Дарен Кинг - Том Стволер
Комната, где я заснул, она какая-то странная. Стены сделаны из металлической сетки, а вместо кровати — матрас из соломки. Не из той соломки, через которую пьют, а из той, из которой делают волосы для огородного пугала. Тут таких комнат — несколько штук. И в каждой из них спит ребенок.
Кто-то идет. Какие-то дяденька с тетенькой. Дяденька — он с бородой и тетрадкой. А тетенька очень красивая, как настоящая шикарная леди. Вся такая нарядная-нарядная. Нарядная тетенька говорит:
— Вот этот — просто очаровашка.
Дяденька с бородой кивает.
— Какая прелесть. Посмотрите, какие ушки. Просто очарование, а не ушки. — Нарядная тетенька говорит: — Так бы вот целыми днями трепала его по ушам, чтобы они хлопали и развевались, но, боюсь, они быстро износятся.
Я сижу на матрасе, смотрю сквозь сетку и думаю: этот дяденька, который с тетрадкой, он, наверное, здесь работает. У них тут так много детей, они просто не успевают заботиться обо всех. А эта тетенька, которая нарядная, она пришла посмотреть на детей. Она ходит, смотрит и говорит: «Просто очаровашка» и «Прелесть». А потом вдруг останавливается. И смотрит на меня.
Дяденька с бородой и тетрадкой говорит:
— Я вас оставлю. Вы сами все посмотрите. Только имейте в виду, кого бы из них вы ни выбрали, это уже на всю жизнь.
Нарядная тетенька не говорит ничего. Стоит, смотрит на меня.
Дяденька с бородой смотрит на тетеньку и вдруг говорит:
— Что-то не так?
Нарядная тетенька говорит:
— А это еще что такое…
— Это я, Том, — говорю я нарядной тетеньке.
Дяденька с бородой не говорит ничего. Потом смотрит в свою тетрадку:
— Здесь, вероятно, какое-то недоразумение.
Нарядная тетенька качает головой, смотрит на меня и говорит:
— Какая прелесть. — Она говорит это дяденьке с бородой. А потом улыбается мне и говорит: — Настоящая очаровашка. Не совсем то, что я думала, надо признаться. Но все равно просто прелесть.
Один из детей в других комнатах говорит:
— Гав.
Это он балуется.
Мы с нарядной тетенькой выходим на улицу. Через нормальную дверь, для больших. Дяденька с бородой и тетрадкой стоит на пороге с открытым ртом, он его даже не закрывает, потому что сейчас весна и тепло. Нарядная тетенька хлопает дверью, так что дверь даже дрожит, и дверка, которая для детей, тоже дрожит. Нарядная тетенька вдыхает теплый весенний воздух.
— Какой чудесный сегодня день. — Она берет меня за руку и ведет за собой по улице.
А я смотрю на нее и думаю: какая хорошая тетенька, такая хорошая и нарядная. Настоящая леди.
— Я только никак не могу понять. — Нарядная тетенька вдруг останавливается, улыбается и говорит: — Знаешь, как говорится… — Нарядная тетенька говорит, как говорится: — Пришел за коровой, ушел с бегемотом.
— С каким бегемотом? — Я не понимаю. — За какой коровой?
— Да, жизнь полна идиотизма, но как живой настоящий мальчик попал в НАПНДЖ?
— Здесь потому что заботятся о детях. Это такое специальное место для защиты детей.
Нарядная тетенька делает вид, что у нее подкосились ноги. А может, они и вправду подкосились. Я даже боюсь, что она упадет, но она не падает. Она очень хорошая. И нарядная. У нее темные волосы, такие… каштановые и кудрявые. И карие глаза. Она смотрит на меня, смотрит мне прямо в глаза и говорит:
— Мой прелестный малыш, ты разве не знаешь, что такое НАПНДЖ?
Нарядная тетенька показывает на плакат у двери. На плакате написано: «НАПНДЖ. Животные — они на всю жизнь. Они не только для смеха. Национальная ассоциация против насилия над домашними животными».
Я делаю задумчивое лицо. Смотрю на нарядную тетеньку.
— И вот мне хотелось бы знать, как ты оказался в собачьем приюте.
— Я пролез через дверь, — говорю. — Там была дверца, которая для детей.
— Она для собак.
— Для собак. Я пролез через эту дверцу. А потом лег на матрас, который был из соломы, и сразу заснул.
— И когда это было?
— У меня дома кончился весь «Тигр Антоний». Это такие специальные хлопья на завтрак. Но они кончились, и у меня стал голодный живот.
— Так, погоди. — Нарядная тетенька говорит: — Давай сперва сходим где-нибудь поедим, а потом ты расскажешь мне все-все-все. Кстати, меня зовут Прим.
— А я Том Стволер, мне девять лет.
— Как все официально. — Прим смеется и говорит: — Я Примула Дерябнула, мне тридцать семь. Да, я уже совсем старенькая. Но хорошо сохранилась. И я умираю от голода. — Прим берет меня за руку и говорит: — Я знаю тут одно место, там вкусно кормят.
Мы с Прим идем кушать в то самое место, где вкусно кормят. Прим ведет меня за руку, я улыбаюсь, и она улыбается, и еще я пою, но не громко, а про себя. Мы приходим в то самое место, и там есть дяденька, который тоже этническое меньшинство. Он говорит:
— Столик на двоих?
Прим смеется и говорит:
— На одного с половиной.
Дяденька, который этническое меньшинство, смеется и говорит:
— На одного с половиной, да-да. Вот тут, у окна. Очень хорошее место. — Дяденька, который этническое меньшинство, отодвигает стул. Я сажусь, и дяденька пододвигает меня к столу вместе со стулом. Прим тоже садится. Дяденька, который этническое меньшинство, кладет нам на стол две книжки. Одну — для меня, и вторую-для Прим.
Я смотрю на книжку, которая для меня. Там написано: «Меню». Это какая-то скучная книжка, совсем без картинок.
Прим открывает свою книжку, читает ее, говорит:
— Так-так-так.
— Не хотите чего-нибудь выпить?
Прим смотрит на дяденьку, который этническое меньшинство, и говорит:
— Домашнего красного.
— Бокал домашнего красного.
Прим улыбается:
— Бутылку.
Дяденька, который этническое меньшинство, кивает.
— А для джентльмена?
Я верчу головой. Ищу этого джентльмена. Прим прикасается к моей руке:
— Том, малыш, он имеет в виду тебя. Ты будешь что-нибудь пить?
— Газировку с апельсиновым соком.
Прим морщит нос.
— Вряд ли здесь подают газировку с апельсиновым соком. Может быть, выпьешь пока апельсиновый сок с газировкой? Y вас есть апельсиновый сок с газировкой?
Дяденька, который этническое меньшинство, кивает.
— И дежурный обед на двоих. Хотя, если можно… — Прим смеется и говорит: — Можно сделать на одного с половиной? Том у нас еще маленький. Он много не съест.
— Конечно, мадам. Сэр. — Дяденька, который этническое меньшинство, наклоняется, как будто хочет завязать шнурки. Только он не завязывает шнурки. Он просто уходит.
Прим смотрит на меня и говорит:
— А теперь, Том, рассказывай. Свою историю жизни.
Я делаю хмурое лицо.
— Давай, Том. Рассказывай.
— Я Том Стволер. — Я пожимаю плечами. — Я родился и вырос в Лондоне.
— А чем занимаются твои папа с мамой?
— Папа сейчас в тюрьме. На нефтяной вышке. Он занимается сексом.
— А мама?
— Она занимается сексом.
Прим кивает.
— Понятно. Это все объясняет. И что кончился твой «Тигр Антоний». Кстати, напомни мне на обратном пути, чтобы я купила тебе пару пачек. Когда мы пойдем домой.
— Я домой не пойду, — говорю. — Там противно.
— Очаровательно.
— Это все из-за мусора, он воняет. Это мой дядя его принес, мусор. Его зовут дядя Мусорщик, он работает мусорщиком.
— Ага, понятно. Ты говорил про свой дом.
Дяденька, который этническое меньшинство, приносит стакан апельсинового сока и бутылку вина. Наливает вино в бокал, ставит бутылку на стол.
— Я подумала, ты говорил про мой дом. Там уж точно ничем не воняет. А если когда чем и пахнет, то пахнет вкусно. — Прим говорит: — Цветами, и ароматными палочками. И мужчинами, разумеется. Кстати сказать. Что ты там говорил про своего дядю Мусорщика?
— Это мой дядя. Он сейчас в тюрьме. Все сидят в тюрьме. И папа, и дядя. Все-все.
Прим отпивает вино, говорит:
— Трагедия рабочего класса.
— Да нет, — говорю. — Они вообще не работают. Они занимаются сексом. Даже мой дядя. Ему всегда везет с женщинами.
— Правда?
— У него есть такие трусы, которые нравятся женщинам и сводят женщин с ума. Такие шелковые трусы.
— И что, это работает?
— Да нет, — говорю. — Он вообще не работает. Он в тюрьме.
— В шелковых трусах. — Прим смеется и говорит: — Наверное, этот твой дядя знает толк в сексе.
— А что, в тюрьме занимаются сексом?
— Наверное, да. Я бы вот занялась. — Прим делает мечтательное лицо. — Все эти огромные, грубые, волосатые мужики…
— А вам нравятся грубые и волосатые мужики?
— Том, ты еще маленький для таких разговоров. — Прим делает строгое лицо и говорит: — А вот и наши закуски.
Мы с Прим идем вдоль по улице. Прим ведет меня за руку, я улыбаюсь, и она улыбается, и еще я пою, про себя. Прим спотыкается и падает в кусты. Я тяну ее за руку, помогаю подняться. Она очень смешная — Прим.
