Сергей Михалыч - Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов
Создатели светских самосегрегаций знают, что апокалипсис не единственная альтернатива тому, что есть, вместо духовного небытия вполне возможно социальное инобытие. Возможно «другое», пусть и очень небольшое общество, если только большое общество согласится допустить такие микроэксперименты на «своей» территории. Опыт показывает, что апокалипсический драматизм и романтический суицидальный пафос исчезают, по мере того как растет вера людей в реальные изменения человеческих отношений, по мере того как растет сам навык этих альтернативных отношений. Бывает, впрочем, и наоборот, когда формально светская община мутирует в деструктивную секту под влиянием враждебного окружения или внутренних конфликтов.
Религиозные общины строятся вокруг серьезной игры — жертвенного ритуала, молитвы, медитации. Эта игра обращена к великому Другому, в ней незримо участвует сверхчеловеческий абсолют. Эта игра растворяет в себе любую личность и учит видеть более правильного и нового себя в харизматическом лидере. Мотив ухода в такую общину — новая идентичность, «второе рождение», и эта идентичность обещается неофиту как неизъяснимая благодать и волшебный подарок из иного, лучшего мира.
В светских общинах совершенно иная роль лидера, он может являться опытным экспертом, авторитетным, но не абсолютным советчиком. Он может переизбираться. У него не может быть больше прав. В самых анархистских формах добровольных сегрегаций лидера может не быть вовсе.
В светских общинах провозглашается установка на совместное производство, творческий труд и реализацию личности, а не на подготовку к концу света или снискание мистической благодати. Твоя новая идентичность, ради которой ты пришел сюда, производится всеми, а точнее, производится тобой при участии всех. Чем более светской является община, тем меньше в ней роль вождя. Его заменяют общие принципы, образы и впечатления.
Что типично для современной большой светской общины? Общая собственность. Не вся, конечно, но главная, часто это дома, транспорт, важные для жизни и общего труда инструменты и мастерские. Почти всегда общей объявляется именно производящая собственность: земля, станки, автобус — то, что нужно всем, а не кому-то отдельному. Типичен совместный труд на территории общины, а не работа «вовне», за ее границами, хотя и такая работа для отдельных членов общины обычно не запрещается, просто встречается гораздо реже. Типично общее проживание, но с сохранением за каждым «своего» (пока он в общине) кусочка территории. Тут для устойчивости общины важно, чтобы эти «частные территории», приватные уголки были равными между собой и даже суммарно не превышали бы территорию общую, предоставленную всем. В случае успеха общины всегда появляется много «сезонных» и «временных» людей с меньшими, конечно, правами.
Энергия светских общин — желание изменить общество, создав его новую, другую, пусть и крошечную, версию. Нередко это желание обретает своеобразную экспансивность — спровоцировать сочувствующих на создание аналогов в других местах и объединиться во взаимополезную сеть.
13/ Сценарий возникновения
Типичный сценарий возникновения светской общины таков: сначала (в Сети?) возникает инициативная группа, где все присматриваются друг к другу и обмениваются пожеланиями и предложениями. На этом этапе отсеиваются те, чьи желания непрактично смелы (нереализуемы здесь и сейчас) или просто люди, несовместимые с зарождающейся группой. Особенно полезны для возникновения такой корневой группы люди, у которых уже есть опыт участия в добровольных сегрегациях, пусть даже и негативный. Возникшая группа занимается поиском жилья, места, стартовых денег и других начальных ресурсов. В этой работе все близко знакомятся между собой и оценивают разные навыки друг друга. Тогда же сама собой закладывается и собственная версия общепринятого языка. От этого этапа, кстати, вокруг будущей общины останется облако сочувствующих, которые пока не могут в полной мере участвовать в самосегрегации, но от которых для общины может быть немало разнообразнейшей пользы. Если базовые ресурсы найдены, начинается самое захватывающее — ваша собственная добровольная сегрегация, непосредственная жизнь, работа и творчество общины, история которой, возможно, станет лично для вас важнее, чем вся «большая» история человечества, о которой вы читали в учебниках. Внутри общины проявятся лидеры (это те, кто больше других делает, а не те, кто больше других командует), постоянные жители, которым в общине интересно и комфортно, и наезжающие «гости» (волонтеры и кандидаты), для которых это важное приключение. Если не случится быстрого исчезновения общины, наверняка от нее отпочкуются другие аналогичные сегрегации. Нередко один из лидеров (по самым разным причинам) уходит из группы, чтобы создать несколько иную сегрегацию в другом месте. Между такими родственными группами особенно полезен обмен информацией обо всех проблемах и возможных решениях, чтобы всякий раз не наступать на одни и те же грабли, а наступать на грабли разные, как и полагается ищущему человеку в мире нерешенных вопросов.
14/ Размер задает формур
Подсмотрено, что форма устройства общины очень часто задается ее размером. Иначе говоря, число участвующих ограничивает вас в способах принятия решений. Безусловно, все формы поощрения или взыскания, степень обобществления, нормы ответственности община вырабатывает сама, тут нет никаких заданных рецептов, но как она их вырабатывает? Каков механизм принятия и отмены решений?
Если ваша община не превышает двадцати человек, в ней вполне возможно (но не гарантировано) самоуправление и полный консенсус по всем важным вопросам. Если в общине от двадцати человек до полусотни, возможна прямая демократия, то есть непосредственная власть большинства через голосование без делегирования кому-то своих прав и без возникновения устойчивых должностей. В общинах (весьма редких), где живет около сотни человек, с неизбежностью появятся представительные органы (чисто физически все не могут участвовать в решении всех вопросов), возникают специалисты, постоянное разделение труда, внутренние обменные (и даже рыночные) отношения, взаимозачеты. Чем больше община, тем обычно меньше у нее возможностей отличаться от того «большого общества», альтернативой которому она является. Большая община часто оказывается улучшенной версией чего-то давно знакомого, правда с гораздо меньшей степенью манипуляций, отчуждения и двоемыслия, не офис, конечно, и то хорошо.
Часто именно это разочаровывает побывавших в больших «раскрученных» общинах Европы или в индийском Ауровиле. С одной стороны, там нет полного преодоления и трансформации социального прошлого, а лишь преодоление частичное. С другой стороны, и духовно люди не находят там полного «преображения сознания», зато находят более стабильных, спокойных и свободных людей, давно не участвующих в «гонке за успехом» большого общества. Само «разочарование» новичков в возможностях больших общин происходит из потребительской привычки получать «качественный товар» и пользоваться им. Не бывает чудес, кроме тех, которые мы создали и организовали сами. Какие выводы могут быть сделаны из такого «первичного разочарования»? Включиться в общину и сделать ее более интересной? Вернуться в большое общество и продолжить накапливать в себе недовольство миром? Основать собственную добровольную сегрегацию с учетом всего, сказанного выше и ниже?
С точки зрения радикала, ждущего от общин чего-то категорически иного и не знакомого в большом обществе, существование трех маленьких добровольных сегрегаций (человек по 15–20) гораздо предпочтительнее одной большой (насчитывающей полсотни и более).
15/ Другой коммунизм?
Пятьсот лет назад в захваченном анабаптистами городе Мюнстере, переименованном ими в Небесный Иерусалим, всем жителям было приказано снять замки с дверей и ворот, а все ключи от этих замков сложить огромной кучей перед ратушей. Из этих ключей новая власть постановила выплавить колокол, который своим голосом возвестит отмену денежного обращения и начало конца света. Теперь любой человек мог открыть любую дверь и остановиться на ночлег в любом доме. Город отделился от власти Папы и от власти всех королей. Он должен был стать местом возникновения нового мира под новыми небесами. Слова «свое» и «чужое» были запрещены. Литейщики отказались лить из ключей колокол, потому что так вообще-то не делается, получится какой-то скверный сплав, никуда не годный. Однако их заподозрили в связях с папским престолом, предавшим Христа, с королями, изменившими своему долгу, и вообще в маловерии. Кого-то сразу казнили, остальные быстро согласились. Расчет был на чудо. Но новый колокол звучал отвратительно, дребезжал и вместо величия и очищающего души страха господнего вызывал в этих самых душах смех и сомнения в близости суда и правильности революционной анабаптистской власти. В итоге колокол молча стоял на центральной площади как некое напоминание о приблизившихся последних днях финального суда.
