Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
– Винландский шаман ему предрек, что он найдет свою любовь, когда собаки сани по траве повезут быстрее, чем по снегу, а Сунна четыре раза с горы скатится. Он сказал, энгульсейские колесные нарты – первая часть предсказания, а венедские огненные колеса – вторая. Такой был веселый, – средний Хёрдакнутссон повесил голову. – Десяти шагов не отъехал, ванненцы вперед пошли. Подо мной коня убили, а ему копье под мышку. Любовь…
– Еще сколько народу потеряли? – Горм оглядел ряды воинов.
– Сотни две аконтистов, пятьдесят кливанофоров, и четырех катафрактов, – ответил щедро покрытый подтеками неприятельской крови Кирко, мешая танский с этлавагрским.
– Коннахтцы почти все полегли, едва полста осталось. А у этих? – конунг протянул зрительную трубу сидевшему за ним отроку. – Тихомысл?
Тот долго оглядывал выстроившуюся у моря стену щитов, потом сказал:
– Они друг друга закрывают, но не больше тысячи трехсот пятидесяти.
– Достойные воины. Всех вождей потеряли, а как строй держат, – сказал Хёрдакнут.
– Не всех, Нидуд дроттар жив еще, но досадно будет их пустить на прокорм чайкам да лисам, – Горм задумался, кинув взгляд в сторону стены вражеских щитов под знаменем с вороном. – Не побегут, хоть корабли за ними, и путь открыт. И своих сколько еще положим, да за уже решенное дело… Говорить пробовали?
– Не вышел разговор. Нидуд гонца посохом забил, – прогудел Камог.
– Выходит, естественным образом их сдвинуть с места нельзя, – конунг взглянул на брата. – Стало быть, надо попробовать сверхъестественный. Хельги, напомни мне про твою задумку с осадой свартильборгского замка.
– Аксуда мне дал запас смеси для вызова злых духов. Дурман-трава, кшате, какие-то сушеные грибы, и странное игольчатое растение с запада. Я думал, застань мы Фьольнира в замке, зажгли бы под стеной нежаркий костер, а над ним на решётах повесили бы смесь…
– Стой, так как она работает?
– Просто. Кто ее вдохнет, видит злых духов.
– Винландских или еще каких?
– Я знаю?
Тира пояснила:
– Обычно под воздействием таких средств каждый видит то, чего больше всего боится. Видения наслаиваются на восприятие действительных событий.
Горо в согласии закивал.
– Хельги, эта отрава у тебя с собой?
– Да, в лесу с обозом осталась.
– Пошли-ка за ней, да за дровишками для костра. Надо бы еще подумать, какие действительные события им подкинуть, чтоб видения вышли пострашнее, так?
– Сам поеду, – сказал Хельги, ставя ногу в стремя. – Заодно дам псарям знать, как их учитель погиб.
– А не проще всех перебить? – спросил Кирко. – Это вроде не против вашего закона?
– Это по закону, – прогнусил Ингимунд. – И по обычаю.
– По закону, и по обычаю, да не по совести, – Щеня приблизился к серебряному змею, на ходу поддерживая свежевыкупанного в крови и грязи лейганца или коннахтца, настолько мелкого и тощего, что на вид ему можно было дать лет двенадцать. – Я пару раз останавливался раненым помочь, и вот кого ко мне Яросвет с вестью послал.
Знахарь поставил мальчонку перед Хёрдакнутовым конем. Недомерку все-таки должно было быть больше, чем двенадцать лет – иначе кто бы доверил ему на этих диких островах отличный энгульсейский меч?
– Рассказывай! – сказал знахарь.
Лейганец отвесил низкий поклон старому ярлу, еще более низкий и опасливый – Тире, и заговорил. Его речь явно произвела впечатление на сыновей Брианна, но оставила многих других слушателей в недоумении.
– Переведите кто-нибудь этот скулёж? – предложил Хёрдакнут.
– Донакка мак Аодаган, арис мар ан кеанна са танм'айргис, – ободряюще сказал Щеня.
– А ты откуда знаешь? – удивился Горм.
– Потом, – отмахнулся знахарь.
Мальчишка с мечом исподлобья уставился на Тиру.
– Абайр, буахайл! – обратилась к нему анасса, чья способность на лету схватывать любой иноплеменный говор продолжала вызывать у конунга умиление.
– Твой враг, Нуада! – уже понятнее пискнул «Донакка мак Аодаган.» – Смерть! Фои Мьоре!
На этом, его танский, видимо, кончился полностью, так как недокормленный отрок начал оседать на колени, и был своевременно подхвачен Щеней.
– Очень исчерпывающе, – решил Горм. – Тебе-то он что сказал?
– Он сказал, что на это поле наложены чары. Если здесь погибнет больше, чем одиннадцать раз по тринадцать раз по семнадцать воинов, из-под моря полезут фоморцы, и начнется новая зима великанов.
– Фоморцы? – переспросил Хёрдакнут.
– По-вашему йотуны, – объяснил один из сыновей Брианна.
– Хтонические силы, – шепнула Горму Тира. – Они знакомы и нашим мистикам.
– Примерно две тысячи четыреста, – сказал конунг. – А тысяча с лишним здесь уже полегла.
– И ты в это веришь? – с сомнением спросил Кнур не то у Горма, не то у Щени.
– Есть те, кто черпает силу в страданиях смертных, – подтвердил знахарь.
– Тихомысл мне по дороге рассказал, не он один в небе летал, – поделился конунг.
– Как это? – кузнец опешил.
– Челн с крылами, а в нем три собаки! – выпалил Святогоров ученик, неуклюже сползший с крупа Готи. – Мне лапками помахали!
– Похоже, это просто ниссе любопытничают, но нам это напоминание: есть многое в этом круге, что мало какому мудрецу и приснилось бы[190], – Горм оглядел товарищей. – Да и не только в том дело. Мы здесь, чтобы положить конец Йормунрековой с Фьольниром заразе, так?
– Так, – согласились воины.
– Значит, надо все сделать не по-Йормунрекову, а наоборот?
Ярлы и карлы вновь загудели в согласии.
– Что бы сделал Йормунрек на нашем месте?
– Всех, кто может сражаться, перебил бы, а из голов сложил бы башню, – предположил Кнур. – Давно хотел.
– Потом, кто умирает с оружием в руках и с именем Одина на устах, и после смерти ему служит, – добавил Горм.
Он то ли на самом деле почувствовал, то ли ему примерещилось, холодное дуновение в странном направлении… не совсем из яви. Нахмурившись, ярл закончил:
– Ветер дует на северо-восток. Разожжем костры, спалим винландскую траву, скатим огненные снаряды из Альдейгьи, что остались…
– Все вышли, – сказал Боривой, единственный из участников битвы, кто каким-то образом выглядел в новом чешуйчатом доспехе свежо и блестяще, как свежевыловленная поморянская селедка.
– И пустим псов, – закончил конунг. – Побегут, пути отрезать не будем.
– А не побегут? – спросил Кнур.
Старший Хёрдакнутссон развел руками, потом похлопал правой по рукояти меча.
С востока заскрипели колеса. Из-за выгнутого дугой края леса показался Родульф, по неоднократному обыкновению с чьей-то головой на копье, за ним Ренвард вел в поводу лошадку, тащившую окруженный ратниками возок Всемилы, в котором поверх сложенной оболочки воздушного шара лежали три тела. Руки среднего были перекрещены поверх рукояти огромного меча с золотой гардой.
– Отец? Тадг? Мурраг? – старший из сыновей Брианна бросил копье с головой Маэля и побежал к возку, его братья за ним.
– Тадг еще в этом круге, – крикнул Родульф. – Конунга сразил Бродир с Ваннена!
Скальд указал на свое копье. Грива черных волос на его украшении не оставляла особого сомнения в том, где Бродир ярл окончательно потерял голову.
Часть осиротевших братьев обступили возок, кто в голос плача, кто протягивая руки к телу отца, кто обнимая еле живого младшего брата с туго перевязанным обрубком правой руки. Другие направились к Родульфу. Старший обнял его, еще один плюнул в лицо Бродира.
– Скажи слова! – крикнул кто-то.
Сквернослов передал свое копье одному из молодых коннахтских ярлов и обратил обе руки ко Всемиле:
– Я здесь ни при чем, я только тело нашел!
– Скажи слова! – закричало несколько сотен голосов.
Родульф развел руками:
– Был бы я рад
Сказать слова в склад,
Да Бродир не мною убит —
Дочка Пустила
Его завалила,
Она пускай говорит!
– И Фьольнира, и Бродира? – восхитился Волчок. – Не иначе, сам Сварог-молотобоец за тобой сегодня приглядывал, Всемила свет Пустиловна! Скажи слово!
– Слово! Слово! – закричали таны и венеды.
– Плохую смерть нашел Бродир, – сказала дева, когда крики поутихли. – Пуля из волкомейки ему живот разорвала, собственными кишками за дубовую ветку зацепился, так вокруг ползал да на дуб их мотал, пока не умер.
Этот рассказ вызвал взрыв – некоторое время Горм мысленно искал правильный оборот, который, увы, пришлось позаимствовать из этлавагрского – варварского ликования. Тем временем, из леса повалили воины Хельги с вязанками хвороста, сваливая ноши в полосу саженях в двадцати от стены вражеских щитов. В их направлении полетело с пару десятков стрел, больше у поборников Одина, видно, не оставалось.
