Иван Аксенов - Готы
— Там такие пробки, а мне ехать — далеко…
— Ладно, ничего, — целовал Благодатский и заново разглядывал: словно успел за несколько дней совершенно позабыть — как она выглядит. Маленькая, с носом-крючочком и в черной шерстяной шали с крупными дырами-ячейками, Евочка казалась — усталой, смотрела из-под полуприкрытых глаз и объясняла: для чего встретились здесь:
— Мне тут — нужно человека одного найти… Пойдем, поищем…
Понимал: тут — это на площадке вокруг Ленина с неформалами и — не хотел ходить там, искать кого-то. Не мог отказываться: сам назначил встречу. Послушно отправлялся за Евочкой: первым делом выкуривала сигарету и покупала в ближайшем ларьке подземного перехода — пиво. Предлагала и ему: отклонял предложение.
— Ева! — радостно кричал вдруг совсем рядом чей-то неприятный голос.
Оборачивались, смотрели. С удивлением оглядывал Благодатский двух невысоких неформалов с неприятными красными лицами: неопрятно одетых и изрядно пьяных.
— А, привет… — рассеянно отвечала Евочка и не сопротивлялась, когда вплотную приближались они к ней и целовали — в щеку.
«Ни хуя — это что, она: с такими уродцами тусуется?..» — поражался Благодатский. — «Может, их и хотела отыскать здесь? Нет, как-то нехорошо получается: мне-то что с такими рядом делать… Блядь, вот говно…» Отходил чуть в сторону, закуривал и не слушал — о чем разговаривала Евочка с подошедшими. После, когда попрощавшись уходили — спрашивал:
— Это — кто?
— Так, ребята какие-то… — неопределенно отвечала Евочка.
— Что значит — какие-то? Они же тебя целовали даже! — не понимал Благодатский.
— Да я тут, кажется, недавно познакомилась с ними. Пьяная была, не помню толком… Целовалась с кем-то в засос — на спор!
«Ого, вот это — блядь…» — говорил про себя Благодатский, а вслух — просил Евочку быстро отыскать того, кого нужно отыскать и уйти или уехать в другое место.
— Да, да, сейчас. Мы — быстро… — поднимались лестницей из подземного перехода и шли к памятнику.
С неудовольствием оглядывал Благодатский открывшийся взгляду паноптикум: грязных, крикливых панков, самодовольных металлистов, чудных толкиенистов с волосами, перетянутыми ленточками через лоб: большими смешанными кучами лепились они по краям дорожек и площадки возле памятника. Пили пиво из больших пластмассовых бутылей, смеялись и переругивались. Неподалеку, как и ожидал — замечал пару ментов: хмурые, с глупыми лицами, прохаживались они по дорожке и постукивали себя по ладоням — резиновыми дубинками. Чуть подальше оказывались и гопники: не слишком большие и не представляющие собой особенной опасности. На улице уже сильно темнело: затянутое тучами осеннее небо казалось низким и тяжелым, а электросвет на окружающее был брошен — рекламами, редкими фонарями, окнами заведений и фарами автомашин, скользивших в различных направлениях мокрыми городскими асфальтами.
Готов почти не было: только несколько девочек в черном сидело у подножия памятника. Евочка шла неторопливо, оглядывалась по сторонам: искала. Подходили к готочкам: Благодатский видел одну — знакомую, которая, взглянув на него, отчего-то делала вид, что — не узнала. «Чего это она?» — думал. — «Может, бухая? А может, память короткая… У готочек, кажется, на редкость короткая память».
— Ты не видела ее? — слышал, как расспрашивала Ева одну из готочек: с выбритыми висками, густопокрашенными синим глазами и толстым крестом на шее. — Она обещала быть здесь, у нее телефон не работает, не могу позвонить ей…
— Нет, не видела. Не было ее тут, не было! — отвечала готочка.
— А если появится — скажешь, что я здесь, что ищу её? Скажешь?..
— Скажу.
— Только не говори, что я — с парнем. Не скажешь?
— Не скажу.
Довольная, словно бы решив тем самым все дело, звала Благодатского — на лавочку. Говорила:
— Посидим, поговорим пока. Я ее найду, и тогда — уедем: куда захочешь.
— Ладно, — соглашался Благодатский. — У тебя с ней — тоже лов?
— Лов? А, ну вроде того… — рассеянно слушала и отвечала.
— С кем же у тебя, интересно, не лов? — начинал потихоньку злиться: шел к лавочке и внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступать на разбросанный повсюду мусор и осколки стекла.
— В смысле? — не понимала Ева.
— Ничего… — доставал и закуривал сигарету.
Разговаривали. Рассказывала — про свой институт, в котором училась на вечернем отделении, работая днями. Вновь говорила о том, что не любит читать и оговаривалась:
— У нас, правда, такая одна учительница была, молодая… Классная! Так все рассказывала интересно, я к ней ходила все время и даже книжки из-за нее стала читать…
— И что же ты прочитала? Чушь всякую про вампиров? — усмехался Благодатский.
— Не, про вампиров — это я сейчас читаю, нравится. А тогда я — ни за что не поверишь! — «Войну и мир» прочитала! Круто?
— Всю?
— Ну, не всю… Почти всю.
— Ага, круто. Я ее три раза читал.
Евочка приподнимала веки, непонимающе-долго смотрела на Благодатского, потом спрашивала:
— Это зачем?
— Раз — в школе. А два — так, сам. Интересно.
— Что — интересно?
— Трудно объяснить, не поймешь, — коротко отвечал. — Рассказывай лучше дальше про свой институт.
Чувствовал вдруг, что — ничего хорошего, ничего интересного не принесет этот вечер, что — напрасно встречался он с некрасивой готочкой. «Лучше бы я — к той сходил… А может, и не лучше», — так сомневался Благодатский и портилось его настроение от мыслей и от слов, выговариваемых Евой с уже привычными ему — вульгарными интонациями:
— Каждый человек — личность! Главное: развивать эту личность и не быть — как все, быть не похожим на остальных.
«Ну и пошлятина», — поражался Благодатский и спрашивал:
— Чего же ты тогда — одеваешься, как готы, и музыку слушаешь такую же, и на готик-парти ходишь? Где же тут — твоя личность? Получается, просто подражаешь уже придуманному…
— Ты что, ты что! — принималась возмущаться Евочка. — Это просто — стиль такой, он мне подходит… И готик-парти я люблю, там — классно… А остальное — личность, и я ни на кого не похожая… Зачем ты так говоришь…
Но Благодатский уже не реагировал: разозленный, он говорил ей то, что она не хотела и не ожидала слышать, язвил и глумился. Пыталась защищаться: не обращал внимания. Потом вдруг резко замолкал и думал: «Чего я тут делаю? Этой «личности» — на меня насрать, её только она сама и интересует… Только зря я, наверное, разошелся. Обидел её, может…» Извинялся, говорил:
— Голова что-то болит…
— А ты — пива выпей! — сразу перенимала инициативу Евочка: совала в руку Благодатскому — бутылку и принималась без умолку говорить. Вставала вдруг, тащила его за собой куда-то.
— Как же эта твоя, которая — должна прийти? — в два глотка допивал немногое, остававшееся в бутылке.
— Потом, потом… Мы погуляем и вернемся сюда — потом! — отвечала Евочка и тянула его за руку — к палатке за очередным пивом.
Сворачивали и шли в противоположную станции метрополитена сторону — тротуаром, тянувшимся вдоль дороги. Брала Благодатского за руку, глотала пиво и не умолкая говорила: о своих отношениях и важности развития личности. Показывала вдруг пальцем, кричала:
— Смотри!
Видел надпись: «Химчистка», не понимал. Спрашивал:
— Ну и хули?
— «Химчистка»! Это — чистка от группы «ХИМ», понимаешь? — смеялась Евочка.
— А, юмор… — угрюмо кивал Благодатский и продолжал молчать.
— Мы ведь сегодня к тебе поедем, да? К тебе? — спрашивала вдруг ни с того ни с сего.
— Чего? — удивленно смотрел на нее Благодатский и понимал: пьянеет на глазах. — Я же тебе объяснял: ко мне — нельзя. Общежитие закрытого типа, охранники никого не пускают — только в выходные днем на полчаса. В институте у нас хотят, чтобы студенты между собой скрещивались и не водили никого с улицы. В этом году — уже три пары переженилось…
— Ой, что же делать… Ну ладно, поедем, я охранников уговорю как-нибудь… — понимал: плохо уже может воспринимать сказанное и решал не продолжать разъяснения. — Хочу посидеть где-нибудь, пойдем сюда…
Заходили во двор: маленький, скрытый высокими домами и рядом гаражей-ракушек. Вела за собой — к детской площадке, садилась на качели. Отставляла в сторону бутылку, хваталась руками за прутья качелей. Закрывала глаза и принималась раскачиваться. Благодатский стоял рядом и разглядывал двор: видел на недалекой лавочке возле подъезда: гопника. Грязный, большой, сидел он, зажав ладонями голову, и блевал на асфальтированную площадку перед подъездом. Из подъезда доносились голоса: там, по всей видимости, находились невидимые гопники. «Бля, не нравится мне тут», — думал, и без того не слишком довольный происходившим: трогал Еву за плечо:
