Ольга Комарова - Херцбрудер
ЖЕНЯ (нараспев, как рассказывают сказку, как "жили-были"). Невестка Фамарь...
НИКОЛАЙ. Не надо...
ЖЕНЯ. Невестка Фамарь тогда надела на лицо покрывало, чтобы стать совершенно похожей на блудницу, и села у дороги. И вот, он увидел, старый романтик, — у дороги сидит блудница, — и она спросила: а что ты мне дашь? — и он дал ей кое-что, и вошел к ней, и она зачала, и родила сына... Это ваша зажигалка? (щелкает зажигалкой и долго держит огонек у самых своих глаз). Вот. Невестка была в очках и с пепельными волосами, а когда она сняла очки, в комнате было уже темно, и вы не видели ее лица. Кроме того, у нее не очень-то запоминающееся лицо — все красавицы похожи друг на друга. И она собирается родить сына, чтобы продолжить ваш род людям и курам на смех...
НИКОЛАЙ. Как же можно...
ЖЕНЯ. Вам стыдно за меня? Ах, вас за себя стыдно... Бросьте, мужчина имеет право иногда расслабиться, особенно в чужом городе, и далеко не всегда это имеет такое многозначительное продолжение.
НИКОЛАЙ. Как же вы...
ЖЕНЯ. А вот так вот. Вот так вот.
НИКОЛАЙ. Ну ладно, я, может быть, этого и заслуживаю, но за что вы Ольгу так оскорбили? Она же так радуется сейчас, что у нее будет внук...
ЖЕНЯ. А она ему вовсе не бабка, а чужая тетка. Ну и пусть радуется. Она же об этом не узнает... о том, что ребенок ей даже не родственник.
НИКОЛАЙ. Сейчас вы возьмете свой чемодан и уберетесь отсюда.
ЖЕНЯ. И не подумаю. ...И тогда ему донесли: вот, невестка твоя, Фамарь, впала в блуд и беременна от блуда, — и он сказал: пусть ее сожгут, — но она показала ему зажигалку и спросила: чья это зажигалка? — и тогда он сказал: она правее меня... Ибо в царстве морали нет места для смешного, а если подумать головой, то это ужасно смешно.
НИКОЛАЙ. Уезжайте, прошу вас. Я дам вам денег на первое время, а там — как хотите.
ЖЕНЯ. Ой, не торопитесь принимать решения, как-никак, у нас с вами будет сын. А если я уеду, Ольга обо всем догадается, она не дура. И я никого не обидела. Я только собираюсь родить вам нового Димку, взамен того, фарфорового, что свалился с этажерки и разбился вдребезги, так что его даже родная мама узнать не могла. Пусть зовут его Дмитрий Дмитриевич — какая разница для меня? А вам не все ли равно, Ольгина в нем кровь или моя? А я — настолько-то я еще человек, чтобы самостоятельно выбрать себе хотя бы мертвого мужа, — я хочу жить в том доме, который построили вы, куда я ни за что бы не попала, если бы первый Дмитрий был жив, но не потому что я для него плоха, а потому, что его время началось бы не раньше вашей смерти, а мое тогда бы уже наверняка кончилось. Поймите, все решилось как нельзя лучше — у вас будет сын, у меня дом.
НИКОЛАЙ. Я начинаю подозревать, что вы сами его убили.
ЖЕНЯ. Ха-ха! Нет, честное слово.
НИКОЛАЙ. Какое у вас может быть честное слово?
ЖЕНЯ. Самое обыкновенное. Кого я обманула? Во-первых, вас никто не неволил, и вы отлично знали, что от этого бывают дети, а во-вторых, речь не идет о вашей любви, наплевать я на нее хотела, а о продолжении рода. Я-то ведь осталась на всю жизнь без мужа, не так ли? Я что, радоваться сюда приехала? Как же вам не совестно? И что вы мучаетесь — сын ведь у вас, новенький, свеженький, которого вам уже не угробить, об этом я позабочусь. Во всяком случае, филологом он не будет. Что за игры здесь затеяли: отец писатель, сын филолог, мать в прошлом редактор, а ныне просто мать... У вашего нового ребенка, считайте, что вовсе нет матери. Эх вы, Коля, отец семейства, он же церемониймейстер, он же мудрец-сказочник... Ничего не изменилось. Подумаешь, одной женщиной в доме больше... Еще неизвестно, что будет с вашей Машей. Вот когда вы мне обрадуетесь!
НИКОЛАЙ. Кажется, ваша мать в сумасшедшем доме? Возможно, это у вас наследственное?
ЖЕНЯ. Нет, Коленька, я не сумасшедшая, я остроумная, хоть и не веселая. Однако, где Ольга? Я хочу есть.
НИКОЛАЙ. Только не трогайте Ольгу, ради Христа.
ЖЕНЯ. Да я не буду ее трогать — она мне не соперница, я к вам в жены не набиваюсь.
НИКОЛАЙ. Вся ваша прошлая и будущая жизнь, стало быть, одна невеселая острота?
ЖЕНЯ. Ага. Не поэтическая, но рассудочная фигура, если можно так выразиться.
НИКОЛАЙ. А не шарлатанство ли это?
ЖЕНЯ. А это вы слишком многого от меня хотите, чтоб умная, красивая, Жан-Полем занимается — и к тому же не шарлатанка.
НИКОЛАЙ. Я от вас, поверьте, ничего не хочу.
ЖЕНЯ. А я хочу есть.
Входит Ольга с подносом, и, пока Женя помогает ей накрыть на стол, Николай стоит, отвернувшись к окну... Мне грустно оттого, что я не могу взять со стола какой-нибудь кусочек.
ОЛЬГА. А, вы уже пили без меня?
НИКОЛАЙ. Да, немного.
ЖЕНЯ. Сейчас выпьем все вместе.
ОЛЬГА. Пожалуйста, садитесь.
Они садятся, Николай разливает вино, некоторое время все молчат. Никто, кроме меня, не видит, как входит Димка. Он останавливается и любуется всей компанией.
ДИМКА. Дверь была не заперта. Я, похоже, успел вовремя. Так торопился на свои поминки.
Все обернулись. Женя медленнее остальных.
ЖЕНЯ. Пошляк!
ДИМКА (Жене). Ха! Что ты здесь делаешь, а?
Женя встает, он ловит ее за руку.
ДИМКА. А?
ЖЕНЯ. Я здесь живу.
ДИМКА. Давно?
ЖЕНЯ. Нет.
ДИМКА. В качестве моей вдовы?
ЖЕНЯ. В качестве матери твоего сына.
ДИМКА. А разве он у меня есть? Что-то не помню такого.
ЖЕНЯ. Нет, так будет. Дело нехитрое.
ДИМКА. Если ты здесь недавно, значит, еще не успела привыкнуть и не будешь очень переживать от того, что тебе придется в скором времени отправиться восвояси.
ОЛЬГА. Дима! Как ты себя ведешь!
НИКОЛАЙ. Поскольку я сильно сомневаюсь в том, что имею дело с призраком, у меня есть к тебе два вопроса: где ты был и кого мы похоронили?
ДИМКА. Вам лучше знать, не я же его хоронил. А что касается меня, то я был у женщины. (Жене) Слышишь, ты?
ЖЕНЯ. Какой ты небритый...
ДИМКА. По документам я вообще покойник. Надеюсь, вы не забыли сегодня посетить мою могилу?
ОЛЬГА. Ты пьян.
ДИМКА. Это такое пьянящее ощущение — быть хладным трупом!
НИКОЛАЙ. Сядь, Дмитрий. Я повторяю свой вопрос: кто этот человек, который выбросился из окна вместо тебя?
ДИМКА. Это ее бывший любовник.
ЖЕНЯ. Мой?
ДИМКА. Да нет же, той женщины, но может быть, когда-то и твой тоже.
НИКОЛАЙ. Как же вас могли перепутать?
ДИМКА. Он примерно одного роста со мной, одеты мы все почти одинаково, а лицо, сами знаете, так было изуродовано, что узнать, кому оно на самом деле принадлежит, было невозможно.
НИКОЛАЙ. Но ведь он выбросился из твоего окна.
ДИМКА. Да.
НИКОЛАЙ. Ты был при этом?
ДИМКА. Да, я бросил все, как было, и мы с ней убежали.
ОЛЬГА. С Женей?
ДИМКА. Нет — с той женщиной.
НИКОЛАЙ. Но ведь не ты его убил?
ЖЕНЯ. Да успокойтесь вы с убийствами, слышите? Никто, никто никого не убивал.
ОЛЬГА. Господи... Как звали-то его?
ДИМКА. Понятия не имею.
ОЛЬГА. А как он попал к тебе в комнату?
ДИМКА. Должно быть, хотел ее уличить. Я не стал выяснять подробностей, не до того было. И зачем он вышел в окно, а не в дверь, тоже не знаю. Во всяком случае я ему указал на дверь.
ОЛЬГА. Дима, миленький, что ж ты натворил-то...
ДИМКА. Мама, а что? Я здесь буду жить. Женька, наверное, заняла мою комнату — буду спать в гостиной, на диване. Как хорошо — теперь хоть война, хоть потоп — меня никто ни о чем не спросит. Я ведь похоронен. И плита есть на могиле, да? И крест? Все — на мне поставили крест — мое место в Красной гостиной.
ЖЕНЯ. Шкатулка закрыта, ключ потерян. Принимайте назад своего покойничка. Это такой уютный гробик, обитый изнутри красным бархатом. Лень в квадрате, в кубе, в коробочке.
ДИМКА. Отец, пусть эта рыба со мной не разговаривает.
ЖЕНЯ. Сначала ты вылез из могилы, потом, чего доброго, запросишься назад в материнскую утробу? Трус. Лжедмитрий.
НИКОЛАЙ. А на что вы жили... с той женщиной? Ее-то ты хоть помнишь, как зовут?
ДИМКА. Помню, но вам не скажу. А на что жили — ну, она что-то зарабатывала, я ей помогал, да нам много и не надо было.
НИКОЛАЙ. А зачем ты сюда пришел?
ДИМКА. Пришел.
ЖЕНЯ. Правильно. Вот, Николай, ваши дети живут здесь, живут, и, даже становясь мертвецами, приходят сюда гнить. Вот. Это все ваше, родное. Кормите теперь райскими яблочками избалованного сорокадневным пребыванием на том свете сына.
НИКОЛАЙ. Женя, вот тут вы несколько перестарались — вы готовы и его выставить за дверь.
ДИМКА. А почему она так уверена, что сама останется здесь?
НИКОЛАЙ. Я думаю, вам надо все-таки поговорить. Пойдем, Оля.
Они уходят.
ДИМКА (им вслед). А где Маша?
ЖЕНЯ. Спит, накачанная наркотиками. Пока ты радовался избавлению от прозы жизни, она тоже даром времени не теряла.
ДИМКА. Твоя работа?
ЖЕНЯ. Скорее — твоя лень.
ДИМКА. Добилась своего?
ЖЕНЯ. Чего своего?
ДИМКА. Места в жизни.
ЖЕНЯ. А ты? Избавился наконец от недочеловеческого одиночества?
ДИМКА. Как ты смеешь меня ненавидеть?
ЖЕНЯ. Я тебя не ненавижу, а вовсе не вижу. Не надо было столько плакать — я тебя предупреждала. Вот и выплакал все глаза, а заодно и душу.
