Владимир Козлов - Варшава
Сажусь за стол. На нем – три пустых стакана и тарелка с целлофаном от сосисок.
В углу какая-то группа празднует день рожденья. На столе – торты и бутылки лимонада.
– Позвольте мне поднять этот бокал за нашу Марину, – говорит волосатый чувак. – Умницу, красавицу, спортсменку. Вот, разве что, уже не комсомолку. Зато, в прошлом, само собой, пионерку…
Все хохочут, чокаются лимонадом.
Я разламываю вилкой сосиску.
* * *Захожу в ЖЭУ рядом с домом. В коридоре горит тусклая лампочка. Мужик курит сигарету без фильтра, у ног – ящик с инструментами. В углу свалены лопаты и метлы.
Иду по коридору, упираюсь в дверь, открываю.
Еще коридор. Несколько дверей. На одной – табличка «начальник». Я стучусь, заглядываю.
– Здрасьте.
За столом – тетка в черной телогрейке, читает «СПИД Инфо». На полу – обогреватель с раскаленной спиралью. Я вхожу, закрываю дверь.
– Ты по какому делу?
– Насчет работы. Я – студент, хочу устроиться дворником.
– А где учишься?
– В инязе.
– Иногородний?
– Ага.
– А откуда?
– Из Могилева.
– Стипендию что, не платят?
– Платят, но мало…
– Да, это раньше можно было жить на стипендию… Что, и родители не помогают?
– У них самих не особо… Да я и не хочу, я лучше сам заработаю.
– Сам, говоришь, заработаешь?
Я киваю. Тетка кладет газету на стол. В центре страницы – фотография голой девушки.
– Это ты, конечно, молодец, что хочешь сам заработать. Не то, что некоторые – только пить-гулять.
Она достает из пачки «BT» сигарету, наклоняется, прикуривает от спирали, пододвигает пачку ко мне.
– Нет, я не курю.
– Тоже молодец. Хороший парень – сразу видно. Но помочь я тебе не могу. У нас все места забиты, никто не уходит – у некоторых жилье наше, нельзя уходить. А у кого свое, все равно не уходят – сейчас с работой тяжело, никуда не устроишься. Так что…
– Ладно, спасибо.
– Не за что.
* * *Пьем пиво в кафетерии булочной – я, Липатов и Голубович. Липатов в «косухе», черных джинсах и грубых ботинках. Он слушает только «Депеш мод». Голубович – в обычной серой куртке.
– Хорошо вчера погудели, – говорит Липатов. – Пошли с моей герлфренд в кабак, посидели. Тысяча двести. Вся стипендия, короче. Проводил ее, потом пипла знакомого встретил, раздавили ботл рашен водка. Утром еле встал…
Липатов морщится, отпивает пива. На стойке – серые бумажки от пирожных, обсыпанные крошками. Голубович отставляет бутылку, кусает заусенец на пальце. Он говорит:
– Ну, я вообще тоже с пацаном вчера, корешем своим… Зарулили в кафе, по сто водки…
– Ты ж говорил – дома сидел, футбол смотрел, «Барселона» – ЦСКА?
Я спрашиваю:
– А кто выиграл?
Голубович краснеет.
– Так это после футбола уже…
Голубович смотрит на свои пальцы, они вымазаны шариковой ручкой. Он поворачивается ко мне.
– Ну что, нашел работу?
– Не-а. А ты?
– Тоже пока голяк. Дал объявление в «Экспресс-газету» – «студент ищет работу в свободное от учебы время». Звонит какой-то хрен, говорит: есть работа – продажа курток «аляска». Он их шьет, а я должен выкупать за свои бабки и продавать на Комаровке. Я его послал, конечно. – Голубович отхлебывает пива. – Вот устроиться б на валюту на Комаровке. Это, блин, работа, я понимаю… Липа, ты кого-нибудь знаешь, кто там работает?
– Одного знаю – он в сорок шестой учился. Вместе на УПК были, а летом «косухи» брали в ГУМе. Там тогда коммерческий отдел открыли, и в нем – «косухи» по пятнадцать штук. По сто баксов, короче. Потом, в августе, бакс скакнул, а они цены поднять не успели, лоханулись. И «косухи» стали уже не по сто, а по семьдесят – если рублями. Он мне позвонил, мы поехали, взяли.
Я спрашиваю:
– А он что, тоже от «Депеша» тащится?
Голубович говорит:
– А ты с ним можешь побазарить – ну, насчет того, чтобы устроиться на валюту?
– Побазарить, конечно, можно, только сам понимаешь: все туда хотят. Знаешь, сколько кэша приходит? Платишь в день двадцать баксов за место, а остальное, что заработал, твое.
Лицо Голубовича напрягается, он прищуривает правый глаз, трогает подбородок.
– Двадцать баксов в день? Ни фига себе… А сколько он тогда зарабатывает?
– Это тебе никто не скажет. Знаю, что до хера. Музыкальный центр себе взял за четыре сотни, на автоматах играет, в кабаке сидит почти каждый вечер.
– Блин, везет же людям… Ты с ним поговори, ладно?
– Сказал, поговорю – значит поговорю.
* * *Комитет по делам молодежи – в бывшем райкоме комсомола. Вахтер не отрывает глаз от книги «Подозрение. Современный зарубежный детектив».
Стучусь в дверь с табличкой «приемная», заглядываю. Секретарша печатает на машинке.
– Извините, а куда насчет работы? Я студент…
– В триста двадцатую комнату.
На дверях – таблички. ООО «Импэксторг». МП «Унимакс». ООО «Валерия». На триста двадцатой таблички нет, только номер.
Стучу, открываю дверь, захожу.
Темно, задернуты занавески. Толстый чувак играет на компьютере в футбол. Не глядя на меня, он говорит:
– Подожди, я сейчас.
По зеленому экрану бегают синие и белые футболисты.
В комнате – больше никого. У стены – еще два стола с компьютерами, в углу – пустой застекленный шкаф.
– Есть! Сделал немцев! – орет чувак.
– Я насчет работы. Студент, хотел бы в свободное время…
Чувак махает рукой.
– Бесполезно. Таких, как ты, знаешь, сколько? Некоторые сами ходят по фирмам, просятся на работу. И все бесполезно.
– А что тогда делать?
Чувак хохочет.
– Снять штаны и бегать. Ладно, это так – шутка. Ты взрослый человек, должен понимать – все хотят зарабатывать. Кстати, где ты учишься?
– В инязе.
– Ну, тебе и карты в руки. Какой язык, английский?
– Да.
– Так чего ты тогда это самое? Дай объявление в газету, уроки там, переводы… Это сейчас всем надо…
– Я только на первом курсе…
– Ну, тогда да… – Чувак пожимает плечами. – Придется посидеть пока на бобах. Ничего не могу предложить.
– Понимаю.
– Ты не психуй. Заходи еще или звони – тридцать пять ноль пять пятнадцать. Вдруг что-нибудь появится. Мы это, стараемся держать руку на пульсе.
– Ладно. Спасибо. До свидания.
– Пока.
* * *Сижу в читалке иняза, в углу, за последним столом. Пишу упражнения из грамматики Аракина. За столом передо мной – девушка и волосатый чувак. Она спрашивает:
– Поедешь на эти выходные домой?
– Не-а. Что там делать? Лучше здесь в общаге потусоваться, бухнуть.
– Я тоже буду в эти выходные пить. Надоела учеба, все вообще надоело.
– И с кем это ты будешь пить?
– Не скажу. – Девушка улыбается. – Ты все равно не знаешь – они из моей гимназии.
В упражнении надо вставить артикли, кто-то уже вписал их шариковой ручкой. Я механически, не думая, переписываю предложения в тетрадь.
Волосатый встает из-за стола, отодвигает стул. Сиденье дребезжит. Он наклонятся к девушке, она целует его в щеку. Волосатый идет к выходу.
Я смотрю в учебник. Писать второе упражнение лень. Девушка что-то тихонько напевает.
На столе шариковой ручкой переписан текст песни «Наутилуса» – «Я хочу быть с тобой», все куплеты и припев.
Я отдаю учебник библиотекарше, забираю студенческий, выхожу из читалки, хлопнув стеклянной дверью.
На улице дождь. Я раскрываю зонтик. В одном месте ткань оторвалась от спицы, там дырка, в нее затекает вода. На серой стене дома написано баллончиком: «2-12-85-06. Это мой номер».
Сижу под компостером, держу наготове талон. Толкнув меня коленом, подсаживается мужик. Я поворачиваюсь, смотрю на него. Он говорит:
– Я сам – с Киева. Работаю на автобазе. Приехал сюда взять «газон» – договорился в военной части, около моста. Знаешь?
– Не-а.
– Ну и нечего тебе там знать.
– Может, и нечего.
– Отдал триста тысяч. Слышал? Триста тысяч. Это тебе не хуй собачий! Ни расписки, ни говниски. Отдал – и все, под честное слово.
– А если кинут?
– Как кинут?
– Ну, не дадут машину. Скажут – мы тебя не знаем.
– Как это – не знаем? Это что б такое было? Вообще хер знает что.
– А разве сейчас не хер знает что?
– Не, пацан, это еще жить можно. Вот после войны было – то вообще пиздец. Люди падаль жрали…
Мужик смотрит на меня. У него загорелое лицо, шрам на губе и красная сетка сосудов на щеках. Он наклоняется к моему уху и шепчет:
– А вообще, скажу тебе по секрету, – у меня в номере еще пятьсот. Во как!
Трамвай останавливается. Мужик выходит, заходит чувак в кепке. Он достает удостоверение контролера.
– Готовим талоны на контроль.
Пассажиры начинают суетиться, пробивать талоны. Я сую свой в щель компостера. Контролер кидается ко мне, я успеваю нажать на рычаг.
– Что, самый умный?
Я протягиваю ему талон.
– Не пойман – не вор.
– Я тебе сейчас покажу «не пойман – не вор». Сидит под компостером, думает – я не вижу.
