Джек Керуак - Море – мой брат. Одинокий странник (сборник)
Уэсли налил себе еще, от кварты осталось совсем немного, он наполнил стаканы товарищей – они теперь обсуждали музыку – и тем самым ее опустошил. Хотел снова разбить бутылку, как всегда поступал с этим символом пустоты – после каждой капитуляции перед ее невыполненными обещаниями. Он хотел бы разбить ее о другие бутылки в баре отца и потом заплатить ему за ущерб, – может, так и надо было поступить в Нью-Йорке, когда у него было восемь сотен долларов, надо было пойти в самый развеселый бар города и разбить все бутылки, зеркала и люстры, все столы, подносы и…
– Уэсли?
Сердце Уэсли подпрыгнуло, с другого конца стойки его отец смотрел на того, кто заговорил у Уэсли за спиной. Эдна… ее голос.
Уэсли медленно обернулся. Позади него стояла девушка, бледная девушка в темно-коричневом летнем костюме, шрам рассекал ее лоб над левой бровью. Женщина, зрелая женщина, а не маленькая Эдди, на которой он женился… десять лет назад… нет, это другая женщина.
Уэсли ничего не мог сказать – он пристально смотрел в испытующие голубые глаза.
– Это Уэсли! – сказала она, в основном для себя.
Уэсли не нашелся с ответом; он сидел, повернув голову, ошарашенно глядя на нее.
– Ты не хочешь сказать «привет»?
– Ты Эдна, – гипнотически пробормотал он.
– Да!
Уэсли медленно слез с барного стула и встал перед ней, по-прежнему держа бутылку. Руки дрожали. Он не мог оторвать изумленного взгляда от ее лица.
– Как ты, Уэсли? – спросила она, изо всех сил стараясь держаться формально.
Уэсли несколько секунд молчал, слегка покачиваясь, в изумлении широко раскрыв глаза.
– Я? – прошептал он.
Девушка нервно переступила с ноги на ногу.
– Да, как ты? – повторила она.
Уэсли быстро взглянул на Билла Эверхарта и Ника Мида, но те были так поглощены беседой и так пьяны, что девушку даже не заметили. Его отец наблюдал с другого конца бара, сдвинув густые белые брови – в смущенном беспокойстве, показалось Уэсли.
Уэсли повернулся к девушке.
– Я ничего, – выдавил он, запинаясь.
Они молчали, нерешительно глядя друг на друга посреди опилок.
– Пожалуйста, – произнесла наконец Эдна, – может… может быть, мы… выйдем?
Уэсли медленно кивнул. Когда они выходили, он запнулся ногой и едва не упал – он был пьянее, чем думал, – чертовски пьян.
Они вышли на ночную улицу, пропахшую морем; в нескольких кварталах громыхала, затихая вдали, надземка. Музыка и порыв теплого пивного ветра вырвались в ночь из бара.
– Давай прогуляемся, – предложила Эдна. – Тебе нехорошо.
Уэсли шел по улице с Эдной, ее темные волосы блестели в свете фонарей, а каблуки чопорно цокали в мягкой тишине.
– Будь я проклят! – пробормотал он.
– Что?
– Будь я проклят.
Эдна внезапно засмеялась – тот же самый краткий неугомонный смех, который Уэсли почти забыл.
– Это все, что ты хочешь сказать? – задорно спросила она.
Уэсли сообразил, что до сих пор держит пустую бутылку, но лишь глупо ее осмотрел.
– Что люди подумают? – засмеялась Эдна. – Мужчина и женщина идут по улице с бутылкой виски!
Он перехватил бутылку в другую руку и промолчал.
– Давай я ее поставлю, – сказала Эдна.
Она положила свою руку поверх его и осторожно забрала бутылку… прикосновение его испугало. Эдна аккуратно поставила бутылку в канаву, а он смотрел. Выпрямившись, она оказалась очень близко [к] нему.
Внезапно Уэсли опьянел очень сильно – тротуар под ним заскользил.
– Ты сейчас упадешь! – воскликнула она, схватив его за руку. – Боже, сколько ты выпил?
Он поднес руку ко лбу и понял, что покрыт испариной. Челюсть у него дрожала.
– Ты болен, – в тревоге вскричала Эдна.
– Я быстро напиваюсь, – проворчал Уэсли.
Эдна подтащила его к крылечку:
– Сядь.
Он тяжело опустился и закрыл лицо руками. Она тихо села рядом и стала гладить его по волосам незнакомыми нежными пальцами.
Они долго молчали, Уэсли не отнимал руки от лица. Услышал, как мимо проехала машина.
Потом она заговорила:
– Ты ходишь в море?
– Да.
– Я написала твоему брату несколько лет назад, и он мне сказал. Он теперь женат.
– Да.
– Он сказал, что твой отец начал дело в Бостоне и ты изредка его навещаешь.
Молчание.
– Уэсли, я искала тебя прямо с…
Он быстро покосился в сторону и вновь уперся взглядом в пакгауз на другой стороне темной улицы.
– Ты никогда не оставлял ни следа, даже в Морском союзе. Я написала тебе много писем… ты их получал?
– Нет.
– Не получал?
– Я никогда и не спрашивал, – пробормотал он.
– Так тебя тогда в Нью-Йоркском отделении ждут несколько десятков писем.
Он молчал.
– Тебе лучше? – спросила она.
– Да.
– Свежий воздух…
Мимо прокрался кот, тощий бродячий кот. Уэсли вспомнил котенка, которого нашел на Бродвее несколько ночей назад. Этот кот был старше, потрепаннее, огрубелый, оголодавший: он не был беспомощным… как котенок.
– Ты знаешь, зачем я тебя искала? – неожиданно спросила Эдна.
Уэсли устремил на нее темные глаза:
– Зачем?
Он и глазом не успел моргнуть, как ее губы прижались к его рту, ее рука обхватила его за шею. Он смутно узнал вкус ее губ, резкий аромат, затуманивающий его рассудок воспоминаниями о том, что он когда-то знал, что теперь вернулось к нему трепетной волной утраты. Снова Эдди!.. снова 1932-й!.. он снова в Беннингтоне, и деревья снова шелестят за окном их спальни, и мягкий весенний ветерок снова влетает в гараж, и юность снова влюблена!
– Я все еще люблю тебя, Уэс, и ты прекрасно знаешь, что всегда буду! – хрипло и гневно прошептала она ему в ухо.
Снова ее хриплый шепот! Солнце, песни снова!
– Люблю! Люблю, Уэс! – говорил ее дикий шепот.
Уэсли сжал ее податливое плечо и поцеловал ее. Что это за призрак вернулся из пустых коридоров времени? Это ли маленькая Эдди, прекрасная маленькая Эдди, которую он взял в жены когда-то, невезучая дочка туристов, которую он встретил летом на танцах и полюбил на берегу пруда его юности, на песках под давнишней луной – странной, тайной, счастливой луной?
Рот ее был ароматен, подвижен, Уэсли оторвался от него, погрузил губы в прохладные волны ее волос. Те же милые волосы! Те же милые волосы!
Эдна плакала… слезы скатывались по тыльной стороне его ладони. Он приподнял ее лицо и взглянул на него в мрачной темноте – бледное, украшенное самоцветами слез, странное лицо, от которого сердце его разрывало ужасным, неоспоримым духом перемен. Это не она! Еще раз он приблизил к ней свое лицо, влажные губы целовали его подбородок. Его щека, прижатая к ее горячечному лбу, ощущала слабую пульсацию в бугорке ее шрама. Кто эта женщина?
Сильная боль пронзила грудь Уэсли, нестерпимая боль подкралась к горлу. Конечно, это Эдди! Она вернулась в ту часть его, что все еще была молода, и теперь ошеломила ту его часть, что уже состарилась, она прокралась туда незнакомкой, терзающей его жизнь. Он вскочил с сердитым воплем, то ли ревом, то ли рыданием.
– Ну чего ты хочешь? – пролепетал он.
– Тебя! – всхлипнула она.
Он ладонью закрыл глаза.
– А вот этого не надо! – воскликнул он.
Она рыдала на ступеньках в одиночестве. Уэсли вытащил сигареты и пытался достать одну из пачки. У него не получалось. Он отшвырнул пачку.
– Я хочу тебя! – прорыдала она.
– Возвращайся к своим богатеньким дружкам! – прорычал он. – У них все есть. У меня нет ничего. Я матрос.
Эдна сердито взглянула на него:
– Ты дурак!
Уэсли не пошевелился.
– Я не хочу их, я хочу тебя! – закричала Эдна. – Мне делали кучу предложений… Я ждала тебя!
Уэсли молчал.
– Я рада, что ты матрос! Я горжусь! – плакала Эдна. – Я не хочу никого, кроме тебя, – ты мой муж!
Уэсли резко развернулся к ней:
– Я тебе не мешаю – получай развод!
– Я не хочу развода, я люблю тебя! – отчаянно вскричала она.
Уэсли посмотрел вниз и увидел под ногами пустую кварту. Подобрал ее и отшвырнул, она вдребезги разбилась об стену пакгауза через дорогу, выстрелив, как лампочка. Эдна закричала, всхлипывая.
– Вот что я обо всем этом думаю! – крикнул Уэсли.
Наверху открылось окно, женщина в ночной рубашке решительно высунула голову.
– Что там у вас происходит? – подозрительно завизжала она.
Уэсли оглянулся и задрал голову.
– Закройте это чертово окно, пока я его не разбил! – рявкнул он на женщину.
Она вскрикнула и исчезла.
– Я позвоню в полицию! – пригрозил голос из другого открытого окна.
– Звони, трепло старое! – прокричал Уэсли. – Вызови морских пехотинцев…
– Ой, Уэс, тебя арестуют! – умоляла Эдна. – Давай уйдем отсюда!
– Да мне пофигу! – заорал он, обращаясь ко всей улице.
– Уэсли, – умоляла Эдна. – Пожалуйста! Тебя арестуют… Они вызовут полицию!
Он повернулся к ней:
– А тебе что за дело?
Эдна крепко сжала его плечи и сказала прямо ему в лицо:
– Мне есть дело.
