Владимир Козлов - Школа
– Не боись, все законно. Думаешь, – я что-то спиздил и волоку цыганам загонять? Зачем мне таким заниматься? Я уже старый для этого.
Доносим коробку до цыганского дома, ставим перед калиткой.
– Дальше я сам. Ты меня на улице подожди.
Мужик заходит с коробкой в калитку.
Его нет минут десять. Я жду, курю, рассматриваю дом – двухэтажный, из белого кирпича, с гаражом на две машины. На Горках такой дом только один.
Калитка открывается, мужик выходит с довольной рожей.
– Ну что, – дело сделано, можно теперь и от метить, да? У меня как раз есть поллитра.
Мужик вытаскивает из сумки за горлышко бутылку водяры и прячет назад.
– Надо сначала жратвы купить.
Мы заходим в продовольственный, мужик берет полбулки черного хлеба и триста грамм зельца. Потом перелазим через забор детского сада, садимся в беседке. Мужик расстилает газету.
Пьем по очереди из горла. Ножа нет – хлеб ломаем, а зельц мужик покромсал на газете своим ключом от квартиры.
После первой закуриваем.
– Давно пьешь? – спрашивает мужик.
– Ну, по-нормальному, не по-детски – года два.
– А попробовал давно?
– Водку – года три назад, а шампанское мне класса с третьего на Новый год наливали. По чуть-чуть, само собой.
– А я – в первом классе попробовал. Даже не то что попробовал, а нормально так вмазал. Я тогда со старыми своими в четырехквартирном жил, ну, в бараке, можно сказать. И там соседка – девятиклассница – привела к себе подружек: Восьмое марта отмечать. Вино купили, торт, хуе-мое. И меня позвала – я один дома сидел. Налили мне грамм двести, как большому. Я ебанул, забалдел и что, ты думаешь, стал делать?
– Не знаю.
– За цыцки их щупать.
– А они?
– А что они? Лахали.
– А с бабой когда первый раз?
– В седьмом классе. Тоже по пьяному делу и тоже с соседкой, только с другой – той уже тогда не было, переехала. А в восьмом засадил бабе – ей сороковник уже был, дочке – пятнадцать. Пока я ее в одной комнате драл, Санька, мой корефан, в другой комнате дочке целку сломал. И главное, матка не хотела, чтоб дочка знала, что она со мной, а дочка матке про Саньку ничего не сказала. Ну а ты во сколько лет первый раз бабу отодрал?
– В пятнадцать.
– Тоже неплохо.
Мужик отпивает из бутылки, передает мне, а сам засовывает в рот хлеба и зельца, жует. Я спрашиваю:
– А что ты вообще делаешь по жизни?
– Так, работаю на Кирова.
– На автозаводе?
– Ага.
– А кем?
– Слесарем.
– А это, ну, насчет цыган?
– А-а-а. Это – так, от случая к случаю, можно сказать.
– И не заебало тебя – на заводе? Я летом три недели отработал – думал, охуею.
– Ну а что делать – под пивбаром стоять, как синюги всякие?
– Не знаю. Но на заводе – ебал я в рот.
– Это ты сейчас так говоришь, а вот сходишь в армию, придешь…
– Не пойду я в армию. На хуй она мне усралась?
– Ну, не хочешь – не иди, если ты такой герой.
– На себя посмотри – чмо колхозное. Возишься целый день в мазуте, въебываешь, как негритос, а ставишь себя, типа, деловой. Уебу – не подымешься.
– Еще посмотрим, кто кого.
– Пиздуй отсюда, ты понял? – Я хватаю его за воротник и накручиваю на кулак около горла.
Мужик меньше меня и слабее, я его не боюсь. – Еще раз на Рабочем увижу – дам пизды. И цыгане твои не помогут. Ты понял?
– Понял. Ладно, отпусти.
Я отпускаю воротник, беру пузырь – там водяры на два пальца – и допиваю.
– С ним по-хорошему – налил, как человеку, а он…
– Сделай фокус – скройся с глаз, понял?
– Понял.
Мужик забирает свою сумку и прет к остановке. Я остаюсь в беседке. Домой идти неохота – опять родоки начнут ныть, что выпил.
Темнеет. Люди прутся с остановки – едут с регенератного и с завода Куйбышева, волокут из сада детей, заходят в продовольственный за хлебом. Два пацана с двадцать восьмой трясут у малых копейки. Я их знаю, но подходить лень. Я вырубаюсь.
Открываю глаза – уже вообще темно. Смотрю на часы – пол-одиннадцатого. Поднимаюсь и иду в автомат звонить Ленке.
***
У нас не было стрелок почти месяц – как бухнули винища перед первым сентября, так и все: то у нее уроков много, то идет к подруге на день рождения, то с родоками на даче.
Гудки, потом она берет трубку. Я говорю:
– Привет.
– Привет.
– Как дела?
– Нормально.
– Как школа?
– Как обычно – лажа.
– Давай, может, встретимся, а?
– Давай после выходных, во вторник.
– Около дома, как раньше?
– Нет, давай в центре, около входа в ГУМ.
– Около центрального или бокового?
– Около центрального. В семь. Ну, пока.
– Пока.
Стою около ГУМа. Уже пятнадцать восьмого, а Ленки нет. Тепло, как летом. По Первомайской прут бабы в нормальных шмотках, с мелированием и начесами – на стрелку или гулять. Я достаю из пачки «космосину» – последняя. Прикуриваю зажигалкой, кидаю пачку в железную мусорку.
Иду к автомату, набираю номер. Короткие гудки. Сажусь на остановке на «шестнадцатый» и еду к Ленке: надо конкретно поговорить, сколько можно заниматься херней?
Поднимаюсь на пятый, звоню. Открывает мамаша – старая тетка малого роста, волосы скручены в клубок, как у деревенской бабы.
– А Лена дома?
– Нет. А зачем она тебе?
– Так, поговорить надо.
– А откуда ты вообще ее знаешь? Ты не с ее класса – я тех всех знаю.
– Нет, не с ее. Так, знакомый.
Я поворачиваюсь и иду вниз по лестнице.
В беседке около дома никого нет, я сажусь на скамейку. Будет, конечно, херово, если сейчас придут те гондоны, которые залупались около «Спорттоваров». Вдруг они с этого дома или с соседнего?
Сижу, плюю под ноги. Минут через сорок или, может, через час, из-за угла выходит Ленка с пацаном. Он малый, меньше ее, но крепкий. Я подхожу.
– Привет.
– Привет. А что ты здесь делаешь?
– Жду.
– Меня ждешь?
– Ага.
– И давно?
– Так, порядочно. А ты почему не пришла к ГУМу, как договаривались?
– Не смогла. Надо было к одной девчонке сходить, отдать кассету.
– Все ясно. А это кто такой?
– А какая тебе разница? Мой друг.
– И больше ты мне ничего не скажешь?
– А что тебе еще сказать? По-моему, ты сам все должен понять. Хотя бы сейчас.
– Ни хуя я не понимаю, ясно?
– Слушай, что ты к ней прицепился? – говорит пацан.
– А тебе слова не давали. Рот закрой.
– Э, ты что?
– Ничего.
Пацан смотрит на меня и двигает челюстью туда-сюда. Я его ненавижу, а он меня. Бью ему ногой по яйцам и прямой в нос. Он отбивает, мы начинаем махаться на встречных. Ленка орет:
– Вы что – одурели? Прямо под окнами. Нука перестаньте, а то соседи увидят – разнесут всему дому. Скажут, связалась с дураками. Э, ну вы слышите?
Мы бьемся дальше, нам насрать на ее крики. Ленка идет в свой подъезд.
Я начинаю сдыхать. Еще немного – и пацан начнет меня стелить. Но он тоже сдыхает. Я говорю:
– Ну что, может, – все?
– Ладно.
Мы расходимся. Никто никому не дал – бились наравне. Морда у него красная, значит финики будут. У меня тоже, и губу он мне разбил.
Пацан идет к «Спорттоварам» – видно, там живет, я – к горбатому мосту.
***
Возле общаги пединститута чурки играют в футбол. Играть они вообще не умеют – не попадают по мячу, не могут толком отдать пас, только орут друг на друга по-своему.
Какой-то малый поджигает кучи сухих листьев, и они дымятся.
Навстречу мне – двое пацанов.
– Спички есть? – спрашивает один. Он кучерявый, в ухе – большая золотая сережка, как у баб.
У второго – точно такая. Пидары какие-то.
Я достаю зажигалку, пацаны подкуривают. Я беру у них сигарету, и они уходят. Я затягиваюсь, вынимаю сигарету изо рта и трогаю языком разбитую губу.
Выхожу из троллейбуса на Рабочем. На остановке сидит Зеня.
– Привет.
– Привет. Ты соткудова едешь? Со стрелы?
– Да нет, так просто.
– Ладно, не пизди. Знаю, что со стрелы. Я тебя видел с бабой несколько раз – ничего такая пила.
С короткой прической, в серой юбке.
– Где ты меня видел?
– В городе, на Первомайской.
– Ну, может быть.
– Не «может быть», а видел. Давай, колись. Расскажи про свою бабу.
– Нечего тут рассказывать. У меня с ней уже все.
– Что, протянул и кинул или сама стала выкобениваться?
– Вроде того.
– Ну и хер на нее. Баб, видишь, сколько кругом? Вагон и маленькая тележка. Ты ее хоть протянул?
– Ага.
– Ну так и все. Послушай меня. Ты с какого года?
– С семьдесят второго.
– А я с шестьдесят девятого. Первый раз бабе в седьмом классе засадил. А всего столько переебал, что и половины не помню. Так что послушай меня. Найди себе еще бабу и отъеби, а проэту свою забудь. Или у вас хуе-мое, любовь там?
– Да нет.
– Тогда хули ты? Это только в кино бывает – расставания там, слезы-хуезы. Ну ты понял?
– Понял.
– Вот и хорошо. Бабки есть? В пивбар, по пиву?
– Да нет, бабок нету.
Бабки у меня есть, но пить сегодня с Зеней неохота. Настроение поганое.
