Стиг Ларссон - Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)
– Кроме того, значительная часть разбирательства будет касаться опекунства над обвиняемой. Речь пойдет о вопросах, которые в обычной ситуации почти автоматически объявляются секретными, и я прошу о закрытом слушании из сострадания к обвиняемой.
– Как относится к такому требованию адвокат Джаннини?
– Что касается нас, то нам все равно.
Судья Иверсен немного подумал, посовещался с юридическим консультантом и затем, к досаде присутствовавших журналистов, объявил, что согласен с требованием прокурора. В результате Микаэль Блумквист в числе прочих покинул зал.
Драган Арманский дожидался Микаэля Блумквиста у подножия лестницы ратуши. Стояла страшная июльская жара, и Микаэль почувствовал, как под мышками стали немедленно расплываться два влажных пятна. Когда он вышел из ратуши, к нему присоединились два охранника; они кивнули Драгану Арманскому и занялись изучением окружающей обстановки.
– Очень непривычно разгуливать повсюду с телохранителями, – сказал Микаэль. – Сколько это будет стоить?
– Фирма берет расходы на себя, – ответил Арманский. – У меня есть личный интерес в том, чтобы ты остался в живых. Но мы в последние месяцы выложили pro bono[63] порядка двухсот пятидесяти тысяч крон.
Микаэль кивнул.
– Кофе? – предложил Микаэль, указывая на итальянское кафе на Бергсгатан.
Арманский не возражал и в кафе взял себе двойной эспрессо с чайной ложкой молока. Микаэль заказал себе кофе латте, а охранники сели за соседний столик и пили колу.
– Итак, закрытое слушание, – констатировал Арманский.
– Этого можно было ожидать. Ну и хорошо, так нам будет легче управлять информационным потоком.
– Да, в принципе, все равно, но прокурор Рихард Экстрём мне все меньше нравится.
Микаэль согласился. Они пили кофе, глядя на ратушу, где решалась судьба Лисбет Саландер.
– Последний бой, – произнес Микаэль.
– Она к нему готова, – утешил его Арманский. – Должен сказать, что мне очень понравилась твоя сестра. Когда она начала излагать стратегию, я посчитал, что она шутит, но чем больше я вдумываюсь, тем более разумным мне все это представляется.
– Судьба процесса будет решаться не в здании суда, – сказал Микаэль.
Он уже в течение нескольких месяцев повторял эти слова, словно заклинание.
– Тебя вызовут в качестве свидетеля, – предупредил Арманский.
– Знаю. Я готов. Но это произойдет только послезавтра. Наш расчет, по крайней мере, строится именно на этом.
*
Прокурор Рихард Экстрём забыл дома бифокальные очки, и, чтобы прочесть в собственных заметках что-нибудь написанное мелким шрифтом, ему приходилось поднимать очки на лоб и щуриться. Он быстро провел рукой по светлой бородке, а потом вновь надел очки и огляделся.
Лисбет Саландер сидела, выпрямив спину, и наблюдала за прокурором загадочным взглядом. Ее лицо и глаза были неподвижны, а мысли, казалось, витали где-то далеко. Прокурору пришло время начинать ее допрашивать.
– Я хочу напомнить вам, фрёкен Саландер, что вы говорите под присягой, – сказал наконец Экстрём.
На лице Лисбет Саландер не шевельнулся ни единый мускул. Прокурор Экстрём помедлил несколько секунд в ожидании какого-то отклика и поднял брови.
– Значит, вы говорите под присягой, – повторил он.
Лисбет Саландер склонила голову набок. Анника Джаннини что-то читала в протоколе предварительного следствия, по виду совершенно не интересуясь действиями прокурора. Экстрём собрал свои бумаги и после некоторого неловкого молчания откашлялся.
– Так вот, – рассудительно начал он. – Давайте начнем прямо с событий шестого апреля в летнем доме покойного адвоката Бьюрмана возле Сталлархольма, послуживших исходной точкой моего изложения обстоятельств дела сегодня утром. Нам надо попытаться внести ясность в вопрос, как получилось, что вы поехали в Сталлархольм и стреляли в Карла Магнуса Лундина.
Экстрём призывно посмотрел на Лисбет Саландер. Ее лицо по-прежнему оставалось неподвижным. На лице прокурора вдруг отразилось отчаяние. Он развел руками и посмотрел на председателя суда. Судья Йорген Иверсен сидел с задумчивым видом. Он покосился на Аннику Джаннини, которая по-прежнему изучала какую-то бумагу, полностью отключившись от происходящего вокруг.
Судья Иверсен кашлянул. Потом перевел взгляд на Лисбет Саландер.
– Должны ли мы понимать ваше молчание как то, что вы не хотите отвечать на вопросы? – спросил он.
Лисбет Саландер повернула голову и посмотрела судье Иверсену в глаза.
– Я с удовольствием отвечу на вопросы, – произнесла она.
Судья Иверсен кивнул.
– Тогда, может быть, вы ответите на мой вопрос, – вставил прокурор Экстрём.
Лисбет Саландер снова обратила взгляд к Экстрёму, но продолжала молчать.
– Будьте добры, ответьте на вопрос, – сказал судья Иверсен.
Лисбет снова повернулась к председателю суда и подняла брови.
– На какой вопрос? – четко и твердо сказала она. – До сих пор вот он, – она кивнула в сторону Экстрёма, – только сделал несколько бездоказательных утверждений. Я не уловила никакого вопроса.
Анника Джаннини подняла взгляд. Она поставила локоть на стол и подперла лицо ладонью, в ее глазах внезапно появился интерес.
Прокурор Экстрём на несколько секунд потерял нить рассуждений.
– Не могли бы вы повторить вопрос? – предложил судья Иверсен.
– Я спросил… поехали ли вы на дачу адвоката Бьюрмана в Сталлархольме с намерением застрелить Карла Магнуса Лундина?
– Нет, вы сказали, что хотите попытаться внести ясность в вопрос, как получилось, что я поехала в Сталлархольм и стреляла в Карла Магнуса Лундина. Это не вопрос. Это общее утверждение, в котором вы предвосхищаете мой ответ. Я не несу ответственности за ваши утверждения.
– Не цепляйтесь к словам. Отвечайте на вопрос.
– Нет.
Молчание.
– Что значит нет?
– Это ответ на вопрос.
Прокурор Рихард Экстрём вздохнул. День явно будет длинным. Лисбет Саландер смотрела на него с ожиданием.
– Пожалуй, лучше начать сначала, – сказал он. – Вы находились на даче покойного адвоката Бьюрмана в Сталлархольме вечером шестого апреля?
– Да.
– Как вы туда добирались?
– Я доехала на электричке до Сёдертелье, а оттуда на автобусе до Стренгнеса.
– Зачем вы поехали в Сталлархольм? Вы договорились встретиться там с Карлом Магнусом Лундином и его другом Сонни Ниеминеном?
– Нет.
– Как получилось, что они там оказались?
– Это надо спросить у них.
– Сейчас я спрашиваю вас.
Лисбет Саландер не ответила. Судья Иверсен откашлялся.
– Я предполагаю, что фрёкен Саландер не отвечает, потому что вы чисто автоматически вновь высказали утверждение, – любезно предположил Иверсен.
Анника Джаннини вдруг фыркнула достаточно громко, чтобы все могли услышать, но сразу умолкла и снова уткнулась в бумаги. Экстрём посмотрел на нее с раздражением.
– Как вы думаете, почему Лундин с Ниеминеном появились на даче Бьюрмана?
– Этого я не знаю. Я предполагаю, что они поехали туда, чтобы устроить поджог. У Лундина в седельной сумке «харлей-дэвидсона» имелась бутылка с литром бензина.
Экстрём выпятил губы.
– А зачем вы поехали на дачу адвоката Бьюрмана?
– Я искала информацию.
– Какого рода информацию?
– Ту информацию, которую, вероятно, Лундин с Ниеминеном хотели уничтожить и которая могла внести ясность в вопрос, кто убил подлеца.
– Вы считаете, что адвокат Бьюрман был подлецом? Я вас правильно понял?
– Да.
– А почему вы так считаете?
– Он был садистской свиньей, скотиной и насильником, то есть подлецом.
Она процитировала текст татуировки на животе покойного адвоката Бьюрмана, тем самым косвенно подтвердив свою причастность к ее появлению, однако это в обвинение против Лисбет Саландер не входило. Бьюрман никогда не заявлял в полицию о нанесении ему телесных повреждений, и было невозможно доказать, позволил он сделать татуировку добровольно или же это произошло насильственным путем.
– Иными словами, вы утверждаете, что ваш опекун подвергал вас насилию. Вы могли бы рассказать, когда эти насильственные действия имели место?
– Во вторник восемнадцатого февраля две тысячи третьего года и повторно в пятницу седьмого марта того же года.
– Вы отказывались отвечать на все вопросы следователей, которые пытались вас допрашивать. Почему?
– Мне было нечего им сказать.
– Я прочел вашу так называемую автобиографию, которую несколько дней назад внезапно представила ваш адвокат. Должен сказать, что это странный документ, мы к нему еще вернемся. Но там вы утверждаете, что адвокат Бьюрман в первом случае принудил вас к оральному сексу, а во втором случае в течение целой ночи подвергал вас насилию и жестоким пыткам.
Лисбет не ответила.
– Это верно?
– Да.
– Вы заявили об изнасилованиях в полицию?
