объектом любовных страстей, не исключено, что бурных страстей. Да, исходя из того, что он знал о женщинах, Джед вполне допускал, что они могут втюриться в сидящую перед ним истерзанную развалину, которая, мелко тряся головой, поглощала деревенский паштет и, казалось, чихать хотела на все, что хоть отдаленно напоминает любовные отношения, да и любые человеческие отношения вообще.

– Да, я не питаю особых братских чувств к роду человеческому… – Уэльбек словно прочел его мысли. – Я бы даже сказал, что мое чувство принадлежности к нему с каждым днем слабеет. Но тем не менее ваши последние работы мне нравятся, хотя на них и изображены человеческие особи. В них есть что-то… всеобщее, что ли, выходящее за рамки случая из жизни. Ладно, не будем забегать вперед, а то я так ничего и не напишу. Кстати, не страшно, если я не закончу текст к концу марта? Я правда сейчас не в лучшей форме.

– Никаких проблем. Мы перенесем открытие выставки; подождем, сколько потребуется. Знаете, вы стали крайне важным для меня человеком, причем это произошло ужасно быстро, никто еще никогда не производил на меня такого впечатления! – воскликнул Джед, чрезвычайно оживившись. – И знаете, что любопытно… – продолжал он уже спокойнее, – считается, что портретист обязан подчеркнуть незаурядность своей модели, уловить некую уникальность личности. В каком-то смысле я так и поступаю, но при этом я склоняюсь к мысли, что люди отличаются друг от друга гораздо меньше, чем принято думать, и когда я пишу анатомические детали лица, мне кажется, что этот пазл я уже собирал. Я прекрасно знаю, что человек является героем романа, great occidental novel*, а также одной из главных тем живописи, и все же не могу избавиться от мысли, что люди сильно обольщаются, полагая, что так уж несхожи между собой. Общество все слишком усложняет, навязывая нам бесконечные различия и деление на категории.

* Великого западного романа (англ.).

– Да, в этом есть что-то византическое… – охотно согласился автор «Платформы». – Но я не думаю, что вы портретист. На хрен нам сдался портрет Доры Маар Пикассо? В любом случае Пикассо – это сплошное уродство, он пишет искаженный до безобразия мир, потому что безобразна его собственная душа, о Пикассо нечего больше сказать, и незачем снова и снова выставлять его картины, с него как с козла молока, у него нет никакого света, никакой новой организации цветов и форм, да у Пикассо вообще нет ничего, заслуживающего внимания, сплошь чудовищная глупость и приапическая мазня, которая если кого и возбудит, то только старперов на седьмом десятке с кругленьким счетом в банке. Портрет, скажем, Пупкина из Купеческой гильдии кисти Ван Дейка – другое дело. Потому что Ван Дейка интересует не Пупкин, а Купеческая гильдия. Короче, я именно так понимаю ваши работы, но возможно, это все не в ту степь, так что если вам мой текст не понравится, выкиньте его в помойку. Извините, я становлюсь агрессивным, грибок проклятый замучил…

И на глазах опешившего Джеда он принялся так яростно расчесывать ступни, что выступили капельки крови.

– У меня микоз, бактериальная инфекция, атопический генерализованный дерматит – это настоящая инфекция, я гнию на корню, а всем плевать, никто не может мне помочь, медицина меня забросила без зазрения совести, так что мне остается? Чесаться, чесаться без передыху, вся моя жизнь превратилась в нескончаемый процесс чесания.

Наконец он с облегчением выпрямился и добавил:

– Я немного устал, наверное, мне пора отдохнуть.

– Ну разумеется! – Джед поспешно поднялся. – Я и так страшно вам благодарен, вы уделили мне столько времени, – произнес он с ощущением, что еще дешево отделался.

Уэльбек проводил его к выходу. В последний момент, когда Джед уже готов был нырнуть в ночной мрак, он услышал:

– Знаете, я начинаю понимать, что вы делаете, и знаю, к чему это приведет. Вы хороший художник, не вдаваясь в подробности, можно так сказать. Меня тысячи раз фотографировали, но если одному моему изображению суждено остаться в веках, то это будет ваша картина. – Внезапно он улыбнулся мальчишеской и на сей раз действительно обезоруживающей улыбкой. – Видите, живопись я принимаю всерьез, – заключил он. И закрыл за собой дверь.

5

Джед споткнулся о детскую коляску, еле устоял на ногах, схватившись за рамку металлоискателя, и отступил, вновь заняв свое место в очереди. Кроме него тут стояли сплошь семейные пары с двумя или тремя детьми. Перед ним блондинчик лет четырех скулил, непонятно чего требуя, потом вдруг с диким воплем бросился на пол, буквально задрожав от ярости; его мамаша измученно переглянулась с мужем, и тот попробовал поднять упрямого засранца. «Роман невозможно написать, – сказал ему накануне Уэльбек, – по той же причине, по которой невозможно жить: из-за накапливающихся на шее камней. И все теории свободы, от Жида до Сартра, по сути, не что иное, как аморализм, придуманный безответственными холостяками. Такими, как я», – заключил он, берясь за третью бутылку чилийского вина.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*