Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров
— Давай, красавица, садись поближе,— позвал он с бесстыжей ухмылкой.
Шеннон фыркнула и отвернулась. Старик протянул руку, тронул ее за плечо:
— Зовут-то как, красавица?
Она жалобно посмотрела на Скиннера, словно говоря: давай пересядем! Затем с каменной вежливостью бросила через плечо:
— Шеннон.
Скиннер подвинулся вместе со стулом, чтобы образовать кружок; его подруга тоже вынуждена была повернуться.
— Великая река родной Ирландии,— мечтательно промямлил забулдыга, пустив слюну на подбородок. И процитировал: — «Уж не слышать ему, как чайка кричит над бурливой волной Шеннона…». Твоя семья с Изумрудного острова?
— Нет, Ирландия ни при чем. Отец в народном ансамбле играл, обожал песни Дэла Шеннона. Назвал меня в его честь,— объяснила она сквозь зубы.
Сэнди Каннингам-Блайт был разочарован: плечи повисли, из груди вырвался ароматный вздох. Затем глаза его ожили.
— А где твой дом, прекрасная беглянка?
— В Медоубруке,— ответила Шеннон, слегка оттаяв. В конце концов, он был всего лишь безобидным хроником.
Скиннер между тем не спускал жадного взгляда с Сэнди Каннингам-Блайта.
Полная развалина, конечно. Но шестидесяти еще нет. Вполне мог мою матушку огулять двадцать четыре года назад. Явная склонность к алкоголизму. И до сих пор хлещет, как лошадь. Если это мой папаша — надеюсь, я унаследовал его выносливость.
— Меня Дэнни зовут.— Скиннер протянул руку, отметил крепкое пожатие — то ли человека, то ли алкоголя.— Необычное местечко, да?— Он обвел глазами бар.
— Было, было…— горько отозвался Каннингам-Блайт.— Раньше это было место, где собирались люди,— он поднял палец,— жадные до жизни! Ели, пили, обсуждали важные дела… А сейчас — просто пивнуха! Одна из многих.
— Ты сюда давно ходишь?
— Да уж, изрядно!— Сэнди гордо выпучил глаза.— Было время, даже работал здесь.
— Барменом?
— Не-е… Боже упаси!
— В ресторане?
— Уже теплее,— ответил старик игриво.
— Ну… я вижу, ты творческий человек. С искрой в душе. Неужели шеф-поваром?
Каннингам-Блайт был в восторге.
— Ты прав, о проницательный юноша!— воскликнул он с такой неподдельной радостью, что Скиннер даже улыбнулся от смущения.
Каннингам-Блайту, казалось, только этого и не хватало: воодушевившись, он начал рассказ.
— Я ведь никогда кулинарии не учился. Просто любил готовить, удивлять друзей хитрыми рецептами… А начинал адвокатом, да! Подвизался на другой кухне, на юридической.— Он с омерзением кивнул в сторону Хай-стрит.— Ненавидел этот балаган всей душой. В конце концов решил, что в Эдинбурге и без меня хватает посредственных адвокатов. А вот хороших поваров — шиш, не найдешь!
Скиннер приметил, что Шеннон увлеклась разговором с соседней парочкой, и забросил пробный крючок:
— Интересно получается. Моя мать здесь официанткой работала в конце семидесятых.
Старик покачал головой.
— Сколько их сменилось… Не сосчитать.
— Ее ты должен помнить. Ярко-зеленая прическа. Она типа панком была… Вернее, не типа, а просто — панком.
— А-а, конечно! Отлично помню. Заводная девчонка,— оживился старый повар.— Правда, сейчас уже, поди, не девчонка…
— Да уж,— задумчиво кивнул Скиннер.
Каннингам-Блайт вздохнул и вернулся к рассказу о старых добрых временах, о поварском прошлом. Большей частью это была нудная пьяная болтовня, но Скиннер прилежно слушал, стараясь войти в доверие к старику, обновляя ему пиво, не забывая и про себя.
Постепенно Каннингам-Блайт начал клевать носом; паузы делались все продолжительнее, речь бессвязнее, и когда бармен объявил последний заказ, старик уже спал.
Шеннон повернулась к Скиннеру.
— Я — домой,— объявила она. И уточнила, делая поправку на поздний час и количество выпитого: — Одна.
— Не вопрос!— бодро откликнулся Скиннер.— Я вот… дедушку до такси провожу.
Шеннон была удивлена, если не сказать — разочарована, таким отсутствием напора, однако заботливость друга ее впечатлила.
Скиннеру стоило немалого труда поднять зыбкого Каннингам-Блайта и вывести его на улицу. Он эскортировал старика через вокзал к стоянке такси, щедро применяя увещевания, тычки, обман и угрозы — на потеху ночным зевакам. В машине тот снова отключился, хотя и успел на последнем проблеске рассудка прохрипеть свой адрес. Труднее всего оказалось вытащить его из такси и поднять по лестнице. Перед дверью подъезда пришлось томительно шарить у него по карманам в поисках ключей, но Скиннер проявил настойчивость и был вознагражден. Подъем вылился в сущий кошмар: Каннингам-Блайт был довольно-таки массивен. Дело усугублялось еще тем, что он неглубоко погрузился в алкогольную кому и периодически пытался идти сам. Один раз это чуть не привело к громыхающему обвалу по ступенькам; затем они вдвоем едва не опрокинулись через перила в лестничный проем.
Втащив боевого товарища в спальню и бросив на кровать, Скиннер решил осмотреть его жилище. Это была просторная квартира с большой, богато обставленной гостиной и внушающей уважение открытой кухней. Посудой и плитой, однако, пользовались нечасто. О неприхотливом образе жизни хозяина свидетельствовали валяющиеся повсюду консервные банки, коробки из-под пиццы и пустые пивные бутылки.
Он тут гребаную помойку развел.
Скиннер собрался уже отчалить, когда из спальни донесся странный грохот, а потом долгое рычание. Пойдя на шум, Скиннер обнаружил в конце коридора туалет с распахнутой настежь дверью, а над унитазом — блюющего Каннингам-Блайта. Штаны заслуженного повара были спущены до колен.
— Ты в порядке, друг?
— М-м-мдя…
Каннингам-Блайт совершил медленный поворот кругом, его ноги заплелись. Он сковырнулся на пол, спиной к унитазу.
Скиннер смотрел и не верил своим глазам. Старик дергался и егозил, словно марионетка на веревочке, однако сходство с куклой не ограничивалось хаотичностью движений: у Каннингам-Блайта отсутствовали гениталии. На их месте красовался уродливый красно-желтый шрам. Впрочем, некое подобие мошонки, судя по всему пустой, еще угадывалось, а вот члена не было и в помине. Из бугристой бурой плоти торчала гибкая трубка, ведущая в прозрачный пластиковый пакет, притороченный к талии при помощи ремешка. На глазах у изумленного Скиннера пакет медленно заполнялся желтой жидкостью.
Чудовищный ветеран сквозь пьяные туманы заметил присутствие постороннего, определил источник его смятения и со смехом похлопал по мешку.
— Сколько раз уже сегодня его опорожнял… Хорошо, что не забыл. Иногда забываю. И он лопается, гад. Недавно вышел случай, очень неловко…
Скиннер был в ужасе.
— Как это тебя… угораздило?
Каннингам-Блайт, должно быть, протрезвел от смущения. Он приподнялся, поддернул штаны и присел на краешек унитаза. Пару секунд было тихо. Затем он заговорил — сухим отстраненным голосом:
— В шестидесятых я увлекся политикой. Ну мальчишка, что возьмешь. Особенно национальный вопрос меня занимал. Я никак не мог понять, почему большая часть Ирландии сумела завоевать свободу, а Шотландия до сих пор томится под игом… ик… под игом британской короны. Целыми днями ходил по Нью-тауну и удивлялся: центр Эдинбурга, а названия улиц — в честь английской знати, как на подбор. Все благодаря этому подхалиму Вальтеру Скотту. А великие сыновья родины, вроде социалиста Джеймса Конноли, довольствуются жалкой табличкой под каким-то сраным мостом… Тебе интересно?
Скиннер кивнул.
— Я всю жизнь любил химичить. Выдумывал рецепты, смешивал разные вещества. И решил: сделаю бомбу в знак протеста. Подложу ее под один из символов британского империализма — и взорву к чертовой матери! Чтоб неповадно было уродовать мой город. Выбрал памятник герцогу Веллингтону, что на Ист-Сайд. И начал мастерить — дома, на кухне. Сидел, зажав между ног обрезок трубы. Утрамбовывал взрывчатку… Ну, она и долбанула. Оторвала мне член и яйцо!— сообщил он чуть ли не с гордостью.— А на железном герцоге небось даже царапины бы не осталось…— Его голова уныло поникла.— Мне тогда было восемнадцать лет. Я только одну женщину успел узнать: жилистую старую училку из Аберфельди. У нее рожа была как мешок с гаечными ключами. Но я о ней вспоминаю каждый день с поющей болью в сердце. И всякий раз чувствую — вот она, фантомная эрекция! Мощная, твердая, как полицейская дубинка…— Старый повар горестно вздохнул.— Береги член, приятель! Это твой лучший друг, что бы ни говорили всякие умники.
Скиннер несколько секунд стоял неподвижно, затем сухо простился и покинул жилище Сэнди Каннингам-Блайта. Он шел по булыжным улицам Нью-тауна в сторону маслянисто-черных вод залива Ферт-оф-Форт. В голове плескалась тяжелая усталость.
Да уж действительно — альковные секреты шеф-поваров… Но не те, которые мне нужны.
