Крейг О'Хара - Философия панка: больше, чем шум
Не меньшее количество панков называют себя анархистами, но не поддерживают пацифизм. Некоторые из них — это люди, которые были основателями пацифистского лагеря. Члены английских групп Conflict, Chumbawamba и Стив Игнорент из Crass отказались от пацифизма после многочисленных нападений скинхедов и полиции. Пацифизм стал рассматриваться как наивная идея даже среди тех, кто ранее принимал, его. «К сожалению, реальный мир не основан на моральных принципах. Если бы политика и революционные изменения заключались бы только в морали, мы бы давным-давно победили! В определенное время в! определенных местах нам, к сожалению, приходится применять силу»136. Даже если пацифизм был удачно расписан либералами как моральный принцип, достойный восхищения, во многих случаях он действует против нас. «Я верю в пацифистскую философию, но я могу также сказать, что я верю в Бога, но в реальной жизни мне было бы трудно доказать, что он существует! Такова реальная жизнь, и в нашем обществе существует очень реальное насилие. Не будучи готовым столкнуться с ним, духовно или физически, вы сильно рискуете»137. Дэн и Феликс из коллектива «Profane Existence» неоднократно давали подобные рекомендации в своем журнале Одну из лучших и наиболее рекомендуемых статей вы можете найти в книге «Снова сделай панк угрозой»138 под заголовком «Добавь жару», где Феликс приводит точные и подчас необходимые инструкции по применению огнестрельного оружия.
Не существует устойчивого критерия для определения, когда и по какому поводу насилие могло бы быть применимо. Одним ш мест, где произошел конфликт, были протесты во время войны в Персидском заливе, когда пацифизм критиковался как неэффективный и либеральный. «Первая неделя протеста в Сан-Франциско была полна напряженности между пацифистским большинством и сторонниками более радикальной конфронтации. Мы были свидетелями „мирных“ демонстрантов, которые обороняли призывные участки, не давая их громить, тушили пожары, устроенные демонстрантами и извинялись за аресты, проведенные полицией; их коллективный скулёж: „Нет насилию!“ все еще звучит в моей голове»139.
Этот автор отвергает пацифизм, не осознавая всего смыслового спектра, который может отражать этот термин. Он считает, что за пацифизмом стоит «чувство собственного превосходства, самовлюбленное пуританство, исключающее проявления ярости и спонтанности. Он (пацифизм) имеет в своей основе слепое поклонение таким символам, как сторонник классового разделения общества, государственник и сексист Ганди: он создает бесцветную, пассивную массу людей, мечтающих стать мучениками и боящихся буйной жизненной энергии больше, чем самой смерти»140. Хотя я согласен с этим утверждением, этому автору стоило бы заметить, что суть борьбы заключается не в создании определенных правил протеста, а в правильном использовании тактики для достижения целей. Иногда насилие необходимо, иногда же оно вредит делу.
Признание существования насилия в нашем обществе, и того, что это неправильно, кажется, не убеждает многих людей воздержаться от его умножения. Мысль о том, что только насильственными средствами можно получить результаты, является такой же опасной, как и аргумент «кто сильнее, тот и прав», которому так неистово противостоят анархисты. Рассматривание пацифизма как идеала, прекрасного, но недостижимого, сходно с уже описанным феноменом личной анархии.
Необходимо заметить, что панки, не придерживающиеся пацифистских взглядов, насколько я знаю, не причинили еще никому серьезного ущерба по политическим соображениям. В начале 1980-х стычки с полицией были достаточно частыми (и до сих пор нередки), но случались они, как правило, в результате отмененного концерта или вечеринки. Панки не принимали участие ни в каких жестоких революциях или политических покушениях и, конечно, они настроены неагрессивно, несмотря на то что о них говорит пресса. Лишь недавно панки проявили серьезный интерес к вооруженной борьбе. Возрождение материала о таких радикальных организациях, как «Red Army Faction», «Angry Brigade», «Weathermen», «Black Panthers» и других, выбравших вооруженную борьбу, непрерывно появляется в фэнзинах. С распространением этой литературы, вкупе с популярностью борьбы мексиканского движения сапатистов (EZLN), больше панков стало выступать против идеологии пацифизма Я надеюсь, что те, кто избрал другие средства ведения борьбы за свободу, будут к ней хорошо подготовлены.
В то время как насилие, направленное против фигур (власти может вызывать различное отношение, то насилие против собственности стало активной частью деятельности, как панков-пацифистов, так и непацифистов.
Целью прямых действий против неодушевленных предметов является попытка изменить что-то в этом мире. В главе данной книги, посвященной проблемам окружающей среды, описано желание и готовность некоторых панков действовать таким образом, который может рассматриваться как вандализм или порча имущества. Действия эти нечасто освещаются настолько адекватно, чтобы объяснить их смысл, поэтому общество в основном видит в этих действиях просто хулиганство. Голландские панки взрывали бензоколонки «Shell» за разрушительную деятельность компании в Южной Африке, панки во всем мире разрушали лаборатории для экспериментов над животными и собственность их владельцев, а также исправляли содержание рекламных щитов с тем, чтобы привнести политический смысл. Эти и многие другие (против «МакДоналдс», банков и т.д.) действия рассматриваются как предпринятые против угнетателей. Кроме того, нужно заметить, что пацифисты почти всегда согласны с деятельностью такого рода и их пацифизм касается только живых существ. Во время войны в Персидском заливе, панки обнаружили, что попытаться остановить конфликт можно «увеличивая материальную стоимость интервенции; прямо препятствуя военным операциям через срыв работы призывных пунктов и блокирование погрузки оружия на военных базах: так устанавливалась связь между войной и элементами в нашем обществе, подталкивающими нас на тропу насилия»141.
Фэнзин «Profane Existence» — голос в поддержку физического уничтожения собственности. Передовые статьи часто пропагандируют подобные действия, и отдел новостей переполнен сообщениями о них. Редактор Дэн описывает свое участие в вашингтонском протесте против войны: «Первые действия начались, как только мы прошли мимо очень большого и фешенебельного здания казначейства Камни полетели в окна и красная краска — на стены. За деньги можно купить новые окна, но нет суммы, способной возместить жизни людей, погибших за правительство и его войны»142.
Разрушение собственности рассматривается не только как способ политического заявления, многие панки видят в нем также способ повеселиться. Что касается прямого действия, панки приняли точку зрения, близкую к той, которой придерживаются такие (организации, как «Earth First!». Разоблачение и попытки разрушить Систему рассматриваются как первоочередные задачи панка. Эти действия обычно не доходят до физического противостояния, за исключением стычек со скинхедами или полицией. Что касается полиции, то не существует темы, которая была бы основой для такого числа песен, протестов и всеобщей антипатии.
«Клянусь Богом, я ненавижу копов» (панк в классическом фильме «Закат западной цивилизации»143). «Если бы я внимательно прослушал каждую запись из тех, что у меня есть, я бы, вероятно, нашел около тысячи песен групп, играющих панк, хардкор, металл, ой (скинхед/панк музыка из Англии) и рэп, направленных против полиции. Отвращение и ненависть к полиции являются всеобщими во всем спектре молодежных суб- и контркультур. Полиция олицетворяет собой все плохое, что есть во власти: коррумпированные садисты, расисты, сексисты, трусливые подонки-вымогатели»144. Все панки сходятся во мнении, что полицейские — подонки. Они являются когтями государственной власти и используются им для устрашения, и, конечно же, в анархическом обществе нет места для полиции. Панки видят в ней «бесполезную трату налоговых денег, служащую лишь одной цели — терроризировать наше сообщество, города и попирать наши личные свободы»145. Многие люди говорят, что полицейские «просто исполняют свою работу». Однако если выполнение их работы влечет за собой унижение и избиение тех, кто посмел выступить против власти, они не дождутся хорошего отношения от панков.
Никто не возьмется утверждать, что каждый отдельно взятый коп — расист, сексист и грубиян, но фактом является то, что «хорошие» полицейские встречаются очень и очень редко. «Любой, кто задавался этим вопросом, осознает, что городская полиция состоит из бесчеловечных негодяев, которые пользуются своей властью, чтобы унижать других»146. В то время как некоторые панки настаивают на пассивном противостоянии унижению полиции, другие видят в этом тот самый крайний случай, когда насилие оправдано. Панки были вовлечены в бесконечные столкновения с полицией, обычно заканчивавшиеся насилием и арестами. Необходимо отметить, что взаимоотношения европейских панков с полицией более напряженные, чем в Америке. Европейские панки в прямом смысле слова сражались, чтобы защитить себя и свои сквоты, и иногда выходили победителями. С другой стороны, панки в Южной Америке постоянно подвергались арестам, а иногда даже убийствам со стороны полиции. Далее панки, являющиеся веганами и пацифистами, часто были вынуждены сражаться с полицейскими, забывая о правиле ненасилия. Панки-анархисты рассматривают анархию как свободу от власти и правил; как место, где люди могут жить своей жизнью без каких-либо форм внешнего принуждения. Таким образом, полиция и даже формальные законы будут не нужны. Многие панки читают и содействуют распространению анархистских идей таких идеологов, как Бакунин, Голдман и Кропоткин, а также обсуждают работы ныне живущих авторов, таких как Ноам Хомский и Говард Зинн, чтобы понять, как они соотносятся с современным панк-движением и целями его активистов. К сожалению, некоторым панкам, считающим себя анархистами, формальности классической анархистской мысли были неинтересны или казались излишне «интеллектуальным» аспектом движения. Обсуждая анархистский центр в Англии, поддерживаемый Crass, Стив Игнорент сказал: «Я посетил пару таких собраний, и язык, на котором там говорили, был наполнен цитатами из работ анархистских писателей столетней давности. Я подумал, что любой панк, слушающий это, не смог бы понять ни единого слова. Я по-настоящему почувствовал ту иерархию, когда люди, которые прочли больше произведений Прудона, чем остальные, были „во главе стола“. Это нисколько не отличалось от собрания любой политической партии — люди просто сидели и бормотали о том, что написали давно умершие люди»147.
