Владимир Козлов - Варшава
– Значит, можно поехать в Швейцарию, разбить там витрину… Тебя посадят, скажем, на месяц… Ты это время работаешь, потом берешь бабки – и домой?
– Ну, можно и так. Только за витрину вряд ли посадят. Там это ничего не стоит.
***
Поднимаемся с Бородатым по лестнице «хрущевки». Третий этаж. Бородатый звонит, открывает бабка в черном сарафане.
– Здравствуй, тетка. Вот привел тебе квартиранта – я говорил про него, помнишь? Хороший пацан, жил у Нинки, а она – ты ж знаешь – умерла.
Я и Бородатый разуваемся в узкой прихожей.
– Вот эта – комната, – говорит бабка. – Можаш вадить, каго хочаш. Толька сматры – штоб не абакрали. У нас красть нечага, а у том гаду быу квартирант, милицыанер – у маленькай комнате. Жанаты, жонка – у дярэуне. И прывеу бабу на ноч. А у яго залатое кальцо было – и украла она. Нада было добра схавать, каб не нашла.
В комнате – сервант, кресла и диван с деревянными подлокотниками. Полированный ящик телевизора накрыт красной салфеткой. Занавеска закрывает проход в другую комнату.
– А то – другая комната, там – мы с Галей.
Комната – узкая, у стен – две кровати. На одной лежит в одежде бабка, глаза закрыты. Бородатый несильно дергает ее за пятку в простом чулке. Она вздрагивает, открывает глаза.
– Привет, что это ты разоспалась? Я вам квартиранта привел.
– Иди ты у жопу са сваим квартирантам.
Мы выходим из комнаты.
Бабка говорит:
– У сорак втарой сейчас держат квартиранта, платит тры с палавинай тысячы – гэта с пастелью. Кали без пастели, то тры. Пайдет?
– Комната проходная. Вы телевизор будете смотреть, а мне учиться надо.
– Да мы ничаго асоба не смотрым, толька «Марыю» и «Мачаху».
– Не знаю, надо подумать.
– Ну думай. Саша, нам тут Коля с цэркви гуманитарную помащ прынёс, давай я табе дам.
– А что там такое?
– Мы не поняли, не па-русски написана.
– Так давай у студента спросим, он шпрехает не по-русски.
Бабка приносит белую коробку с иностранными надписями. Язык непонятный, наверно, голландский.
– Это не английский, я этого языка не знаю.
– Ну ладно, не знаешь, так не знаешь, – говорит Бородатый. – Разберемся как-нибудь, что с ним делать. Скорее всего, каша.
Бабка приносит из кухни еще несколько коробок, Бородатый достает из куртки тряпичную сумку, они запихивают в нее коробки.
– Ну, мы пошли, короче.
Бабка кивает.
Я говорю:
– До свидания.
Выходим на лестницу. Бородатый захлопывает дверь.
– Если дорого, то можешь к Павловне – в двадцать девятом доме, рядом с нашим. Она квартирантов не держит, а комната свободная.
***
Павловна сидит на кухне, вяжет. По радио идет передача «Жадаю вам»: «А зараз шчырыя виншаванни сямидесятигадовым юбилярам…»
В моей комнате – диван, полированный стол без скатерти, два продавленных кресла и телевизор «Рекорд» на ножках. Хозяйка сказала – он не работает.
Выхожу на лоджию, смотрю со второго этажа на двор. Хоккейная «коробка», деревянный детский домик, с трех сторон – пятиэтажки.
Сажусь за стол, пишу упражнения по грамматике. На кухне тарахтит холодильник. Я негромко включаю магнитофон – «Кино», «Группа крови».
Звонок в дверь. Хозяйка выходит из комнаты, открывает. Я уменьшаю звук.
Хозяйка говорит кому-то:
– Падажди, я щас.
Она идет на кухню, звенит бутылками, возвращается в прихожую. Дверь захлопывается.
Стук в дверь моей комнаты. Хозяйка.
– Вова, я эта самае… Самагонку прадаю. Но тольки яму – с пятага этажа, рахит гэты. Ён – каб жонка ня бачыла. Утрам вдеть с сабакай, патом вечарам – с работы. Ты не бойся, он нармальны. – Она вытирает нос рукавом фланелевого халата. – У тым годе прадавала другим – во то были засранцы. Пазванили, зашли, начали бить. Давай, кажуть, тысячу бабак, будем бить, пака ня даш. Я дала – што мне было рабить? Водку искали – не нашли. Патом бабки прынесли – толька, кажуть, не падавай у суд. Я и не падавала…
***
Иду по коридору молодежного комитета. Табличек с названиями фирм стало больше.
Стучу в триста двадцатую, открываю дверь, захожу. Все тот же толстый чувак сидит за компьютером. На экране – какой-то текст.
– Здравствуйте. Я насчет работы. Я у вас осенью был – вы дали телефон, сказали звонить. А по тому телефону никто не отвечает.
– Да, у нас изменился номер. Теперь двадцать девять – двадцать два – тридцать один. А работы нет – откуда она возьмется? – Он отрывает глаза от монитора. – Вообще, тебе стыдно должно быть – ходишь, просишь: «Дайте работу, дайте работу». Как дети, ей-богу. Время такое, столько возможностей… Иди и зарабатывай. А они ходят, просят. В Польшу хотя бы съезди. Мы сейчас как раз начали этим заниматься – делаем приглашения. Загранпаспорт есть?
– Нету.
– А восемнадцать исполнилось?
– В декабре.
– Тогда сделаем загранпаспорт, никаких проблем.
– А сколько это будет стоить?
– Ну, десять тысяч – всего ничего, можно сказать. В Польше, знаешь, как поднимаются люди? Считай, в два раза. Вложил сто долларов – за поездку там, за загранпаспорт, за товар – привезешь двести. Сотня чистого навара. Ты здесь заработаешь за неделю сто баксов? Ты здесь столько и за три месяца не заработаешь.
– А учеба?
– А что «учеба»? У вас что, так уж строго – посещаемость там, отмечают каждый раз?
– Нет.
– Ну и все. Это у нас, когда учился, жестко было – староста всех отмечает в журнале, восемь часов без уважительной причины – выговор, шестнадцать – отчисление. У вас сейчас не учеба, а лафа.
– Хорошо, я понял. Мне надо посоветоваться. Если что, то я приду.
– Само собой, приходи. Чао-какао.
Сажусь на стул в кабине переговорного пункта, набираю номер родителей.
Трубку берет мама.
– Алло, привет.
– Привет. Ну как у тебя дела?
– Нормально. А у вас?
– Тоже как обычно.
– Мам, я хочу поехать в Польшу, в коммерческую поездку. Вы мне дадите денег?
– Зачем тебе эта поездка?
– Как «зачем»? Заработать…
– Не знаю даже… Лучше б учебой занимался, а прокормить тебя как-нибудь прокормим…
– Ну, кроме как поесть, еще много чего надо.
– Да уж… Ой, время это такое…
– Ладно, давай быстрее, а то деньги кончатся.
– Что «ладно»? Надо подумать, с отцом посоветоваться. Перезвони нам завтра.
– Хорошо.
– Пока, целую.
– Пока.
***
Захожу на кухню. Хозяйка сидит за столом, перед ней – сковорода с жареной рыбой.
– Во, рыбы нажарыла, ем. Дяшовая была у прадавольственным. А ты чаю хочаш, Вова?
– Можно.
– Тольки ускипеу.
Она берет с пластмассовой крышки высохший использованный пакет чая, бросает в чашку.
– Он яшчо харошы – я толька раз заварыла. Нада эканомить, Вова. Мы с табой с капейки жывем – нада эканомить. Такога чаю на чатыры чашки хватит, а то и больше. Я крэпки асоба не пью, и ты крэпки ня пей, не нада.
– Нет, я такой не буду. У меня своя заварка.
– Ну, як хочаш…
Я беру свою банку с заваркой, насыпаю в чашку.
Хозяйка говорит:
– Сейчас вот па радыё сказали – хочуть атмянить льготы на трамвай. А я усё рауно платить ня буду. Выганють – сяду у друга. Адкуда у мяне грошы, у пенсианерки?
Я зажигаю газ.
– Он жа толька ускипеу.
– Когда только?
– Ну, минут пять…
– Пусть еще закипит.
– Ты сматры, а то спалиш мне чайник.
– Не спалю.
Хозяйка поправляет жирным пальцем очки. На стекле остается пятно.
– А я во ачки адела, а то кастей ня вижу.
Я выключаю плиту, беру чайник тряпкой, наливаю в чашку.
Хозяйка бурчит:
– Чуть закипеу – и сразу снимай, а то спалиш, а щас усё знаеш, якое дарагое?
– Да не бойтесь, не спалю я ваш чайник. Могу свой из дома привезти.
– Не, не нада, не прывази. Гэта я так… А я вот брагу учынила, самагонку гнать… Нада ж трохи грошы насабирать, а то памру – и не буде, за што пахаранить. А увосень апять паеду у калхоз – бураки красть. И картошку.
– А если поймают?
– И наплювать. Што яны мне зробять – старай бабе? – Хозяйка улыбается. Своих зубов у нее нет, одни металлические коронки.
***
Тетка в сером костюме, с бусами на шее листает мой паспорт. Комната оклеена желтыми обоями, на потолке – подтеки. На обшарпанном письменном столе – старый черный телефон, стопка паспортов и общая тетрадь.
– Ближайшая поездка – двадцать седьмого, разрешительная запись у вас уже есть. Поездом До Сокулок – это сразу за польской границей, километров пять. Потом – автобусом в Плоцкое воеводство. Три дня торговля, один день – закупка. Отправление поезда в двадцать два ноль-ноль. Просьба не опаздывать.
– А что лучше всего везти?
– Ну, что все везут. Хозтовары. Одежду. Водка наша хорошо идет. Спирт «Рояль». И сигареты импортные – блоками.
– И все это можно провозить?
– Норма – литр водки и один блок сигарет на человека. Но если хорошо спрятать…
Купе забито клеенчатыми баулами. Пожилой мужик спрашивает: