Марк Дери - Скорость освобождения: киберкультура на рубеже веков
Ярый приверженец традиций Гутенберга, решившийся прочесть Mondo от корки до корки, через некоторое время непременно испытает головокружение и скажет: «остановите, я хочу сойти». Этот журнал нужно читать бегло, едва касаясь взглядом страниц и желательно занимаясь одновременно чем-то еще, в духе MTV — парадигматической формы «бип-культуры». В этом немало иронии:Mondo — печатное издание, подменяющее собой электронное, это навороченный глянцевое чтиво 1990-х, чей киберделический макет нередко напоминает графику поп/оп-арта 1960-х. «Мондоидная» проза похожа на MTV-шный вариант хорошо сдобренной сленгом бесконечной «телеги» от первого лица, обычно ассоциирующейся с «новым журнализмом» шестидесятых.
Сириус характеризует эволюцию журнала как «сдвиг», постепенный переход от «психоделической психоактивности», что была на переднем плане в High Frontiers, к освещению киберкультуры в Mondo. Несмотря на подзаголовок на обложке («60-е в 90-х: антиностальгия»), четвертый номер High Frontiers (1987) является типично калифорнийской смесью из отдающей пачулями ностальгии, безумной нью-эйджевской науки и травяного бреда. В нем представлены интервью с производителем ЛСД Капитаном Клирлайтом и Алланом Коэном, учредителем The Oracle (психоделической газеты, которая процветала в 1960-е), последние новости о теоретическом использовании ультразвука для стимуляции «неизученных нервных тканей… как в мозговом ускорителе из “Запрещенной планеты”»[36], и статья о «сексе» кристаллов, которая начинается словами «ваш кварцевый кристалл — мальчик или девочка?» Все так же ослепленный технической мечтой о светлом будущем, двенадцатый номер Mondo 2000 (1994) представляет собой лучший образец кислотного духа почившего в бозе High Frontiers с его организованной экскурсией по Интернету, обзором виртуальных игрушек и статьей о «нанокиборгах», в которой предсказывается пришествие в течение пяти лет «последнего трансчеловека, который сможет сам выбирать внешний вид, форму и субстанцию своего тела»{79}.
Но даже здесь Mondo не сумел полностью избавиться от своего контркультурного наследия. Левое полушарие политического мозга Mondo может быть либертарианским, но правое проповедует политику наслаждения, основанную на вере шестидесятых в силу Эроса и детскую игру в освобождение цивилизованного эго и возвращения в Сад земных наслаждений. Сириус заканчивает свой онлайновый ответ на критику Собчак таким заявлением: «сопротивляться этим вездесущим, доминирующим, “католическим” представлениям о божественном»{80}.
Универсальная панацея Mondo от всех болезней общества — это сильнодействующая смесь из гедонизма, юмора и игры. В манифесте, опубликованном в High Frontiers (1987) Сириус сокрушается по поводу того, что человечество распадается на «индивидуальные эго-сознания», которые находятся за пределами «дикой, дионисийской, недифференцируемой формы мышления», предположительно преобладавшей у людей на заре цивилизации{81}. Он выступает за создание «гуманистической, интуитивной» технокультуры, которая вернет нас к нашему исконному состоянию, что само по себе является киберделической глоссой к тезису популярного мыслителя шестидесятых, Нормана Брауна. В своей «Жизни после смерти» он утверждал, что репрессивное современное общество можно вылечить лишь, вернувшись к чему-то напоминающему недифференцированную юношескую сексуальность, которую Фрейд называл «полиморфной перверсией».
Эссеисты Mondo приукрасили эту тему. В пятом номере киберделический философ Хаким Бей строит теорию «временных автономных зон» — недолговечных утопий, в которых коллективное либидо «подавляемых нравственных обществ» может на короткое время высвобождаться. «Временная автономная зона», или ВАЗ, «не вступает напрямую в бой с Государством», скорее она представляет собой «герилью, которая освобождает район — земли, времени, воображения,— а затем самораспускается, чтобы вновь собраться в другом месте/другое время, пока Государство не смогло уничтожить ее»{82}. Одним из примеров такой ВАЗ является, по Хаким-Бею, тусовка единомышленников, «где за одну короткую ночь была достигнута республика удовлетворенных желаний. Разве не признаем мы, что политика такой ночи имеет для нас большую реальность и большее значение, чем политика всего американского правительства?»{83}
В том же номере постоянные авторы Mondo, публикующиесяпод псевдонимами Грейси и Зарков, увещевают «техноэротоманов Mondo»
придумать и сообщить примеры интенсивного эротизма другим!.. Высокие технологии позволяют нам испытывать сладострастие совершенно нового толка… Зачем цепляться за устаревшие извращения, когда можно испытать техновозбуждение от инфосферы?{84}
Очевидной проблемой психополитики, чей вызов статус-кво заключается в дионисийском излишестве и распущенности, является то, что такого рода вызовы потребительская культура съедает на завтрак. Будьте уверены, сексуально подавляемое пуританство, проклятье «мондоидов», глубоко заложено в национальную психику, но оно развращается потребительской культурой, которая сулит мгновенное, оральное удовлетворение и возвращение к подростковым, и даже подчас детским, забавам — «социальная безответственность» в сочетании с местью. Уильям О’Нил в своей книге «Распад: Неформальная история Америки 1960-х годов» пишет:
Там, где дело касалось потребления, капитализм побуждал людей к удовлетворению своих самых низменных желаний… Гений Олдоса Хаксли помог ему предвидеть одну вещь: плотское наслаждение может порабощать человека гораздо эффективнее, чем это удавалось даже Гитлеру… Секс не представляет никакой угрозы истеблишменту… Прозорливые стражи установленных в обществе отношений увидели в гедонизме то, чем он отчасти являлся: ценное орудие общественного контроля{85}.
Более того, уход в «республику удовлетворенных желаний» переключает внимание с государственных и корпоративных проблем к индивидуальной свободе прямо сейчас, вокруг нас. «Лозунг “включись и выпади” не ослабляет государства,— отмечает О’Нил,— напротив, он отсеивает потенциально подрывные силы»{86}.
Наконец, достаточно малой толики классового сознания, чтобы увидеть мечты о дионисийском освобождении и хайтечной культурной элите с химически накаченными мегамозгами (как в «Мести полудурков») такими, какими они есть на самом деле: грезами якобы избранных. Согласно East Bay Monthly, Королева Мю (она же Элисон Кеннеди), «нью-эйджевская Поллианна»[37], верящая в то, что «развлечение станет спасительной благодатью для нашей Вселенной», выросла в 16-комнатном особняке в элитном Пало-Альто и училась в пансионе в Швейцарии. «Кругленькую сумму денег, которую она получила от своей известной и эксцентричной семьи», она вложила в создание Mondo, главная редакция которого располагалась в ее огромном доме в Беркли-Хиллс{87}.
Точно также многие читатели Mondo были достаточно изолированы от суровой реальности современного общества, живя внутри своих хайтечных комфортных зон, чтобы смотреть на позитивную силу гедонизма без иронии. В интервью 1990 года Сириус заявляет, что «большая доля» читательской аудитории Mondo состоит из «преуспевающих в компьютерной индустрии бизнесменов»{88}. Рекламная брошюра 1991 года сообщает, что читатели журнала, 80% которых «работает в информационной или коммуникационной сфере» и чей средний доход составляет 65 тысяч долларов, «имеют достаточно средств, чтобы удовлетворить свое пристрастие к высококачественной технике»{89}.
К своей чести, Mondo (в своем нынешнем и прошлом, High Frontier-ском, воплощениях) послужил полезной цели — пробудил либералов и левых и заставил их отбросить политкорректный неопуританизм, который камнем висел на их общей шее. Истинный радикализм, отмечает Эллен Уиллис в своем эссе «Давайте станем радикалами: Почему у правых есть все радости жизни?», должен утверждать «право на свободу и наслаждение»{90}. Как ясно показывает Сириус и его сотоварищи «мондоиды», левые и правые действуют сообща в своем культурном консерватизме и особенно в своем пуританском страхе перед высвобожденным желанием. В одном убедительном провокационном эссе о недостатках левой/либеральной политики в рейгановские 1980-е, опубликованном на страницах High Frontiers, Сириус нападает на «нравственно педантичные, самоуверенные» леволиберальные элементы за их пуританское презрение к деньгам и плотским утехам и их антитехнический уклон, что делает их все более и более беспомощными перед растущей технокультурой{91}. Он пишет:
