Брет Эллис - Гламорама
Он со скучающим видом подносит трубку к уху.
Быстро что-то говорит по-итальянски, Затем слушает. Затем снова быстро что-то отвечает и выключает телефон.
— К нам едут гости, — говорит Давид.
Я лежу и напеваю себе под нос «слушаю как дует ветер и смотрю как солнце всходит».[123]
7
Стук в дверь.
Давид открывает.
В номер входит красивая девушка. Давид обнимает ее, они радостно стрекочут по-итальянски, а я смотрю на них из постели и в глазах у меня туман. У девушки в руках конверт, в котором лежит видеокассета. Даже не представившись, она протягивает кассету мне.
Я смотрю тупо на кассету, пока Давид нетерпеливо не выхватывает ее у меня из рук и не вставляет в стоящий под телевизором видеомагнитофон.
Давид с девушкой удаляются в соседнюю комнату, оставив меня перед экраном.
8
Это эпизод из передачи «60 минут», записанный без звука.
Дэн Разер представляет сюжет. У него за спиной проецируется отрывок из журнальной статьи. Лицо моего отца. А за ним, в полутени, мое лицо.
Азалии. В гостях у Памелы Дигби Черчилль Хэйуорд Гарриман. Ужин в честь Самуэля Джонсона. Сбор пожертвований на президентскую кампанию. Гости: Рут Хотте, Эд Халинг, Дебора Гор Дин, Барбара Раскин, Дебора Таннен, Донна Шалала, Хиллари Клинтон и Маффи Джипсон Стаут. А еще там Бен Брэдли, Билл Сейдман и Малькольм Эндикотт Пибоди. А еще там Клэйтон Фритчиз, Брайс Клэгетт, Эд Берлинг и Сэм Нанн. А еще Мариза Томей, Кара Кеннеди, Уоррен Кристофер, Катарина Грэхем и Эстер Куперсмит.
Отец стоит рядом с женщиной лет сорока пяти, которая одета в коктейльное платье от Bill Blass. Я бросаю на нее невнимательный взгляд.
Затем показывают, как Дэн Разер беседует с моим отцом в его рабочем кабинете в Вашингтоне.
Папа, судя по всему, сделал подтяжку лица, укоротил верхнюю губу, удалил морщины на веках и отбелил зубы. Он непринужденно смеется.
По экрану одна за другой мелькают фотографии. Папа с Мортом Цукерманом. Папа с Шелби Брайаном. Папа со Стромом Турмондом. Папа с Андреа Митчеллом.
Затем нарезка из различных статей и репортажей. Интервью с моей матерью периода середины восьмидесятых. Мои родители в Белом доме в компании Рональда и Нэнси Рейган.
Дэн Разер продолжает брать интервью у моего отца.
Монтаж: братья Брукс, Энн Тэйлор, Томми Хильфигер.
А затем я прогуливаюсь по Дюпон-серкл, а Дэн Разер берет у меня интервью.
Интервью внезапно перебивается отрывком из того осеннего выпуска «Развлечений сегодня вечером», где я занимаюсь с Ридом на тренажерах.
Различные снимки из моего портфолио: Versace, CK One, фрагменты из книги Мадонны «Секс». Снимок, сделанный папарацци, на котором я выхожу из ночного клуба. Снимок, на котором я выхожу из «Jockey Club».
Дэн Разер берет у меня интервью на первом этаже в ресторане «Red Sage».
Я смеюсь, веду себя непринужденно, на мне очки в тонкой проволочной оправе. Я одет как пай-мальчик в костюм от Brooks Brothers. Я киваю в ответ на все вопросы, которые мне задают.
Дэн Разер показывает мне номер «Vogue» с фотографиями, на которых я, в одних только трусах от Кельвина Кляйна, крашу лаком ногти на ногах Кристи Турлингтон. Дэн Разер жестикулирует, явно отпуская какой-то комментарий на тему моей физической привлекательности.
Я киваю головой, но с таким видом, словно мне стыдно.
Затем: фото Хлое Бирнс, сопровождаемое россыпью журналов с Хлое Бирнс на обложке.
Фотография из номера «Hotel Costes».
Съемки с похорон Хлое в Нью-Йорке.
Я сижу, заплаканный, в первом ряду, Элисон Пул и Бакстер Пристли утешают меня.
Интервью с Фредом Томпсоном, Гровером Норквистом и Питером Мандельсоном.
Я гуляю по Вашингтон-сквер.
Снова папа. Он выходит из гостиницы «Palma» в Майами в компании все той же женщины лет сорока пяти с темными волосами, приятной внешности, но не настолько приятной, чтобы привлекать к себе всеобщее внимание. Отец и эта женщина держатся за руки.
Вот они стоят перед клубом «Bombay», и она чмокает моего отца в щеку.
И тут я узнаю ее.
Это Лорри Уоллис.
Англичанка, с которой я познакомился на «Королеве Елизавете II».
Жена Стивена Уоллиса.
Та самая женщина, которая настаивала, чтобы я ехал в Англию.
Женщина, которая узнала Марину.
Я наклоняюсь к телевизору, чтобы сделать его погромче и услышать ее ответы на вопросы интервьюера, но на кассете нет звука и я слышу только фоновый шум.
Наконец, папа и Лорри Уоллис у Кэрол Лаксальт на рождественском балу. Папа стоит возле куста цветущей пуансеттии и жмет руку Джону Уорнеру.
А на заднем плане, попивая пунш из крошечной стеклянной чашки, на фоне огромной рождественской елки, усыпанной огнями, стоит Ф. Фред Палакон.
Я прикладываю руку ко рту, чтобы не закричать.
9
Я вновь набираю сестре.
Телефон звонит три, четыре, пять раз. Она снимает трубку.
— Салли? — Я задыхаюсь и говорю сдавленным голосом.
— Кто это? — спрашивает она подозрительно.
— Это я, — с трудом выдавливаю я. — Виктор.
— Ага, — говорит она с сомнением. — Я бы попросила вас — кто бы вы ни были — больше не звонить сюда.
— Салли, но это действительно я, послушай…
— Это тебя, — говорит она вдруг.
Затем, судя по звукам, трубку кому-то передают.
— Алло? — раздается в трубке мужской голос.
Я ничего не говорю, просто внимательно слушаю.
— Алло? — вновь повторяет тот же голос. — Виктор Джонсон слушает. Кто говорит?
Я молчу.
— Чувак, это было бы очень круто с твоей стороны, если бы ты перестал доставать мою сестру, — говорит голос. — Договорились?
Я молчу.
— До свидания, — говорит голос.
Щелчок.
На другом конце провода повесили трубку.
10
Давид попросил, чтобы я его не тревожил. Он вручает мне свитер и предлагает, чтобы я сходил прогуляться. Девушка, раздетая догола, сидит на коричневом плюшевом диванчике и курит сигарету. Она бросает на меня нетерпеливые взгляды. Я повинуюсь как зомби.
За дверью, уже в коридоре, я спрашиваю Давида:
— Почему ты думаешь, что я вернусь?
— Я тебе верю, — говорит он, улыбаясь и подталкивая меня к двери.
— Почему? — спрашиваю я.
— Потому что тебе некуда идти, — объясняет он, продолжая улыбаться.
Он так обаятелен при этом, что мне остается только кивнуть ему и даже поблагодарить.
— Спасибо, — говорю я Давиду.
У меня за спиной девушка направляется к кровати. Она останавливается, поигрывая всеми мускулами своего накачанного тела и что-то настойчиво шепчет Давиду по-итальянски.
Давид закрывает дверь. Я слышу, как поворачивается ключ в замке.
11
Я спускаюсь на служебном лифте в вестибюль, на улице ночь, улицы влажные от сырости, и капли воды стекают по фасадам зданий, мимо которых я прохожу, хотя дождя нет. По улице проезжает такси. Я уступаю дорогу стремительно мчащимся навстречу роллерам. И меня по-прежнему кто-то снимает на камеру. Сколько раз меня предупреждали? Сколько раз я пропускал предупреждения мимо ушей?
12
Через час я возвращаюсь в гостиницу. На служебном лифте поднимаюсь на свой этаж. Медленно пересекаю пустынный коридор. У дверей номера вынимаю из кармана ключ, но решаю прежде постучаться.
Никто не отвечает.
Я поворачиваю ключ в замке.
Я толкаю дверь.
Давид, голый, лежит мешком на полу в ванной. Не видно никаких крупных ран, но кожа словно вся исколота во многих местах и я абсолютно не понимаю, что с ним случилось. Пол вокруг Давида залит кровью и усыпан мелкими осколками фарфоровой посуды из нашего номера. Свет, льющийся в ванную из гостиной, придает всему зрелищу в высшей степени драматический оттенок. Девушки нигде не видать. Проклиная себя на чем свет стоит, я спускаюсь в бар.
13
В соседнем номере гостиницы «Principe di Savoia» реквизитор заряжает мини-«узи» калибра 9 мм.
14
Шинед О'Коннор пела «The Last Day of Our Acquaintance», а на часах было то ли одиннадцать, то ли час, то ли пятнадцать минут четвертого, и мы все лежали вокруг бассейна в большом доме Джанни на Оушен-драйв, и было нас человек двадцать, и все или болтали по мобильнику, или курили шмаль, а я буквально несколько дней назад познакомился с Хлое. Хлое лежала рядом в шезлонге, жарясь на солнце, ее губы распухли от впрыскиваний коллагена, а моя голова раскалывалась от похмелья после десятка манговых дайкири, а я время от времени косился на кольцо с бриллиантом в сорок карат на ее пальце, и лимонад, который я пил, щипал мне язык, и все кругом время от времени говорили: «Ну и что с того?», а перед этим все дружно ловили таракана, и люди мало-помалу расклеивались на жаре. Повсюду бродили парни — стройные, пухлогубые, в обтягивающих плавках — и среди них насчитывалось по крайней мере две рок-звезды, а также подросток-гомосексуалист из Палестины, который хвастался тем, что закидывал израильтян камнями в Хевроне. И все это происходило под ясным небом, голубым, как подушечка жевательной резины.
