Павел Тетерский - Клон-кадр
— Ну, извиняй. Я как-то не подумал о том, что в редакции журнала «FHQ» я могу случайно встретить Клона, который не способен отшить двух малолетних обсосков без помощи чужого мобильного телефона. Иначе бы я, пожалуй, обзавелся трубой.
— Да и действительно, — соглашается Клон. — Мужики, у меня дела срочные возникли. Нам нужно вот с человеком наедине поболтать… надолго. На весь день в принципе. Не обижайтесь. Планы поменялись. Попьем пивка в следующий раз, хорошо?
— Да не вопрос, конечно, — наперебой соглашаются парни в майках с агрессивными надписями. — Святое дело — планы изменились. Конечно, да. Мы свалим. Мы тебе позвоним тогда на недельке, ладно?
Мы доходим до перекрестка и расходимся в разные стороны. Мы — налево, Зерг с Зоргом — направо, в сторону метро.
— Какой же он все-таки крутой, — полушепчет Зорг Зергу.
Зерг понимающе кивает.
— Эй! — кричит им вдогонку Клон.
Они синхронно разворачиваются (говнодав Зерга взметает маленькую пыльную бурьку). В четырех одинаковых глазах ненадолго вспыхивает надежда, но не всерьез.
— Спасибо за пиво, парни!
Продуманная фраза, взвешенная. Клон заранее знал, когда ее произнесет и на сколько метров они должны отойти, прежде чем она достигнет их ушей. К таким фразам обычно предлагается звездная улыбка — Кларк Гейбл, небожитель, не забывающий поблагодарить простого парня за такую же простую земную радость, попить пивка, — но улыбаться Клону мешает брутальный хулиганский имидж (который ничто).
За пару секунд я успеваю вытащить и настроить «Зенит». Лучшие портреты получаются, когда люди не позируют. А лучшие из тех, где они не позируют, — те, где они в динамике. А лучшие из тех, где они в динамике, — вполоборота, с головами, повернутыми против хода движения. Стандарт. Любой профессиональный (и не очень) фотограф проходил это еще в средней школе. Банальный снимок, но я (в данном случае) не гонюсь за новаторством.
В кармане Клона позвякивает мелочь, а в моем кармане зависает кондовая зажигалка «Федор». Уже этого достаточно для того, чтобы каждый из нас в отдельности осознавал свою значимость. Эй, послушайте, как писал сто лет назад коротко стриженный поэт Маяковский. Вы можете меня принимать или не принимать, но никто не сможет отрицать факт моего существования здесь, в Москве 2*** года. Эй, смотрите, это я иду, разбрызгивая почти испарившиеся лужи, взметая пыльные мини-бурьки, мутя бархатные революции в стаканах и сжимая зажигалку «Федор» в кулаке в правом кармане — иду, красивый, двадцатисемилетний. Я читаю книжки, придумываю на домашнем компьютере (для себя) неудобоваримую музыку — всякие маниакально-депрессивные школьные вальсы, поскальзываюсь на банановых шкурках, мечтаю убить человека, изредка снимаю девушку на пару недель, время от времени участвую в уличных происшествиях, но чаще всего — чаще всего я просто разбрызгиваю московские лужи, сжимая в кулаке зажигалку «Федор».
Иду делать дебильный репортаж за пять тысяч долларов США. Эй, а вы знаете… мне повезло.
Из кармана Клона — пищащая отрыжка сотового: sms. Звук: средней навороченности, но не мультиинструментал. Текст sms: «Zdorovo, как dela:)? 4to delaesh?» Клон уверенно выбирает опцию «Delete».
Смайлики: то, что меня всегда раздражало. Этот придурок Маккензи, один из первых компьютерных упырей, придумал их специально для себя и себе подобных. Чтобы безымянные и безличные околомониторные киборги могли перестраховаться на случай своих галимых сетевых разборок. Чтобы они всегда имели возможность сослаться на несерьезность своих зарядов. Удивляюсь, как людям не лень делать столько лишних телодвижений, производить столько сверхурочных нажатий на клавиши.
Кроме того, смайлики — гаденькая НЛПшная шняга, призванная формировать у партнеров по переписке позитивное мышление. Печатный аналог менеджерской улыбки. Я знал некоторых (глянцевитых и не очень) редакторов, которые просто не могли письменно общаться без этого дерьма. Они заканчивали смайликами не только свои тупые шутки, но и вообще все предложения: «Привет:). Нам нужно сделать один материал:). Сможешь:)?». Возможный вариант ответа: «Пошел на х…:)». Но так я поступал редко. Обычно я поступал так: «Да, смогу. Давай условия». А пару раз — под настроение — даже так: «Да, смогу. Давай условия:)». С такими людьми всегда легче общаться на понятном им языке — это тоже НЛП, труды по которому я никогда не читал.
Суть понятия «позитивное мышление» всегда оставалась для меня загадкой. Если мышление есть, оно не может быть позитивным или негативным, оно — адекватное. Сиречь — объективное. Иначе это уже не мышление, а личные навязки каждого. Независимо от того, какой (негативный или позитивный) оттенок они носят. Кстати, к самому термину «позитивный» у меня тоже предубеждение. Как минимум в силу того, что его безнадежно скомпрометировали американские психологи.
Об smsKax клоновских читателей/почитателей. Несколько месяцев назад молодежный журнал «Fool» заплатил Клону двести долларов (плюс взялся оплачивать ему ежемесячные расходы на сотовый) в обмен на возможность напечатать номер этого самого сотового для своих дебильных читателей. Клон до сих пор круглые сутки получает от них sms: почему-то они предпочитают общаться именно таким образом (может, потому, что в устном разговоре нельзя ставить смайлики). Некоторые звонят, но таких единицы.
Ктон больше не популяризирует свою персону, но теперь ему нечем платить за телефон. Поэтому он не меняет номер и вынужден постоянно читать и переваривать весь этот беспонтовый словесный спам, состоящий из латинских (почему-то) букв и абсолютно идиотских вопросов от незнакомых ему людей.
— Ну что, расскажешь, что там происходит, раз уж нам целый день вместе тусовать? — спросил Клон, цепляя на нос темные очки. Очки для Клона — заменитель бейсболки. В бейсболке на улице уже жарко-вато, поэтому за маскировку теперь отвечают они.
Клона в этом городе знает каждая собака. Года полтора назад на чьей-то тусовке он жаловался, что сам вырыл себе бездонную яму. Из-за всего этого он не мог ни грабануть маркет, ни поучаствовать в массовых беспорядках (и то, и другое еще несколько лет назад занимало верхние строчки нашего с Клоном рейтинга развлечений). Почему так получилось? Ответ: ТВ.
Как вы понимаете, для того чтобы как минимум раз в неделю твое счастливое табло показывали по каждому из каналов, недостаточно просто писать книги про футбольных хулиганов (а также: вообще писать книги, снимать фильмы, ставить спектакли, играть в футбол… и так далее). Нет, для этого надо знать нужных людей, быть в теме, держать х… по ветру, поддерживать правильные контакты и оставаться у всех на устах. В мире сотни классных футболистов, но только Бэкхем, несмотря на окончание футбольной карьеры, до сих пор каждый день окружен телерепортерами и газетными папарацци. Только его смазливая физиономия не сходит с первых полос желтушных листков и светских колонок. Только его случайным половым партнершам предлагают по миллиону фунтов за то, чтобы они рассказали благодарным читателям бульварной прессы, какой у старины Дейва член. Такая изнурительная деятельность, имеющая целью глобальное самонасаждение в рамках одного отдельно взятого полиса (страны, планеты — у каждого по-разному), занимает массу времени и нервов. А со временем запросто может перерасти в манию.
Сегодня есть три неполитических (а — в противовес — номинально культурных) деятеля, которые навязчиво, болезненно и в ущерб себе насаждают свой физиономический образ на голубые экраны: Филипп Киркоров, Юрий Грымов и Никас Сафронов. А еще совсем недавно их было четыре: Филипп Киркоров, Юрий Грымов, Никас Сафронов и Клон.
Автопиар: почти то же, что автопедерастия. Последний термин обозначает сексуальное извращение, апологеты которого трахают самих себя в задний проход своими же собственными членами. Очень много лет назад я прочитал о нем в (авто)педерастическом журнале «г'ОМ». Если мне не изменяет память, статейка была приурочена к 1 апреля.
Принципиальное отличие Клона от вышеупомянутых коллег по автопиару: деньги. В смысле — у Клона они никогда не водились. В этом плане он оказался куда непрактичнее других таблоидных личностей от масскультуры — те хотя бы смогли обратить свою популярность в материальный аспект. Клона же материальное не интересовало, он жаждал просто популярности — голой и самой по себе ничем не подкрепленной.
Клон всегда был эксгибиционистом. Пока к нему не пришла известность, он ограничивался периодическим обнажением и предъявлением присутствующим своего (средних размеров) полового члена — на тусовках в несколько рыл. Что в принципе никого не напрягало. Другое дело — то, что началось потом. Здесь уже одним членом было не обойтись, здесь пошла другая игра. Любой, даже самый массивный и великолепный, член слишком незначителен по сравнению с теми эксгибиционистскими возможностями, которые открылись перед Клоном после первого (литературного) попадания в точку. Одно дело — по пьяни показать болт десяти близким друзьям и паре-тройке случайных собутыльников, другое — на всю страну объявить по ящику о том, что ты считаешь себя первым программным писателем современности. Ничто не сравнится с телевидением и СМИ. Аксиома.
