Рю Мураками - Линии (Lignes)
— Это о чем ты не знаешь?
— О ком. Об этих богачах, знаменитостях, обо всем этом мире, который мне безразличен.
— Угу. А домохозяйка, которая проводит себе отдельную телефонную линию, это как понимать прикажешь, а? Или тебя это не волнует? По-твоему, это нормально?
— Ну хорошо, и что это все значит?
— Если тут дело в ревности, то это означает, что она еще испытывает к тебе какие-то чувства. Ты так не думаешь?
— Ко мне?
— А если она действительно тебя ненавидит, дело кончится тем, что она просто прирежет тебя как-нибудь… В состоянии аффекта!
— Ну, не знаю…
— Ты еще бегаешь по своим развлечениям?
— Ну да. Но это лишь для того, чтобы сохранить ощущение, что что-то еще принадлежит мне.
— Если она догадается, тебе придется туго.
— Во-первых, она об этом не узнает. А потом, у меня такое впечатление, что ей вообще наплевать на то, чем я занимаюсь.
— В общем, как бы то ни было, подумай как следует. Все не так просто. И еще непонятно, чем все это кончится.
Акико Мошидзуки была совершенно права. В начале года Маки попросила развода. А когда Мукаи стал расспрашивать ее, она лишь повторила, что, мол, это не может больше продолжаться. Впрочем, он так и не понял, что она имела в виду. Но вскоре к Мукаи явился адвокат. Акико Мошидзуки нашла это очень странным и надавала Мукаи множество советов. Несмотря на это, у него так и не возникло желания бороться с Маки и ее адвокатом. Он очень страдал в одиночестве. Из-за разрыва с Маки ему пришлось переехать в более дешевую квартиру, расположенную недалеко от конторы. И как только он начал жить один, все заметили, как он постарел. Снова поползли слухи: одни говорили, что тот самый известный человек решил забрать Маки к себе; другие возражали: мол, наоборот, Маки сама просила своего бывшего любовника возобновить их связь и даже валялась у него в ногах, на что тот сказал, что не ударит и палец о палец, пока Маки не оформит развод.
Мукаи звонил ей раз сто, но Маки бросала трубку. Потом она сменила номер, и звонки пришлось прекратить. Мукаи по совету Акико тоже нанял себе адвоката, и теперь оба юриста обсуждали размер отступного. Представитель Маки был искушенным крючкотвором, достаточно известным в своем кругу. Поверенный же Мукаи только и знал, что повторять своему клиенту один и тот же совет: если бы Мукаи удалось узнать, с кем и о чем могла разговаривать его жена по телефону, вот тогда, может быть… ну и все в том же духе. Несчастный Мукаи уже уверил себя, что ему ни за что не выиграть процесс… Хоть он и жил теперь отдельно от супруги, его не переставала терзать мысль о ее таинственном собеседнике.
Он заполнил регистрационную карточку и поднялся в номер. Пока не стемнело, он сидел и потягивал пиво, а потом позвонил в клуб и вызвал к себе барышню.
Мукаи пользовался услугами садомазохистских клубов уже около трех лет. С этими девушками можно было спокойно расслабиться, и он полагал, что это лучшее средство, чтобы хоть немного отвлечься от того кошмара, в какой превратилась его жизнь.
Он посмотрел в окно, где мерцали огни небоскреба, в котором размещался токийский муниципалитет… Акико Мошидзуки питала к нему поистине материнские чувства и часто расспрашивала его о развлечениях.
— Так это садомазо?..
— М-да… с недавних пор я понял, что в них есть свой кайф.
— А ты пользуешься плеткой?
— Нет, конечно нет. Вовсе не обязательно подвергаться физическим истязаниям, достаточно и на словах…
— То есть ты хочешь отыграться за Маки?
— Нуда, разумеется.
Появилась девушка. Барышни из клубов носили, как правило, костюмы или платья. Среди них не было ни одной в свитере или джинсах — клиентам нравились только стильные девчонки. Но правильно носить костюм умели лишь немногие.
Эта барышня была одета в розовый. Она оказалась очень худой и мрачной. Мукаи предложил ей стакан пива, и она осушила его одним глотком, не проронив ни слова.
Сначала он отправил ее в душ, потом связал, усадил на диван и раздвинул ей бедра. Мукаи нравилось беседовать с девушками в таких позах. Некоторые стеснялись, другие не очень, но ему нравились и те и другие. Мукаи вообще любил, чтобы женщина оказывалась перед ним в жалком и унизительном положении. Он презрительно оглядывал их, трогал и в конце концов кончал им в рот или в кулак.
— И как давно ты этим занимаешься?
— Садомазо?
— А чем же еще?
— Два года.
— Сплошная извращенность, да?
— Это уж точно.
— А что было самое-самое?
— У клиентов?
— Ну да.
— Была у меня одна такая… Хотела бы забыть, да никак не могу. Женщина…
— Женщина?
— Угу. Ну, скорее девица. Странная какая-то.
— Извращенна?
— Лесбиянка. Хотя… Она сказала, что может слышать сигналы, которые передаются по проводам.
— Не звезди!
— Да нет, правда! Она так и сказала. То есть она имела в виду телевизионные кабели, провода от видеомагнитофонов и все такое… И она может как бы заглядывать туда, вовнутрь, и слышать электросигналы. Она даже может видеть картинки без помощи экрана.
— Да ладно тебе!
— Я серьезно. Когда мы с ней закончили, я позвонила хозяйке. А она, хоть и сидела далеко от телефона и даже не смотрела на провод, она потом пересказала мне все, что говорила хозяйка. Слово в слово. Она все это услышала, причем даже на провод не смотрела. Я чуть с ума не сошла!
II — ДЖУНКО
На какое-то время Мукаи потерял дар речи. У него промелькнула мысль, что если эта девушка действительно существует, то с ее помощью он сможет узнать, с кем и о чем говорила Маки по телефону.
Мукаи посмотрел на часы, мысленно подсчитал деньги и попросил продолжить сеанс. Он осыпал девушку оскорблениями, вставлял ей вибратор и, наконец, через час, кончил ей в рот. При этом он не переставал думать о том, как бы побольше узнать про ту девицу… Беря в рот его член, девушка попросила надеть презерватив. Мукаи часто сталкивался с этой проблемой, общаясь с барышнями из садомазохистских клубов. Но на сей раз он исполнил ее просьбу без возражений.
— Скажи, как тебя звать?
Сеанс окончился. Вопрос Мукаи застал девушку в дверях ванной комнаты.
— Мегуми.
Она вышла из ванной, завернувшись в махровое полотенце. На ее плечах и подбородке еще дрожали капельки воды.
— Сеанс закончен?
— Да, можешь одеваться.
— Вы продлили время. Я должна позвонить в агентство.
— Не вопрос, звони. И, если хочешь, можешь немного отдохнуть. Я заплачу за два часа.
Девушка состроила гримаску, означавшую согласие, и стала одеваться. Она развернула полотенце, еще раз вытерлась, не стесняясь своей наготы, и надела бюстгальтер.
— Это что, мода такая — чулок не носить? — спросил Мукаи, пока она натягивала трусы. Ему хотелось порасспросить ее о той девице, и теперь он пытался установить доверительные отношения. Девушки из клубов не любят болтать с клиентами.
— Ага, мода. — Девушка подтянула колготки и посмотрела на него с таким видом, словно хотела сказать: «Ну чего пристал?»
— Еще не так холодно. Многие ходят с голыми ногами.
— Знаю, видела.
— Скажи… Прости, забыл, как тебя… Как, ты сказала, тебя звать?
Она поморщилась.
— Мегуми.
— Нет, серьезно, прости. Я же не специально…
— Вы, конечно, частенько развлекаетесь?
— Да нет, не сказал бы. Где-то раз в месяц.
— Те, кто часто развлекается, рано или поздно начинают путать имена девушек.
— Ну, раз в месяц — это не так чтобы уж очень часто.
— Тоже верно.
Девушка надела свой костюм и застегнула молнию на бедре.
— Можно мне причесаться?
— Конечно, валяй, — разрешил Мукаи. — Кстати, если ты голодна, я могу позвонить, чтобы нам чего-нибудь принесли, — добавил он, когда девушка уже направилась в ванную.
— А-а… принесут!..
— Ну да, если ты голодна…
— Пожалуй.
Она робко улыбнулась и похлопала себя по животу. Этот жест еще сильнее подчеркнул ее худобу Мукаи был тронут. Такую улыбку, да еще и женскую, ему доводилось видеть нечасто. Маки, во всяком случае, никогда так ему не улыбалась. В этой улыбке смешивались и сознание собственной правоты, и радость, и стыд. Мукаи просто не мог вызывать у людей подобную реакцию.
— Так я закажу чего-нибудь. Чего ты хочешь?
— А что есть?
— Да так, всякая ерунда. Сандвичи, карри и, конечно же, рис. Карри было неплохое.
— А что за карри?
— С курицей и с говядиной.
— Э-э… Я не ем мяса.
— Ну, есть еще креветки. Так креветок?
— Ну ладно, пускай карри с креветками.
— А пить что ты будешь? В баре есть пиво и кока-кола, но, если хочешь чего-нибудь теплого, я могу заказать.
— А вы сами-то что будете?
— Я?
— Вы будете что-нибудь теплое?
— Да нет, я буду пиво.
