Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин
Мы уже полгода были вместе, и это было нашей единственной лаской. Когда мы ещё только познакомились с Детлефом, я уже знала, какими грубыми могут быть парни. И я ему сразу сказала: «Послушай, я – девственница. И я хотела бы дать себе ещё немного времени… Просто хочу постарше стать».
Он меня понял, и мне не пришлось терпеть от него никаких насмешек или, там, ёрничества. Я была для него не просто подругой, с которой можно поболтать о том, о сём, но ещё и ребёнком – в мои-то четырнадцать лет… Детлеф вообще удивительно хорошо чувствовал людей… И он чувствовал, чего я хотела, что могла, а что нет. Както в октябре я попросила у мамы противозачаточные таблетки. Она выдала их мне сразу и без разговоров, потому что, конечно, думала, что мы уже давно спим с Детлефом, хотя я говорила и ей, что между нами ещё ничего не было, – но тут она была очень недоверчива.
Короче говоря, я взяла у неё эти пилюли, правда не говоря ничего Детлефу. Как-то я ещё боялась, не знаю… В одну из суббот октября я пришла в квартиру Акселя, и увидела, что он застелил свежим бельём свою кровать. Я удивилась – раньше это ему в голову не приходило… Его кровать была чуть шире, чем та, в которой спали мы с Детлефом, и Аксель сказал, что это просто ерунда: он нежится и потягивается в своей огромной кровати, в то время как мы с Детлефом ютимся на каких-то нарах. Решено: мы должны спать на его кровати.
В тот день в квартире царила вообще какая-то необыкновенная атмосфера…
Детлеф вдруг сказал, что мы могли бы, собственно, и прибрать немного, и все с воодушевлением принялись за уборку. Я сразу же распахнула все окна, что нашлись в квартире, и когда свежий воздух заполнил комнату, стало ясно, в какой же вони мы жили до сих пор… Нормального человека, попади он к нам, моментально вынесло бы за дверь зверским букетом ароматов крови, сигаретных бычков, и гниющих консервов.
Теперь нас обуяла настоящая уборочная лихорадка. Все огромные кучи мусора были подняты с пола и погружены в мешки. Я пропылесосила всю квартиру и вычистила птичью клетку, о решётки которой всё время пачкался волнистый попугайчик. Попугайчика сослала в эту берлогу мать Акселя. Её друг, видите ли, не любил птиц, но Аксель-то вообще их ненавидел! Когда попугайчик с тоски начинал чирикать, Аксель бил кулаком по клетке, и бедная птица начинала метаться как сумасшедшая. Мама Акселя иногда приносила корм, и я засыпала попугаю достаточно зерна на всю неделю. Я даже купила ему стеклянное блюдечко для воды…
Ну, в общем, всё было по-другому в этот вечер… Детлеф, поцеловав меня, не отвернулся. Мы лежали и смотрели друг на друга. Так прошел час, потом он спросил:
«Хочешь в следующую субботу спать со мной?» Я сказала: «Окей!» Я всегда боялась этого вопроса. Теперь, когда Детлеф спросил, я была просто счастлива! Я сказала: «Окей. Но с одним условием. Никакого героина в следующую субботу… Вдруг мне это не понравится. Или наоборот, понравится, но только потому, что я буду под кайфом. Я хочу быть чистой… И ещё я хочу, чтобы ты тоже знал, как это со мной – без героина». Детлеф сказал: «Договорились». Он поцеловал меня на ночь, и мы заснули, отвернувшись друг от друга…
* * *В следующую субботу мы не прикасались к порошку. Квартиру к тому времени уже снова засрали, там воняло, как и прежде, но наша постель была застелена свежим бельём и просто сияла белизной. Когда мы разделись, у меня появился лёгкий страх.
Мы долго лежали рядом, практически не шевелясь. Девочки из моего класса рассказывали мне, как это в первый раз. Как парни со всей силой втыкали в них свой член и не останавливались, пока не кончат. Девочки говорили, что в первый раз это просто зверски больно. С теми, кто лишил их девственности, многие абсолютно не хотели встречаться больше. Я сказала Детлефу, что я хочу пережить это совсем подругому, чем мои одноклассницы.
Он сказал: «Окей, малышка».
Мы тихо ласкали друг друга. Детлеф вошёл в меня, и мы начали. Если мне становилось больно, Детлеф чувствовал это, и мне не приходилось орать.
Я подумала: «Кристина – всё-таки у него есть право сделать тебе чуть-чуть больно!
Он же полгода ждёт!» Но Детлеф не хотел делать мне больно. Мы были одно целое с ним. Я так любила его в тот момент, лежа одеревеневшая на кровати… Детлеф тоже не двигался. Он понимал, что я просто ничего не соображаю, что я полностью готова от страха и счастья.
Детлеф вышел из меня, и мы обнялись. Это всё было просто чудесно. И я думала, как мне всё-таки повезло с ним! Нет, я просто не заслуживала такого парня! Такого, который думает только о тебе. Такого, который спит с тобой в первый раз и не старается кончить. Потому что в первый раз всё – только для тебя! Я вспомнила Кати, который просто полез мне между ног тогда в кино… Нет уж, я была рада, что дождалась Детлефа, и теперь принадлежала только ему. Я так его любила, что меня снова охватил страх. Страх перед смертью. Я повторяла себе только одно: «Не хочу, чтобы Детлеф умер, не хочу, чтобы Детлеф умер…» И я сказала ему, когда мы лежали, обнявшись: «Всё, Детлеф, мы прекращаем колоться!» Он сказал: «Да, да – ты не должна стать задвигой…» Он поцеловал меня. Потом мы медленно отвернулись, и заснули – спина к спине…
Я проснулась, почувствовав руки Детлефа. Было достаточно рано. Сквозь шторы проникал серый свет. Мы ласкали друг друга, а потом снова заснули. Теперь я знала, что спать с Детлефом – хорошо.
В понедельник из школы я понеслась прямо на вокзал. Детлеф был там. Я отдала ему свой бутерброд и яблоко – он был голоден, а меня чудовищно кумарило, после того, как я уже три дня не кололась. Я спросила Детлефа: «У тебя есть для меня?» Он сказал: «Нет, ничего ты от меня не получишь. Я просто не хочу… Ты мне нравишься. Я не хочу, чтобы ты была игловой».
Тут я вскипела! Меня кумарило, и я замычала: «Эй, старик, по-моему ты уже спятил! У тебя зрачки, как булавки! Посмотри на себя, ты же полностью обдолбан. И ты говоришь мне, что я должна оставаться чистой! Сначала слезь сам, а потом поговорим! И не говори мне больше такого говна, скажи просто, что тебе жалко, что ты сам всё хочешь продвигать».
Я его просто прибила. Порошок у него был – я знала это. Он сдался, наконец, и сказал: «Хорошо, малышка, мы съезжаем вместе». Последнего фраера он сделал для меня…
То, что мы спали вместе теперь, многое изменило для меня. Так хорошо на вокзале я себя не чувствовала больше. Теперь мне стало понятно, что же это такое – его работа. Теперь я точно знала, чего хотели все эти балбесы, болтая со мной. Трахаться!
Ну да – как мы с Детлефом! Конечно, я и до того представляла себе, о чём идет речь, но то были все такие абстрактные знания. А теперь это означало всё самое нежное и интимное между мной и Детлефом. От фраеров меня тошнило… То, что там творилось на вокзале, было просто уму непостижимо: идти в кровать с каким-то омерзительным, вонючим эмигрантом, пьяным и толстожопым, с потной лысиной – трахаться! И мне не доставляло уже никакого удовольствия, когда эти фраера пытались со мной заговаривать. Теперь я просто не находила для них пи одного приличного слова! С отвращением отворачивалась или по-настоящему нападала на них. Я пропиталась страшной ненавистью к голубым! Просто поубивала бы этих уродов! И я пыталась не думать о том, что Детлефу приходится быть с ними ласковым и вежливым.
И всё-таки каждый день после школы я приходила на вокзал, потому что там был мой Детлеф… После того, как он обслужит клиента, мы шли на галерею, сидели там, и я пила какао. Иногда дела на вокзале шли совсем из рук вон. Бывали такие слабые деньки, когда даже Детлефу с трудом удавалось заработать на нас двоих…
На вокзальных галереях через Детлефа я познакомилась и с другими «работничками», с ребятами, которых поначалу сторонилась. Многие из них были совершенно уже убиты героином, и им приходилось непросто в деле. Все – старые нарки, которыми я так восхищалась раньше…
Детлеф говорил, что это его друзья. И добавлял, что нужно быть повнимательнее с этими друзьями. Эти нарки шатались там как потерянные, им позарез нужен был героин, и у них никогда не было денег. Этим друзьям и обмолвиться нельзя было, что у тебя есть деньги или порошок – не дай бог! Иначе ты рисковал быть избитым и ограбленным. Они кидали не только фраеров, но и друг друга при случае…
Ну, теперь мне было ясно, что же такое героиновая сцена, так пленившая меня раньше… Теперь я была практически в самом центре этой сцены.
Друзья Детлефа часто мне говорили: «Слушай, девушка, прыгай – ты ещё слишком молода. У тебя получиться! Тебе просто нужно расстаться с Детлефом. Он всё равно уже никогда не слезет. Не дурачься, брось Детлефа…» Нет, они явно были не в своем уме – бросить Детлефа! Я просто не могла себе этого представить. Если Детлеф уж так хотел сдохнуть, значит, и я хотела! Этого, правда, я им не говорила. Я говорила проще: «Кончай гнать! Мы же не сидим! Мы легко соскочим, если только захотим».
