Владимир Сорокин - Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
– Что это, Вячеслав Михайлович? – выкрикнул из партера золотопромышленник Рябушинский. – Провокация эсеров?
– Подарок дамам к Международному женскому дню! – нервно пошутил главный редактор «Правды» Кольцов.
– Товарищи! Это лед! – громко констатировала девушка с красной косынкой на голове.
– Господа, а вдруг это бомба? – воскликнул граф Сумароков-Эльстон.
– Прошу минуту тишины! – поднял руку Молотов, и голоса стихли. – А теперь попрошу всех занять свои места!
Набежавшая публика стала покидать партер. Когда в зале наступила тишина, Молотов заговорил своим громким голосом:
– Я прошу всех успокоиться. То, что случилось сейчас, – не провокация эсеров, не террористический акт и не шутка. Это уникальное явление, чрезвычайно важное для нашего Советского государства. У вашего правительства нет секретов от своего народа. Завтра вы все узнаете из газет, а теперь необходимо как можно скорее убрать этот предмет из зала и поместить его в морозильник. Вы уже заметили, что это лед. Так вот, этот лед ни в коем случае не должен растаять. Я прошу сильных мужчин, сидящих в партере, помочь вынести это из зала.
Возникла пауза. В зале появились солдаты охраны. В первых рядах поднялись несколько человек, осторожно приблизились к воронке.
– Товарищи! Ничего не бойтесь! – успокоил их Молотов. – Это просто лед. Но очень важный лед.
Солдаты и мужчины-добровольцы облепили ледяную воронку, медленно вытянули из развороченного пола, приподняли и понесли к выходу.
– Товарищ Молотов! И все-таки, что же это такое? – раздался женский голос из соседней ложи.
– Вы не хотите потерпеть до завтра? – улыбнулся Молотов.
– Нет! Не хотим! Говорите сейчас! – послышались голоса с мест.
Молотов обвел зал взглядом своих черных глаз:
– В таком случае я предоставляю слово специалисту. Лаврентий Павлович, объясните товарищам, что произошло.
Сидящий слева от него Берия встал, снял пенсне и неторопливо протер его замшевой тряпочкой. Это был высокий худощавый человек с большой яйцеобразной почти безволосой головой, узко скошенными плечами и длинными руками с выразительными тонкими пальцами; лицо его, узкое и вытянутое книзу, всегда имело выражение рассеянной углубленности в себя, которое встречается обычно у людей искусства. Небольшие зеленые глаза подслеповато щурились, полные губы блестели со вкусом подобранной помадой. На Берии был превосходный темно-синий фрак с орденом Красного Знамени в алмазном венце. Очень высокий стоячий воротник красиво поддерживал узкие худые скулы министра госбезопасности.
Берия надел пенсне на свой тонкий небольшой нос и заговорил тихим четким голосом:
– Это так называемый ледяной конус, посланный нам из недалекого будущего Орденом Российских Землеёбов. Орден будет сформирован из многочисленных сект землеёбов в 2012 году. В 2028-м члены Ордена обоснуются в Восточной Сибири, на Лысой горе, в подземельях которой обнаружатся следы поселения сибирских зороастрийцев – потомков небольшой секты, которая… кажется, в конце VI века до нашей эры бежала из великой империи Ахеменидов на север. И постепенно оказалась в тайге, между двумя Тунгусками, на Лысой горе, в гранит которой они благополучно углублялись в течение четырех веков. Зачем? В поисках так называемого Подземного Солнца, лучи которого, по их верованию, уничтожат различие между добром и злом и вернут род человеческий в райское состояние. Сибирские зороастрийцы изобрели машину времени, способную посылать небольшие объекты в прошлое. Один из этих объектов вы видите здесь.
Берия замолчал, шевеля губами и оглядывая зал.
– Товарищ Берия! – встал с места Алексей Стаханов. – Ты скажи прямо – это хорошо или плохо?
– Конечно, хорошо, – сдержанно улыбнулся Берия. – Это уникальное явление.
– И часто они, эти… зем-ле-ёбы, будут швырять по нам такими глыбами? – спросила Ольга Чехова, обмахиваясь черным китайским веером.
– Могут же быть жертвы, господа! – с трудом приподнялся десятипудовый Мика Морозов. – А если б эта штука вылезла не в проходе, а прямо здесь, среди нас?! Или на галерке? И натурально свалилась бы на наши головы?! Это же… катастрофично!
– Мика Саввович, от вас ли слышать такие речи? Вы же писали, что привыкли смотреть опасности в лицо? – спросил генерал-полковник МГБ Фриновский, и весь зал засмеялся.
Смех снял со всех напряжение. Глыбу благополучно протиснули в дверь и вынесли.
– Лаврентий Павлович, а что там внутри, в этой la pyramide glaciale de CheЂops? Какое-то мирное послание нам? Или – объявление войны? – спросила княгиня Урусова.
– Ультиматум? – привстал, глядя на Берию, ее супруг в морской форме.
– Что же это нашим голубокровым всё войны мерещатся?! – хлопнул по своему пухлому колену народный артист СССР Андреев. – Никак уж дважды отвоевались, слава тебе господи! Да попридержите же рысаков, господа гусары!
Все снова засмеялись.
– Насчет ультиматума – не уверен, – продолжал Берия. – Впрочем, посмотрим. Читайте газеты, товарищи.
– Тогда подскажите, где нам ждать следующего ледяного привета из будущего? – усмехнулся писатель Павленко.
– Следующего, по всей вероятности, не будет, – ответил Берия. – Зороастрийцы оставили в своих пещерах всего три установки. Первый ледяной конус был обнаружен летом 1908 года неподалеку от Торжка. В нем была книга из оленьей кожи с описанием истории и устава Ордена. Бездарное правительство Николая II посчитало это розыгрышем. Сохранились только части книги. Вторым конусом был разрушен поезд Москва – Владивосток 29 июля 1937 года. На лед тогда никто не обратил внимания. Зато мерзавец Ежов не преминул воспользоваться этим крушением, в результате чего возникло фальшивое «дело железнодорожников», унесшее в три раза больше жизней, чем само крушение. И вот сегодня, здесь – последняя попытка.
– А что было во втором конусе? – спросила Ольга Чехова.
– Там было тело существа, получеловека-полуживотного. Мальчик шести лет с рогами, копытами, хвостом. А на лбу татуировка: «Дитя блядского мира». Труп сильно пострадал во время крушения, но, к счастью, был сохранен одним умным и честным сотрудником НКВД. Рискуя жизнью, он заспиртовал и спрятал тело.
– Господин Берия! – встал чемпион мира по шахматам Алехин. – Какое же объяснение этому феномену дали наши ученые?
Молотов решительно встал, тряхнул курчавой головой:
– Дорогие товарищи, имейте терпение! Лаврентий Павлович и так сказал вам достаточно.
– А где товарищ Сталин? – закричал с галерки молодой голос.
– Да! Где Сталин? – встал, словно опомнившись, Павленко.
– Где Сталин? Сталин! Почему он не с нами? – раздались голоса.
В правительственной ложе показалась внушительная фигура Микояна, поднимающегося со своего места. Широкоплечий, полный, чуть выше среднего роста, он выбрался из кресел и встал, опершись на парапет. Микоян улыбнулся и обвел зал взглядом небольших, но невероятно живых и молодых глаз; совершенно лысая голова его и гладкое желтоватое лицо бодро лоснились, серый френч с двумя орденами Красного Знамени плотно обтягивал крепко сбитую фигуру.
– Вы хотите знать, почему товарищ Сталин не наслаждается вместе с нами этим отличным концертом? – быстро заговорил он с легким кавказским акцентом. – Отвечаю: товарищ Сталин после церемонии открытия Дома Свободной Любви слегка устал и захотел отдохнуть. Мы, большевики, хоть и сделаны из особого материала, но у нас тоже иногда болят головы.
В зале засмеялись и зааплодировали. Микоян успокаивающе поднял руку:
– А вот аплодировать, друзья мои, надо не мне, а нашему великому певцу, которому мы все, – он глянул на карманные часы, – уже почти десять минут активно мешаем работать.
Зрители как по команде повернулись и посмотрели на сцену. Все это время Александр Пятой сидел в ванне, следя за происходящим. Заметив, что все смотрят на него, он высунул из желе свою беспомощную, похожую на вынутого из моря осьминога руку и покачал ею.
– Погасите свет! – скомандовал Молотов.
Зал погрузился в темноту. Подождав недолго, Пятой полуприкрыл глаза и запел:Ах, как и зимним утром да январским
Постучалися мне в дверь стальную,
Я ни жив ни мертв лежу безответный,
А жена моя, Маруся, отвечает,
Отвечает-вопрошает скрозь стальную дверь:
– А и кто стучится, кто там ломится?
Говорят три юных гласа да за дверью:
– Открывайте, отворяйте, люди добры,
Мы не сделаем вам подлого-худого.
Отворила тяжку дверь моя Маруся,
Три сестрицы милосердья на пороге,
Все в халатах белых да с крестами,
Все в резиновых перчатках да в сапожках.
А одна из них высока-черноглаза,
А другая толстовата-рыжий волос,
Ну а третья вся задумчива-прозрачна.
Вот заходят три сестрицы милосердья,
Саркофаг мой страстотерпный обступают,
Примеряются, берутся за прихваты
Да на двор меня, болезного, выносят.
