Уильям Берроуз - Досье Уильяма Берроуза (The Burroughs File)
Когда я описываю события и людей как фильм я говорю буквально звуковой фильм как ты день и ночь напролет занимаешься своими делами мочишься испражняешься сидишь на веранде «Ледника» и читаешь скромную газетенку «Лепти марокен» эякулируешь мечтаешь и желтая синева пробуждает фиолетовый туман в вечерней водке с тоником звуковая дорожка тихо бормочет в голове неотвеченные письма заплатить за квартиру в Лондоне видишь как фильм отвлекает тебя диктует что говорить фильм мусор на ступеньках подъезда что за хрень эта
«ФАТИМА».
и так далее что говоришь весь день вот символ кока-колы говоришь кока-кола подойдет склеиваешь пленку с чужой пленкой он улавливает твое бурчание и видит вещи иначе такое осторожное иначе. Я режиссер это больной момент начальник вырезал окружен патронов нет эти иностранные кайфоломы в производстве малобюджетных фильмов Марокко ночью он мечтал о побеге кто-то стучится в дверь банальное похмелье я слишком много выкурил
«ФАТИМА S’lLVOUS PLAIT*»
* Пожалуйста (фр.).
Понимаешь что сидя у себя в комнате чувствовал себя свободным со старым сержантом гашик когда придется переезжать надо поговорить забирайся в угол не надо мне в фильме этих твоих речей. Видишь что угла нет? Реджи через дверь с портфелем мальчик придет к четырем должен ехать в Танжер скоро Реджи на заднем дворе
«ФАТИМА CHANGEZ MON LIT**»
** Поменяй мне постель (фр.).
репетирую что я скажу мальчику который просил купить ему билет в Германию весь фильм ни к черту надо ехать в Танжер через пару дней нам отрубят электричество мальчик внизу говорит с Фаридом я долго на этом месте не удержусь разносится и стихает над полуденными улицами «Добрый вечер прекрасный человек» открыть дверь попрошайка облить их бензином и поджечь быстрая ненависть и голод на улицах каждый день все паршивее безнадежнее нет утешения на глазах отчаявшихся агентов пытающихся сбежать из фильма они знают что он кончается ужасно я видел ошметки мертвой зеленой плоти когда фильм коробится и тускнеет источая великого любовника на полуденные улицы Марракеша случается в любой момент небо в фильме коробится тошнотворная мертвая плоть давно мертвая по-прежнему живет в фильме на приходе люди теряют разум с целью любой целью удержать их вместе или потечешь отсюда в угол.
Он жил в круглой комнате когда открываешь двери она как прохладный колодец вокруг его обнаженного тела. И вот снова он несколько дней спустя на другой стороне улицы и безнадега мелькнула у него на лице улыбающемся за углом дата размыта 1920-е так давно старый серый угол моложе его тело оглядываюсь примерно девятнадцать печаль в его глазах магазинчик на углу я иду за ним и на углу сворачиваю на Райдер-стрит потерялся девятнадцать ну скажи что-нибудь одно слово и безнадега мелькнула у него на прощание детские туфельки почти могу дотянуться до его рта чуть приоткрытого ищущего имя сложность эдакие двусмысленные голоса не могу найти СВЧ последняя цифра 8 похожа на юного вора ошивавшегося в «Леке Гараж» на Брюер-стрит темнеет мальчик домушник замечает открытую дверь деревянные лавки внутри он зовет то что было много лет назад мальчик из магазина серьезен его рот приоткрыт бурчит в сторону двери.
– Ми-истер меня привел неожиданный вопрос… – Брошенное тонкое синее пальто идти далеко… уличная печаль у него в глазах дверь магазина ищущего имя… далекий цокот каблуков.
– Роджерс есть предложения?
– Ну, в головном офисе должны по достоинству оценить проект. А чего, черт побери? Возможности безграничны. Распространим его среди коммунистов… Подмешаем в конфеты или газировку. – В глазах босса стоял лед. – Чем больше их подсядет, тем меньше шансов, что они начнут искать виноватых.
– Предположим, все сидят на нашем продукте, мы – эксклюзивные поставщики…
– На всех мы пока не рассчитываем. Для начала двое из трех. Этого мало. Нас элементарно могут взять за глотку. Хватит одного доктора. Какой-нибудь умник сложит мозаику… Да, я знаю, с врачами работают… а прикиньте, как поработают с нами, если станет известно число наркоманов. За день их будет всплывать по две тысячи. А если никто не начнет задавать вопросы? Наши заклятые друзья из прессы поднимут вой: «Америку ждет горькое открытие: самые доверенные слуги народа предали свой народ».
Они пошли на рыночную площадь. Уселись на веранде «Ледника». Реджи с портфелем в руках вылез из такси, ходячий и бурчащий труп под киношными небесами Марракеша.
Страницы из хаоса
Разведотряд остановился за несколько сот ярдов до прибрежной деревни. Бойцы закурили, а их командир, Йен Ли, с биноклем пошел изучать обстановку. Домики лепились на склоне горы. Через поселок бежала река. Система орошения разводила ручейки по возделанным террасам, восходящим уступами до самого монастыря. Ни в полях, ни на крутых улицах, продуваемых всеми ветрами, не было ни единого признака жизни. Видимо, до местных пошли слухи о разведотряде, и все позапирались у себя в каменных домах.
Спрятав оптику, командир дал знак, не теряя бдительности, следовать за ним. Хоть он и не ждал серьезного сопротивления, за любым из валунов, разбросанных по долине, могла прятаться засада. Через каменный мост бойцы бежали двойками, под прикрытием товарищей. Если защитники собираются открыть огонь, сейчас самое удачное время и место. Дальше вверх по склону шла извилистая дорожка. По обочинам стояли каменные развалюхи, давно уже заброшенные. Чем дальше продвигался отряд, контролируя все направления и укрываясь за руинами, тем острее Йен Ли чувствовал непонятную вонь. Взмахом руки он приказал бойцам замереть. Нос неуверенно подсказывал ему, что попахивает гнилостным озоном.
В отличие от западных коллег, его выбрали за выдающуюся способность принимать интуитивные решения, и тренировали таким образом, чтобы он умел в любой ситуации выдвигать самые фантастические гипотезы и проверять их, не забывая при том о приземленных материях. В результате он научился быть пытливым, но отчужденным, бдительным, но отстраненным. Подготовка в Академии 23 проходила без ведома ученика. Он не видел своих учителей. Ему подстраивали бытовые ситуации, на которые он реагировал. Родился он в Гонконге и жил там до двенадцати лет, так что английский не был ему родным. Потом семья переехала в Шанхай. В подростковые годы он читал писателей-битников, издания которых завозили из Гонконга и продавали из-под полы в местном книжном магазине, за которым почему-то власти не следили, хотя владелец приторговывал валютой. В шестнадцать лет Йена Ли отправили в военную академию, где обучили владеть всеми видами оружия. Через полгода его вызвали в кабинет полковника, где сообщили, что он отчислен и возвращается в Шанхай. Поскольку Йен Ли усердно занимался и показывал отличные результаты, он спросил о причинах такого решения. Полковник, взглядом обводя его фигуру, уклончиво заметил, что желание угодить начальству похвально, но в некоторых обстоятельствах перевешивают другие соображения.
Тут запах нахлынул волной. Замерев, Йен Ли прислонился к стене. Похоже на гниющее железо, или железные экскременты, решил он. Патруль стоял на окраине деревни. Один боец жестоко блевал. Йен Ли наполнил шприц лекарством от тошноты и сделал бедолаге укол. Товарищи проводили того к реке.
– Воду не пить, – приказа! командир. – Река течет через деревню.
Он сел и закурил, а потом снова уставился в бинокль на поселок. Опять не заметил ни единого человека, но он знал, что жители где-то там. Их взгляды жгли кожу. Жаль, что с ним в патруле больше нет курсантов из академии. Его люди – просто солдаты, хорошие, но не более. В отличие от командира, они не прошли специальной подготовки. Ему вспомнилось одно из упражнений: курсанту предлагали сложную ситуацию, а он описывал, какими способами можно из нее выйти, иллюстрируя свои слова фотографиями. Живи он в Англии или Америке, стал бы успешным писателем. Но их занятия не сводились к одной писанине.
Опустив бинокль, Йен Ли начал мысленно изучать деревню… то, что «они» назвали бы «астральным путешествием». Вот он идет по улице. Пинком распахивает дверь. Йен Ли, конечно, владел тибетским наречием, но с первого взгляда стало ясно, что этого языка допрашивать бессмысленно. Словами тот ничего не сможет поведать. Пленник – умственно отсталый, на последней стадии смертельной болезни, все лицо изъедено фосфоресцирующими шрамами. Дальше Йен Ли выдвигается к монастырю, его прикрывают бойцы с автоматами на изготовку. Он вышел из транса; тренировки не сумели подготовить его к ощущению смерти, дождем бьющему из монастыря. Он закурил новую сигарету. Астральное путешествие ничего не дало, он лишь подтвердил свою догадку, что в монастыре заключена какая-то сила, возможно, радиоактивная. У бойцов в снаряжении есть противогазы. Можно сперва пойти на разведку в деревню, или забраться на скалу, нависающую над монастырем, но это опасно и требует времени. Йен Ли достал рацию.
