Джонни Псих - Красавица Леночка: обаяние Зла
А впрочем, у неё ещё есть кора головного мозга, которой она соображает, как лгать людям, манипулировать их чувствами, дабы потом их использовать, паразитировать на них. Вот только эта часть мозга, наверное, у неё крошечная, умишко короткий, раз она не способна видеть долгосрочную перспективу. Не понимает, как рано или поздно её настигнет месть людей, которых она обидела. И они вышибут её куриный или гадючий мозг. Или, как самый минимум, надерут ей задницу.
Впрочем, всё это были лишь фантазии Джонни. В реальности же Джонни чувствовал нестерпимую обиду. Которая начала душить его чуть ли не в прямом смысле слова. Ему стало трудно дышать. В горле у него встал ком, который он никак не мог проглотить, и это создавало дополнительные затруднения дыхания. Джонни открывал рот, чтобы возразить Леночке, но ему было нечем дышать, и он испуганно оставлял попытку.
Наконец, Джонни нашёл в себе достаточно физических и душевных сил для ответной реплики, которую он хотел сделать как можно более неприятной для Леночки. Ему непросто было подобрать нужные слова, т. к. в таком состоянии потрясения он соображал с трудом. Наконец, Джонни выдавил из себя: мне очень жаль, что ты меня так воспринимаешь. Но это лишь твоё личное мнение. А на тебе, к счастью, свет клином не сошёлся.
В ответ на это Леночка хладнокровно добавила: не одна я. Любая женщина так считает. Все мои подруги, девушки, кого я знаю, так воспринимают мужчин. Джонни грубо перебил её: да, я в курсе, что мир полон дур и проституток. Леночка снисходительно улыбнулась, словно желая подчеркнуть тем самым, что разговаривает с незрелым человеком. Ах да, конечно, же, я забыла, для тебя все женщины — дуры и проститутки. Но если ты так считаешь… Не все, — снова перебил её Джонни. Ещё, как я вижу на твоём примере, бывают психопатки. Но это, к счастью, редкий вид. Но всё же я верю… Но тут же поправил себя: нет, я знаю. Словно желая подчеркнуть тем самым, что его информированная позиция не может быть результатом лишь слепой веры, которую он так презирал в религиозных людях. Джонни продолжал: я твёрдо знаю, что где-то есть женщина, которая примет, оценит и постарается (Джонни как бы допускал тем самым, что не каждая его поймёт до конца, даже если она его примет) понять меня. Возможно, просто, я её ещё не встретил, или встречал, но не распознал вовремя.
Да-да, — язвительно прокомментировала Леночка. И развила свою мысль: Конечно, ты же теперь один в трёхкомнатной квартире. Так что вполне может заинтересоваться какая-нибудь хохлушка. Или просто приезжая. Это я тебе сексуальных услуг не оказываю. А она поселится у тебя в квартире. Станет там полноправной хозяйкой. Ты её пропишешь у себя. А потом больше не будешь нужен, и ты умрёшь. А у неё будет твоя квартира практически на халяву — поди плохо. А то ты мне время от времени ноешь, как я тебя использую. Вот тогда ты бы узнал, как используют по-настоящему! Только в таком случае уже не узнаешь — тебя просто не будет в живых.
При этих её словах Джонни снова начал задыхаться от обиды и злости. Получалось, эта сука даже не намекала ему уже, а заявляла прямым текстом, что девушка может быть с ним исключительно с целью убить его и завладеть его квартирой. Джонни при этом почему-то сразу вспомнил Германа, сына маминой подруги Гали (не «собачьего номера», другой). Так же, как и сам Джонни, Герман был больным на голову человеком. Он был слабоумным. У него с детства был диабет I типа, и к тому времени, как ему был поставлен диагноз, его организм получил необратимые повреждения. Собственно, диагноз ему поставили, когда он оказался в реанимации с отёком мозга, который развился на фоне диабетического кетоацидоза. Но, несмотря на слабое здоровье, Герману, как и Джонни, очень хотелось, чтобы его кто-нибудь любил. И вот однажды в его жизни появилась девушка, которая, как ему представлялось, была готова принять его таким, как есть. И неужели так важно было, что она приехала из другого города даже не по лимиту, а вообще неизвестно каким образом оказалась в столице? В конце концов, какая разница, откуда родом человек, коль скоро ты этому человеку действительно нужен? Так рассуждал в своё время Герман, пытаясь развеять сомнения своей мамы, у которой было нехорошее предчувствие относительно будущей невестки. Но в то же время Галя не хотела, чтобы её предубеждения стояли на пути счастья её единственного сына. А потому вскоре состоялась свадьба, после которой молодая жена поселилась с Германом в его просторной квартире.
Герман был очень опечален тем, как скоро его горячо любимая жена к нему охладела. Романтические иллюзии Германа разбились вдребезги, когда однажды, придя домой с работы непредвиденно рано, застал свою жену с любовником. Герман не стал пытаться выяснять отношения, а просто взял с полки молоток, и привычными движениями работяги устранил не только зло (любовника), но и то, в чём он в те драматические моменты видел его причину, — свою жену.
Джонни вспомнил тот ужас, который он испытал, сидя под столом и подслушивая рассказ деда. Это было как раз в тот период, когда, наслушавшись страшных рассказов Александра Мироновича, мужа двоюродной бабки, о жёнах, коварно отправивших на тот свет своих супругов, Джонни твёрдо решил, что никогда не женится. Джонни также неправильно понял фигуральное употребление его дедом слова «прибил» в смысле «убил». Джонни интерпретировал услышанное слишком буквально, и представлял себе нечто вроде распятия с использованием длинных ржавых гвоздей, которые советские граждане (типа его троюродного дяди, к которому Джонни отвозили летом на дачу) использовали при строительстве дачных участков. Джонни также с ужасом вспоминал случайно, мельком увиденные кадры из фильма о восстании под предводительством Спартака. Ему сразу представлялись шесть тысяч рабов, распятых на крестах под палящим солнцем вдоль Аппиевой дороги из Капуи в Рим.
Слушая Леночку, Джонни мог прекрасно понять чувства несчастного Германа, организовавшего любимой супруге (которую, кстати, также звали Леной) перелом свода и основания черепа. Но Герман был слабоумным. Ему же, Джонни, считавшему себя интеллектуалом, мыслителем и гуманистом, было необходимо искать более человечный способ наказания даже такой бессердечной гадины. Джонни неожиданно стало даже легче дышать, когда он подумал о конкретном пути реализации своего возмездия: он анонимно опубликует её «историю болезни». Таким образом, сука не только получит причитающееся ей, но и послужит делу науки, коль скоро она никак иначе не в состоянии приносить пользу обществу.
С этой мыслью Джонни снисходительно сказал Леночке: не стану с тобой спорить. Тебе кажется, что у других людей такая же патология личности, как у тебя. Но это не так, я это знаю.
Сказав это, Джонни ожидал казавшегося ему практически неизбежным продолжения уничижительной психической атаки со стороны Леночки. Но она совершенно неожиданно сменила курс. Леночка поинтересовалась: вот скажи мне, почему ты всегда ешь одно и то же? Неужели у тебя никогда не возникает желания попробовать что-то новое? Можно, я предложу тебе что-нибудь? Ты попробуешь, тебе понравится. Леночка улыбалась ему. На уровне логики Джонни прекрасно понимал: всё это не просто так, у неё на уме какой-то подвох, какая-то гадость. Но не в силах был ничего возразить — в тот момент он был словно заворожён ею.
Леночка вернулась, неся сразу три сладости: вот, угощайся. У Джонни загорелись глаза, он поблагодарил Леночку и принялся наворачивать. Конечно же, он сразу понял, в чём заключалась подстава.
Дело было не в сахаре — белом враге человека, вызывающем диабет II типа. В конце концов, в детстве Джонни ел очень много сладостей, испортив себе все зубы. И даже не в кондитерском частично гидрогенизированном в транс-конфигурацию жире, повышающем уровне холестерина — ведь Джонни же не собирался регулярно этим питаться.
К тому времени, как Леночка предложила ему попробовать сладенькое, желудок Джонни уже подавал ему недвусмысленные сигналы сытости даже своим объёмом. И умом Джонни прекрасно понимал: пора прекращать трапезу, дальше переедать опасно. Но было так вкусно, что он просто не мог остановиться.
Когда Джонни вышел после ужина на улицу на вечернюю прогулку, у него было пугающее ощущение раздувшегося желудка, давящего на диафрагму и тем самым затрудняющего дыхание. Положение Джонни теперь усугублялось тем, что не только красная рыбка, но и Леночкины сладости хотели пить, очевидно, для поддержания в условиях такой жары оптимального осмотического давления. У Леночки с собой была бутылка — на, пожалуйста, пей. Однако процесс питья в такой ситуации неизбежно приводил к дополнительному увеличению объёма желудка и, как следствие, ещё более сильному ощущению нехватки воздуха.
В результате, когда Джонни осознал и прочувствовал всё это, примерно на том же месте что и в предыдущий день, ему опять стало плохо. Только теперь к головокружению и ощущению нереальности добавился жуткий страх умереть от остановки сердца. Учащённое дыхание Джонни напоминало ему о том, как тяжело дышала его мама в день своей смерти, и осознание этой аналогии значительно усиливало его ужас. Его кошмар также усугублялся тем, что к отелю нужно было идти вверх под приличным углом. Усилия, которые при этом прикладывал Джонни, ускоряли его сердцебиение и дыхание, что ещё больше нагоняло на него страх, переходящий в панику. А нагнетаемое таким образом отчаянное эмоциональное состояние дополнительно повышало частоту сердечных сокращений и дыхания и т. д. Джонни чувствовал себя так, словно он вот-вот умрёт.
