Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров
Его собеседнику, коренастому мужчине, было уже хорошо за сорок: румяное квадратное лицо, покрытое возрастными веснушками, янтарно-рыжие зализанные на затылок волосы, легкая седина на висках. Боб Фой не привык к такому отпору. Его бровь скептически изогнулась — однако в этой гримасе и в общем выражении обрюзгшего лица сквозил интерес, даже нечто похожее на восхищение, и воодушевленный Дэнни Скиннер продолжал:
— Я просто исполняю свой долг. Кухня этого толстяка — позор!
Дэнни Скиннер всего три года работал инспектором санитарно-эпидемиологического контроля при городской администрации Эдинбурга, а прежде был стажером в том же департаменте, и начальник Боб Фой имел все основания считать его новичком.
— Сынок, речь идет о самом Алане де Фретэ!— хрюкнул он.
Разговор происходил в просторном офисе, разгороженном, словно конюшня, на маленькие клетушки. Свет струился сквозь большие окна, выходящие на оживленную улицу Роял-Майл — даже двойные стекла не могли заглушить шума машин. Вдоль противоположной стены выстроились старомодные картотечные шкафы серой жести, доставшиеся в наследство от предыдущих поколений бюрократов, а рядом — копировальный агрегат, который чаще ремонтировали, чем использовали по назначению. В углу пряталась вечно грязная раковина; с ней соседствовали холодильник и стол с отслоившимся шпоном; на столе скучали чайник, заварник и кофейник. Лестница в глубине комнаты вела в соседнюю секцию, к залу заседаний, по пути заглядывая на промежуточный этаж, где скромно разместились еще два мелких офиса.
Скиннер украдкой оглядывал меланхоличные лица сослуживцев. Фой тем временем швырнул папку с его отчетом, продукт скрупулезного труда, на разделявший их стол. Освальд Айткен и Колин Макги смотрели куда угодно, только не на Скиннера с начальником. Макги, парень из Глазго, присадистый шатен в тесноватом костюме, делал вид, что изучает громоздящуюся перед ним гору бумаг. Айткен, изможденный дылда с жидкими соломенными волосами и морщинистым, буквально страдальческим лицом, бросил на Скиннера неприязненный взгляд — он видел перед собой молодого выскочку с беспокойными глазами, за которыми пряталась столь же беспокойная душа, постоянно борющаяся с темными демонами. От таких людей одни неприятности, думал Айткен. До пенсии оставались считанные дни, и вмешиваться он не собирался.
Поняв, что поддержки ждать не приходится, Скиннер решил разрядить обстановку:
— Про сырость на кухне я вообще молчу. Что говорить, если у них в мышеловке сидел лосось! Да еще и с астмой, бедняжка. Я даже в общество защиты животных собрался звонить.
Айткен сморщился, словно проповедник, у которого в церкви испортили воздух. Макги испустил короткий смешок. Фой сохранил невозмутимость: переместил взгляд со Скиннера на лацкан собственного пиджака, смахнул перхоть, подумал о том, что делается на плечах… Надо напомнить Амелии, чтобы купила другой шампунь.
Его глаза снова уперлись в лицо Скиннера. Хорошо знакомый, испытующий взгляд: так смотрят не только начальники, но и все, кто пытается заглянуть за фасад, понять, что у тебя на уме. Скиннер мужественно выдержал испытание. Фой повернулся и кивнул — Айткен с Макги поняли намек и поспешно удалились.
Фой уставился на бунтовщика с удвоенным остервенением.
— Ты что, опять нажрался?
Скиннер ощетинился, инстинкт подсказал, что нападение — лучшая защита. Его глаза вспыхнули яростью.
— Вы с ума сошли? Какого черта, в самом деле?!
Фой, не ожидавший отпора, умерил пыл.
— Ну ладно, не кипятись. Я хотел сказать… За обедом,— он перешел на доверительный тон,— наверняка ведь пропустил стаканчик? Пятница все же.
Фой и сам — на правах начальника — любил поддать по пятницам и даже на работе после обеда обычно не появлялся, но сегодня было исключение: он демонстративно расхаживал по офису и всюду совал нос, чтобы подчиненные могли удостовериться, какой он трезвый и деловой.
Скиннер тоже сбавил обороты — и сознался:
— Две кружки пива, подумаешь…
Фой развил мысль:
— Ты это… надеюсь, на кухне у де Фретэ от тебя перегаром не воняло? Они, повара, чуткие до таких вещей. Привыкли своих подручных обнюхивать.
— Что вы, Боб! Я его инспектировал во вторник утром,— ответил Скиннер и подчеркнул: — Вы же знаете, я подшофе на выезде не работаю. Сегодня просто бумажный день, никаких проверок, ну я и расслабился, выпил пару кружек.— Он зевнул.— Признаюсь, вторая была лишней. Но ничего, чашка кофе все исправит.
Фой взял со стола папку с отчетом.
— Пойми, приятель, де Фретэ местная знаменитость, «Маленький садик» — его лучший ресторан. Две звездочки в справочнике Мишлена — это тебе не жуки-пуки! Подумай сам: кто еще в Англии может похвастаться?
Дэнни Скиннер задумался было о звездочках, потом решил, что ему наплевать.
Я санитарный инспектор, а не фанат из группы поддержки какого-то повара!..
Он промолчал.
Фой обошел вокруг стола, положил ему руку на плечо. В росте он сильно уступал своему подчиненному, но был здоров как бык, могучее тело только начинало дряхлеть. Скиннер ощутил тяжелую мощь обнявшей его руки.
— Я сам к нему зайду, поговорю по-приятельски,— сообщил Фой.— Попрошу прибрать на кухне.
Скиннер почувствовал, как нижняя губа выпячивается и кривится — неизбежная реакция на унижение. Он же исполнил свой долг, сказал правду!.. Ну, ничего не поделаешь. Скиннер не был ребенком, понимал толк в политике — все равны, однако некоторые равны больше,— и горькие слова о том, что какому-нибудь иммигранту из Бангладеш, разведи он на кухне такой бардак, как де Фретэ, даже яичка не дали бы сварить в этом городе, застряли у него в горле.
— Конечно, шеф.
Если начистоту, Скиннер и впрямь слегка сгустил краски в отчете. Де Фретэ был ему остро неприятен, хотя и вызывал странное любопытство. Книга толстяка под названием «Альковные секреты шеф-поваров», тайно и постыдно купленная в обеденный перерыв, лежала у него в портфеле, а первые абзацы пафосного предисловия до сих пор звучали в голове.
Мудрецы издавна знали, что простейшие вопросы исполнены глубочайшего смысла. Каждого приходящего ко мне студента я спрашиваю об одном: кто такой шеф-повар? И всякий раз молодежь удивляет меня своими ответами, и я на шаг приближаюсь к кулинарному совершенству, в основе которого лежит эта жгучая загадка.
Итак, кто такой шеф-повар?
Конечно же, он мастер. Упрямый ремесленник, гордящийся результатами своего тяжелого и зачастую монотонного труда. Конечно же, он ученый. Но не просто химик, а скорее алхимик, колдун, вдохновенный художник, чьи волшебные составы, питая тело и услаждая чувства, побуждают душу расправить крылья и устремиться в полет, к неземным высотам.
Материальным средством передвижения в этом полете является пища, не больше и не меньше, а траектория пролегает через наши органы восприятия. Именно поэтому я всякий раз объявляю изумленным студентам — а сейчас и вам, дорогие читатели,— что истинный шеф-повар есть не кто иной, как безнадежный и законченный сластолюбец.
Он просто гребаный повар, вот и все! Непонятно, чего тут выпендриваться. Надо же такое придумать: справочник сексуальных рецептов! Жирный боров! Все это чушь собачья, мерзкий хряк наверняка уже несколько лет свой член без зеркала не видел. А истощенные богемные импотенты ему верят, покупают его гребаные бредни, и боров жиреет, богатеет, задирает нос… А я ничем не лучше: ношу в портфеле его гребаную книжку!
Заметив, что Дэнни покраснел, Фой на всякий случай убрал руку.
— Сейчас такое время, Дэнни, мы не можем раскачивать лодку. Так что, пожалуйста, никаких баек в кулуарах о том, какая грязная кухня у нашего друга де Фретэ!
— Не вопрос, шеф!— ответил Скиннер, с восторгом предвкушая, как сегодня же в баре все желающие узнают правду.
— Вот это по-нашему, Дэнни! Ты хороший инспектор, нам такие нужны. Ты ведь знаешь, нам сократили штат до пяти человек.— Фой сокрушенно покачал головой, затем ободряюще улыбнулся.— Завтра, кстати, выходит тот новичок, что перевелся из округа Файф.
— Что вы говорите!— Скиннер поднял брови, невольно подражая шефу.
— Точно. Брайан Кибби. Вроде нормальный парень.
— Здорово,— рассеянно ответил Скиннер, думая о предстоящих выходных. Сегодня он точно заложит за воротник: четыре выпитые за обедом кружки только разожгли жажду. Пятница — последний шанс, ведь субботу и воскресенье, за исключением завтрашнего футбола, надо провести с Кей…
У каждого эдинбуржца есть свои соображения насчет того, где кончается его город и начинается Порт-Лит. Одна из официальных версий утверждает, что граница проходит по залу «Пограничного» бара в Пилриге, другая привязывается к почтовому индексу И-Эйч-6. У Скиннера была своя теория. Он считал, что Лит начинается там, где сбегающая с холма пешеходная улица выравнивается под ногами — удивительное ощущение, будто ты звездолет, вернувшийся из долгого странствия по иным мирам. Точка эта находилась где-то в районе бара «Бол фор».
