Владимир Козлов - Плацкарт
Я спросил:
– Ну как, тебе нравится здесь работать?
– Везде одинаково – в смысле, говно. Так что, разницы нет. Что, может, выпьем еще по чуть-чуть?
– Давай.
– Наливай тогда, а то и водки уже не останется.
На улице было холодно. Ветер гнал по дороге пустой серый пакет.
Я спросил у Светы:
– Ты – на метро, я так понимаю?
– Да, ты угадал. Поразительная интуиция.
Мы свернули на Валовую. За киоском «Аргументы и факты» светилась вывеска «Интимс.ру. Пип-шоу». Мигали лампочки на витрине «Максимы-пиццы». Дрожал на ветру прилепленный на столбе лист объявления: «Сниму квартиру семье».
Света шагала нетвердо, держала меня за рукав.
– Ненавижу такую погоду, просто терпеть не могу. Мне надо было родиться в какой-нибудь теплой стране.
– Многие так говорят.
– Потому что многим не нравится здесь из-за холода. Я стараюсь в такое поганое время года вырваться туда, где тепло. Между прочим, в конце ноября поеду на недельку в Египет, возьму за свой счет – отпуска мне еще не дадут. А ты часто ездишь куда-нибудь отдыхать?
– Редко. Последний раз – очень давно. Извини за нескромный вопрос. Ты не замужем?
– Нет, – Света саркастически улыбнулась. – И знаешь, не собираюсь. Мне и так вроде неплохо, а рисковать я не хочу. Мне двадцать семь лет, молодость уплывает. Не убивать же ее на какого-нибудь дурака?
Я придержал дверь метро с наклейкой «Депрессия? Негрустин». Мы зашли в вестибюль.
– Тебе на какую ветку? – спросил я. – На зеленую?
– Нет, на кольцевую.
– А в какую сторону? К Таганской или к Добрынинской?
– А не все ли равно?
– Может, нам по дороге? А если и нет, все равно могу проводить…
– Нет, спасибо, не надо.
– Ну пока.
– Пока.
Эскалатор двигался вниз. Я подумал, как было бы классно поехать сейчас куда-нибудь к морю, подальше от холода, снега и осенней депрессии.
* * *Я был на море всего один раз, в девяносто первом году, после экзаменов в институт. Папе дали в профкоме завода путевку в Одесскую область, на базу отдыха «Нива». Мы поехали все вчетвером.
Нас поселили в четырехместную комнату, но Анюта была без путевки и спала на одной койке с мамой. На четвертой койке спал Сашка, учитель немецкого языка из какой-то деревни под Винницей. Он был маленький, тихий и скромный и очень стеснялся того, что его подселили к семье. В первый же день он пошел к директору базы – просить, чтоб его переселили. Директором был седой дядька высокого роста. Он ходил в расстегнутой тенниске, и из-под ремня торчала резинка черных трусов. Сашка потом рассказал мне, что директор его обругал, заорал, что база и так переполнена, и если ему что-то не нравится, то он может ехать домой.
Чтобы меньше стеснять нас, Сашка сидел вечерами в кооперативном кафе «Вероника», пил вино и угощал разных девушек. Они выпивали, говорили Сашке «спасибо» и уходили на дискотеку, а Сашка оставался один и сидел в кафе до закрытия.
В крайней комнате нашего этажа жила со своей мамой Люба из Киева. Она была на два года старше меня, закончила второй курс универа – «романо-германские языки и литература».
Я познакомился с Любой, когда сидел в первый вечер на пляже с гитарой, подстелив облезлое светло-синее одеяло. Люба немного умела играть – знала десяток аккордов и несколько песен «Кино» и «Алисы». Она заметила, что я сижу и бренчу – я тогда только учился играть, – подошла и сама со мной познакомилась.
После этого мы каждый вечер сидели на пляже и по очереди что-то играли. Волны накатывали на берег, оставляя пену и мусор, а в воде отражалась дорожка луны. Мне жутко нравилась, что такая красивая и взрослая девушка стала общаться со мной, а не с другими парнями на базе, но я понимал, что шансы мои нулевые.
Утром девятнадцатого августа я взял гитару, и мы с Любой пошли на заброшенный пляж – он начинался за базами отдыха. На пляже валялись обломки бетона и куски арматуры, ржавели каркасы грибков и раздевалок. Низко летая, кричали чайки. Они садились на песок, снова взлетали.
Мы искупались, расстелили полотенца и легли загорать. На Любе был открытый купальник ядовито-зеленого цвета – такие тогда привозили из Польши.
Люба сказала:
– Я этим летом должна была ехать во Францию, в международный молодежный лагерь. Но не успели вовремя прислать приглашение, чтобы оформить визу. Хотя море – тоже кайфово. Я очень люблю море. А ты?
– Я тоже люблю.
От баз отдыха в нашу сторону шел человек. Когда он приблизился, мы увидели, что это – парень лет двадцати, в плавках, с бусами и длинными волосами, перетянутыми на лбу тесьмой.
Он приблизился и прокричал:
– Доброго вам дня! Меня зовут Джим. Я приветствую вас, пиплы, и хочу предложить присоединиться к нашей скромной хиппейской компании. Мы тут рядом живем в палатках… Милости просим, как говорится.
На пустыре, у забора базы отдыха «Киевстройтерст», стояли две палатки. Кроме Джима, в хиппейской компании было двое парней и три девушки.
– Знаете уже, что за лажа в Москве приключилась? – спросил высокий хиппан с тремя нитями бус и алюминиевым крестиком на загорелой безволосой груди – Ник.
– Нет, мы рано утром ушли, – ответила Люба. – А что там такое?
– Государственный переворот. Горбачева спихнули, теперь Янаев за президента. Военное положение, часть газет захватили, телевидение. Короче, демократии больше не будет, возвращается диктатура.
– Значит, надо помянуть демократию, – сказал Джим.
Он слазил в палатку и вытащил две трехлитровые банки с домашним виноградным вином.
На костре жарилось сало. Джим пел под гитару песню «ДДТ»:
В последнюю осень
Ни строчки, ни вздоха…
– Как все-таки четко Шевчук это прочухал, – сказал Ник. – Он эту песню той осенью написал, Выходит, еще тогда человек чувствовал, что это наша последняя осень. В смысле, последняя свободная осень. А теперь вернется «совок», вернется вся эта лажа…
– А может, это и хорошо, может, это и к лучшему? – перебила его Люба. – Раньше было все можно – демократия, гласность и тэ дэ и тэ пэ, а сейчас опять многое будет нельзя, запрещено… И значит, можно будет заниматься чем-нибудь запрещенным, и от этого в жизни будет какой-то особенный смысл…
– А потом, может быть, произойдет революция, – сказал Ник. – И мы будем в первых рядах, мы будем героями.
Джим допел «Последнюю осень» и начал петь «Революцию»:
В этом мире того, что хотелось бы нам, нет
Мы верим, что в силах его изменить – да!
Революция, ты научила нас
Верить в несправедливость добра…
У берега плескались волны, над пляжем кружили чайки. Я и Люба, сидели, прижавшись друг к другу, почти обнявшись.
Хиппанка Алиса – самая старшая, ей было лет двадцать семь – сказала:
– Не бойтесь, ребятки, все будет нормально. Оно просто не может быть плохо, когда такое небо, и море, и вино.
Мы вернулись домой только к вечеру. На «Ниве» телевизора не было, и мы с Любой пошли в соседний «Строитель» – мои родители и Любина мать давно были там.
В тесную комнату, где стоял черно-белый «Рекорд», набилось человек сто. Мы стояли в дверях. На экране сидели с унылыми лицами дядьки-«гэкачеписты».
Через день стало ясно, что путч провалился.
Вечером мы со Любой сидели у моря.
Она сказала:
– И все равно хорошо. Пусть не будет ничего запрещенного, зато коммунизм теперь окончательно рухнул, и значит все будет по-новому. Круто, и интересно, и ярко…
Четверг
В дверь постучали. Я свернул «Explorer», чтобы не видели, что у меня открыт «lov.ru». Дверь приоткрылась, просунулась Светина голова.
– Привет, Димка. У меня что-то Интернет отрубился. Может, посмотришь?
– Сейчас подойду.
Она посмотрела на меня и захлопнула дверь.
На столе Светы в аккуратные стопки были сложены факсы, газеты, журналы. Был открыт «Word», файл назывался «Стройтехмонтаж-21-10-04.doc». Это было письмо, начинавшееся словами «Уважаемые господа! В ответ на запрос от 21 октября этого года мы рады вам сообщить, что готовы предоставить эксклюзивно выгодные условия».
Света встала, я сел в ее кресло, открыл «Свойства» и поменял IP-адрес. Света, наклонившись, следила за тем, что я делаю. Я поглядел на нее – на подбородке у нее был маленький шрам от царапины, тушь на ресницах лежала комками.
– Теперь все должно быть нормально, – сказал я.
– Спасибо тебе. – Света неестественно широко улыбнулась. – Как ты вообще поживаешь, как дела?
– Как обычно. Ничего нового.
– Ну, это не так уж и плохо. По крайней мере, никаких больших неприятностей, я надеюсь?
– Ну да. Ладно, пойду я к себе.
– Пока. Еще раз спасибо. Удачи.
Я развернул «lov.ru». Ввел город – «Москва», «парень познакомится с девушкой», возраст «25-29».
Первой в списке была «Надежда, 26. Познакомлюсь с парнем в возрасте 26-40 лет. 3 фото». Я щелкнул на кнопку «Подробнее»
