Хьюберт Селби - Последний поворот на Бруклин
Все уставились на новую свечу и на тени, отбрасываемые неровным пламенем, все по-прежнему негромко переговаривались, по-прежнему потягивали джин в попивали кофе, наблюдая, как оплывает верхушка, как первая капелька воска скатывается к краю и медленно ползет вниз по свече, как разгорается фитиль и как краснеет в середине пламя… потом вторая капля скатилась вслед за первой, третья проложила новую дорожку, а пламя изогнулось, край скосился, и вскоре уже множество капелек скатывалось вниз, образуя ручеек, стекавший сбоку по свече, и все еще больше расслабились, умиротворенные новым пламенем и почти лишившись сил от смеха, все сели поудобнее, ребята еще дальше вытянули ноги, а девочки сделались нежнее и застенчивей. В конце концов они перестали глазеть на пламя, вокруг, казалось, воцарилась безмятежность, даже Ли почувствовала свое единение со всеми, повернулась лицом к остальным и принялась рассказывать пикантные истории из жизни за кулисами, и вскоре все стали поддерживать разговор, а те, кто умолкал, слушали сразу два или три рассказа. Ли поведала о том, что почти все актеры — голубые (и даже большинство духовных лиц — сама знаешь, кто именно, голубушка), и о том, как клиенты сняли актеров одного ревю, в котором она выступала в главной роли, и клуб закрыли, потому что все обкурились за кулисами… а у слушателей дрожали руки, и ребята роняли пепел с сигарет… вот это, скажу я вам, была умора! Кальдония так уторчалась… то есть пила как сумасшедшая целыми часами, а потом давай ходить с важным видом в районе Бродвея и Сорок пятой и кукарекать петухом: кукареХУЙ, кукареХУЙ!.. Нет, без булды, его поймали, когда он жмурика ебал. Мы вместе парились на нарах. Он ведь в больнице работал, в морге, а одна смазливая бабенка кони бросила, вот он ей и впендюрил… Рози наполнила все стаканчики, а когда Гарри устремился к ее промежности, опять убежала на кухню и села в углу, уронив голову на колени… значит, по-твоему, у тебя есть чокнутые клиенты… ну да, есть один, так он заставляет меня хлестать его ремнем… Ах, это просто мазохизм, голубушка… Ох, знаю, знаю, но мне приходится надевать бюстгальтер… голубенький с кружавчиками, трусики в тон, чулки и пояс с резинками, а он гладит меня по ногам и щелкает резинками так, что синяки остаются, и когда он кончает, я уже рукой не могу пошевелить… у нас по соседству живет один такой же псих. У него косметический салон в районе Восьмидесятых, на Третьей авеню, он там появляется пару раз в неделю, вечерами… а-а, знаю я этого парня. У него новый «Додж». Зеленый. Ага. Он еще снимает всякую малышню, возит их кататься и платит им по четвертаку за пердёж… Тони всё наклонялась и наклонялась вперед, слушая, смеясь, проверяя, все ли замечают, что она слушает их рассказы, причем с удовольствием; пытаясь вспомнить какую-нибудь короткую историю, которую модно рассказать, какой-нибудь забавный эпизод из жизни… а может, даже из какого-нибудь фильма… улыбнувшись Голди, она налила себе еще джина, кивнула, улыбнулась, рассмеялась, по-прежнему пытаясь вспомнить что-нибудь смешное, хотя бы веселенькое, перебирая воспоминания, накопившиеся за много лет, и ничего не находя… А Лесли?.. О!!! эта мерзкая особа… шляется часов в пять утра по Центральному парку в поисках использованных презервативов и сосет их. Боже правый! А у меня есть клиент, который заставляет меня бросаться мячами для гольфа… у нас в тюряге один малыш засунул себе в жопу журнал «Лайф», а вытащить не смог. Этот… Ах, обожаю тех, которые чуть не плачут, когда кончают, и принимаются рассказывать, как они любят жену и детишек. А когда они достают фото… А я таких уродов ненавижу… Эй, а помните, Шпик повстречал как-то вечером одного малого, и тот дал ему десятку за левый башмак? А Шпик и говорит, мол, за десятку можешь оба взять и носки в придачу… Голди всё смотрела на Малфи и на его длинные вьющиеся волосы, уложенные на затылке в густой «утиный хвост». А Жоржетта наклонилась поближе к Винни, да и все стали казаться такими близкими, словно составляли одно целое, идеально подходя друг другу, и все было чудесно… А Франсин рассказывала тебе про араба, с которым она однажды познакомилась? Так вот, голубушка, он выебал ее так, что она думала, все тело наизнанку вывернется. Ах, это наверняка было божественно… Камилла робко взглянула на Сала… Как здорово повстречать мужчину, который тебя хорошенько проебет! Да, голубушка, но ей чуть не пришлось матку удалять. Ах, так она, выходит… А у нас был один малый…
Дверь с шумом распахнулась, в квартиру спотыкаясь вошла молодая женщина с синяками и ссадинами на лице, с огромным пузом, и окликнула Тони. Тони, как бы извиняясь, посмотрела на гостей, потом подошла к сестре, отвела ее на кухню, уложила отдохнуть, сняла с керосинки кофейник и сделала посильнее пламя. Рози посмотрела на них, на кофейник, но, не услышав ни слова от Голди, опустила голову на колени. Тони встала на колени подле сестры, чувствуя себя неловко — она знала, что Голди и все остальные недолюбливают Мэри, — и спросила ее, что случилось. Та слегка приподняла голову и снова уронила ее так, что показалось, будто голова подпрыгнула на полу (Голди и Ли с отвращением отвернулись. Камилла смотрела в изумлении, дрожа), потом помотала головой, застонала, с воплем резко приподнялась, стиснула руками свой выпирающий горой живот, сильно стукнулась затылком и локтями об пол, задрала ноги, затем вытянула их и раздвинула, схватив Тони за плечи, когда ее вновь пронзила боль, а Тони впилась ногтями ей в руки. Отпусти! Отпусти! Ой, мне больно, — руки наконец опустились, и она перестала шевелиться, а Тони заглянула в комнату, надеясь, что гости не станут винить во всем ее. Гомики отвернулись, а ребята тупо смотрели, делая очередную затяжку или очередной глоток, смотрели почти без любопытства, и Тони спросила, стоит ли вызвать полицию, чтобы сестру увезли в больницу. Не вздумай вызвать копов! Только не при нас… Что же мне делать? Да гони ты отсюда эту грязную потаскуху! Она ждет ребенка… Что ты говоришь! А я-то думала, это газы. Они захохотали во все горло (Рози открыла глаза, не поднимая головы с колен, потом опять закрыла), а Тони едва не расплакалась. (Эх, надо же было ей вломиться именно сейчас! Вот позвали бы они меня наверх, мы бы подружились.) Тогда разыщи того недотепу, с которым она живет. В конце концов, отец он, а не мы. Это точно! Все опять расхохотались… откуда ты знаешь, что это он? Отцом может быть почти любой. (Камиллу еще слегка подташнивало, но она твердо решила не обращать на это внимания и быть заодно со всеми девочками.) Эй, она что, арбузное семечко проглотила? Даже отрыжка Гарри вызвала смех, но все уже начинали держаться напряженно, особенно гомики. Это могло испортить такой восхитительный вечер. Еще немного, и это наверняка расстроит всех, да и все планы… Мэри вдруг приподнялась! С криком! Не просто вскрикнув, а непрерывно испуская оглушительные вопли. Лицо ее потемнело и распухло — казалось, оно вот-вот лопнет. Из рубцов на лице что-то сочилось, и она сидела так, точно ее поддерживали сзади, сидела и вопила, визжала, выла, орала… Тони отшатнулась и ударилась о стену (Рози по-прежнему сидела, опустив голову на колени), а Камилла закрыла лицо руками. Крики резали им слух, а Мэри, вытаращив глаза, все тянула руки к Тони, все больше темнея лицом… потом она вдруг замерла и упала навзничь, треснувшись затылком об пол, а вся комната огласились криками и звуком удара головой об пол, да так, что у всех надолго заложило уши, и шум в ушах был подобен шуму моря в раковине… Ох… Ох… О-О-ОХ!!! Воды отошли! У нее воды отошли! Гомики вскочили, а Гарри в изумлении уставился на растекающуюся лужицу. Убери ее отсюда. Убери ее. Убери! Давай, разъебейка, гони ее взашей, пока легавые не заявились! Ах, она мне все настроение испортила. Грязная потаскуха. Мерзкая шлюха! Рози, РОЗИ! Убери ее. Убери! Рози схватила Мэри за руку, но удержать не смогла — рука была мокрая и скользкая от пота. Тогда она задрала Мэри юбку, вытерла свои ладони и руки Мэри, потом обратила внимание на ее лицо, вытерла его и велела Тони взяться за другую руку. Она тащила изо всех сил, а Тони то и дело падала от тяжести и умоляюще смотрела на Голди. Рози кричала Тони, чтобы та тащила, тащила, а сама волокла рывками, и тело Мэри подергивалось от каждого рывка и содрогалось от каждого приступа боли, пот жег и слепил ей глаза, и она только и могла, что стонать да охать, а Гарри встал, подошел к ним и сказал, что сейчас поможет. Зайдя сзади, он взялся за сиськи Мэри и, улыбнувшись ребятам, приподнял ее, а Рози снова дернула, едва не повалив всех на пол, и, медленно подняв огромную Мэри, они дотащили ее до двери. Гарри велел Тони поймать такси, а они с Рози, мол, доволокут Мэри до выхода. Тони ушла, Рози, крепко ухватившись за руку, посмотрела на Гарри, и они потащили ее по коридору к выходу, а по ногам у нее стекали воды с кровью. Потом Гарри спросил Рози, не устала ли она, а та не шевельнулась. . Стояла себе молча, крепко ухватившись за руку, и пялилась на Гарри. Он рассмеялся, бросил Мэри на пол и стал ждать такси.
