Уильям Берроуз - Пристань святых
— Многие племена парней приходить Время Ксолотль разные каждый раз еще более разные. Теперь не нужно брать кусочек. Мы делать парень Зимбу. Делать много Зимбу во Время Ксолотль. — Я спросил, когда проходит это празднество. — Разное время разное место каждый год. Я думать сейчас на юг у море не знать точно за две недели до срок все парни прекращать трахаться и приходить туда горячий как огонь.
Разговорный язык ребят отличается большой гибкостью и удивительной яркостью благодаря мгновенным образным ассоциациям. Если вы не можете что-то представить, вы не сможете и произнести это. На вопрос о происхождении их языка парень не мог ничего толком ответить.
— Свободные парни написано давно в книге картин. Книга называться «дышащая книга». Один человек приходить показывать нам кусочек из книга.
У свободных парней нет представления о времени, и они отсчитывают его от 1969 года, когда были сформированы первые группы свободных парней.
Теперь у меня тоже есть коньки, шлем, кожаные налокотники, все мне прекрасно подходит. Коньки приспособлены и для подъема в гору. Завтра я выхожу патрулировать. Патруль состоит из шести ребят на коньках и одного парня на велосипеде. Парень на велосипеде руководит патрулем. Пост руководителя передается всем ребятам по очереди, а сама должность неформальна. В обязанности руководителя входит координировать деятельность патруля и распоряжаться собранной информацией. У него имеется пистолет и бинокль в дополнение к стандартному охотничьему ножу.
На рассвете мы отправились в путь по лежащим в руинах пригородам, над нами светил месяц на фарфорово-голубом утреннем небе. Руководитель патруля — высокий худощавый чернокожий подросток, уши плотно прижаты к его небольшой голове, в глазах — образ далекой саванны. Парни идут на коньках гуськом, положив руку на плечо идущему впереди. Мы подходим к пересечению главных улиц. Здесь обширный участок потрескавшегося заросшего травой асфальта. Наш руководитель едет вперед на велосипеде на вершину крутого холма и осматривает окружающую территорию в бинокль. Затем возвращается и произносит всего одно слово, означающее, что земля свободна до самого неба. Парень трет по своим плавкам, и в одно мгновение все ребята садятся и сбрасывают свои плавки поверх коньков. Теперь они перемещаются медленными кругами, касаясь гениталий и ягодиц друг друга.
Мальчик, едущий на коньках позади меня, кладет руку мне на плечо и направляет к развалившейся стене. Мы втроем прислоняемся к стене, затем начинаем кружиться, над нами вращается луна и небо, а мы разбрызгиваем сперму по потрескавшемуся асфальту.
Ближе к вечеру мы проезжаем мимо разрушенного здания. Консульство США. На обдуваемом всеми ветрами склоне холма мы замечаем стадо коз. Козопас машет нам и бросается нам навстречу, на ветру развевается его рваная джеллаба. Юному актеру около тринадцати лет. Он говорит нам, что сегодня утром мимо консульства проезжал грузовик с американскими солдатами, и они спросили его, где прячутся свободные мальчики.
— Американцы очень бор-бор. Дали мне сигареты, шоколад, вяленого мяса. И верят всему, что я им говорю.
Он берет палку и чертит на земле карту ложного пути, который он им показал. Руководитель внимательно рассматривает чертеж, зарисовывает его на бумагу, затем задает вопросы. Убедившись, что карта достаточно точна, дает парню кусок гашиша и складной нож. Пастух щелчком открывает нож и рассекает им воздух.
— Когда-нибудь убивать сукин сын американ.
Я положил руку ему на плечо. Он радостно бросается в мои объятия, словно послушная собачка, сбрасывает джеллабу и стоит обнаженным на ветру, прибивающем густые волосы на лобке к паху. Он откидывается назад, и я мастурбирую его… ветер сдувает сперму с плоского смуглого живота.
В ту ночь мы составили план нападения на грузовик. Наши агенты, работающие в качестве поваров, кондукторов автобусов, официантов, барменов начали раздавать бор-бор американским солдатам. Это средство, которого свободные парни очень боятся и используют только в качестве оружия против врагов, способно ввести человека в состояние блаженной удовлетворенности своим состоянием, чрезмерного благодушия и уверенности в том, что для американцев все и всегда в конце концов устраивается само собой.
— Все очень просто, нам нравится яблочный пирог, и мы нравимся друг другу.
Тряская езда в грузовике…
— О господи, разве мама не великий человек? У нее одни достоинства…
Бормотание переходит в сентиментальную песенку:
Твоя мать и моя…
Сердцем своим могла поделиться…
— Когда умру, пусть меня похоронят в одном гробу с нашим милым голубоглазым старичком, который всегда клал руку нам на плечо и называл нас «Сынками» и плакал, как ребенок над убитыми и ранеными. Он с рождения был настоящим Орлом [33].
Грузовик, полный крепких солдат, свистящих, поющих, плачущих, бормочущих, улыбающихся, ерзающих, словно радостные собачонки под доброй рукой старого хозяина. Член сайентологической группы подскакивает и орет:
— Спасибо тебе Рон Спасибо тебе Рон Спасибо тебе Рон!..
Другой солдат заключает в объятия еврея из Бруклина…
— Вы, евреи, такие теплые, такие человечные!
Еще один всхлипывает:
— Все черномазые плачут, потому что хозяин-в холодной-холодной могиле… Плачут, как дети прямо на глазах друг у друга… к чему стыдиться показать свою душу бормочет старый мудрый священник и я плакал в объятьях того доброго человека и полицейский обхватил нас обоих своими здоровенными лапами и мы рыдали все вместе.
Мать и флаг США, добрые священники, хорошие полицейские, восхитительные надзиратели в тюрьмах покачивались в колыбели бор бор…
Тонкий серпик луны на темно-синем небе. От ночного холода на теле выступает «гусиная кожа».
Металлический телеграфный столб в тридцать футов длиной зажат между нашими цепями. Строй из ребят на коньках по обе стороны крутого холма, столб влечет нас за собой все быстрее и быстрее, словно комета… он ударяет в самый центр грузовика и тот опрокидывается разбрасывая все эти головы бор-бор по холодной-холодной земле. Мы бросаемся к ним с обеих сторон и кромсаем их во имя государственного флага США. Под неправильным крестом из опрокинувшегося грузовика мы разбиваем тонкий лед в колонке и смываем с себя кровь. Теперь у нас достаточно оружия для следующей операции.
Ребята на роликовых коньках свернули на широкую обсаженную пальмами улицу и… в оглушительный ураган автоматных очередей… страшный гул и вибрация, от которой начинают стучать зубы и ярость циркулярной пилой пронзает мозг… сообщения свистом передаются по холодным переулкам, подхватываются в лае собак и достигают отдаленных коммун в считанные часы… он шел по продуваемым ветром улицам с приоткрытым ртом, ветер вздувал его белые шорты, волосы поднимались при первом порыве… пропахшие потом такие милые ноги… откидывают назад головы и воют… ветер… волоски вокруг ануса приподнимаются — юноши-растения, знающие травы и цветы, марихуана окружает вражеские ряды, ветер несет сенную лихорадку, водяные гиацинты забиваются в двигатель катера, бараки зарастают марихуаной, колючки разрывают сапоги полковника, знающие парни насылают саранчу и блох, прекрасный больной мальчик Бубу стоит у черной лагуны, хрупкие мальчики из предрассветных сновидений ждут у мансардных окошек на заброшенной улице в домах с черепичными крышами и кирпичными трубами, парни-шаманы с юными лицами, на которые легла тень смерти, молодой рыжеволосый солдат, у него дрожат уши, он визжит, извергает семя… странные улицы… сырые школьные туалеты… ветер гуляет по площадке для гольфа… обнаженный… семя бьет струей… застенчивые духи в мире теней… парень касается плеча под одеялами у него перехватывает дыхание когда другой парень крепко сжимает его колени его худые ягодицы его анус… сырая утренняя брусчатка капля дождя в паутине… голубая пустыня… кто существует может дышать там… тонкие побеги шиповника… тела… прохладные спины… его маленькие зубы… крики и визг… парни прижимаются друг к другу и хнычут во сне, обнаженный юноша, повернувшись спиной к Одри, трется о другого парня, он поворачивается и улыбается Одри.
Предвечерний свет… я касаюсь волнолома камня вьющихся растений я вижу свое тело и песок… лицо… там внизу худая бледная спина… два смеющихся юноши… голубая юность у них в глазах полных солнца… дом позади него… смутные очертания сквозь туман… я мальчик совсем ребенок… и я лежу обнаженный на его нижнем белье… он вытирается… моя комната и я в ней… он улыбается… наблюдать, как он это делает… перепрыгнуть через сияющее пустое небо… я ощутил неизвестную руку в своей руке… апельсин в сарае… долго-долго как же долго было… небеса распались… прах мертвых у него в глазах… в его яйца все плотнее и плотнее… и тогда я спускал в развалины внутреннего двора… запах овса.
