Франц Верфель - Песнь Бернадетте
Аббат Помьян возглавляет делегацию, которой пришлось совершить довольно длительную и утомительную поездку. Кроме доверенного лица мэра к нему присоединились отец Бернадетты, ее сестра — жена простого крестьянина из Сен-Пе, тетя Бернарда Кастеро, оракул всего семейства, с годами не утратившая остроты ума, тетя Люсиль и, помимо них, еще двое посторонних: исцелившийся инвалид Луи Бурьет и владелица самого крупного в Лурде ателье мод Антуанетта Пере. Эти двое также были посланы — портниха вдовой Милле, а Бурьет мельником Антуаном Николо — для того, чтобы рассказать дома о состоянии здоровья Бернадетты. Мадам Милле очень разболелась и постарела, а кроме того, испытывает суеверный страх перед железной дорогой. Поэтому, как ни жаждала она увидеться с Бернадеттой, не решилась на эту утомительную поездку и послала вместо себя надежную и опытную Пере. Антуан тоже не смог отважиться на поездку в монастырь и послал за себя менее опытного человека — правда, по другим причинам. Вся эта компания воспользовалась пунктами пересадки для того, чтобы осмотреть достопримечательности городов, лежавших на их пути. Лишь папаша Субиру не утерпел и с последней станции поехал дальше один.
Бернадетта всю ночь лежит без сна. Свидание с отцом сильно взволновало ее. Воображение, обузданное с таким трудом и направленное в определенное русло, разбушевалось и насылает на нее одну за другой картины прошлого. А перед завтрашним визитом она испытывает скорее страх, чем радость.
Мать Жозефина Энбер и мать Мария Тереза Возу не упускают случая лично оказать почетный прием делегации из Лурда. По распоряжению настоятельницы гостей угощают прохладительными напитками. Бернадетте не по себе от этой толпы визитеров и этого торжественного приема.
Все чинно расселись в большом зале для гостей, мрачном помещении с красными плюшевыми креслами, громоздким диваном, железной печкой, которая обычно дымит, серым распятием и голубой Мадонной на стене. Все здороваются с Бернадеттой так официально, словно до этого были с ней незнакомы. Аббат Помьян, похоже бесследно утративший чувство юмора, открывает список ораторов тщательно взвешенными словами:
— Дорогая сестра, мне поручено передать вам сердечнейший привет от нашего декана. Декан Перамаль пребывает в добром здравии, несмотря на неустанные труды свои. Вы легко можете себе представить, сестра, насколько их прибавилось с тех пор, как вы нас покинули. В некоторые дни в город приезжают не только тысячи паломников, но и целые поезда страждущих со всего света. Временами даже у нашего декана голова идет кругом. Он будет весьма рад услышать хоть слово от вас, сестра Мария Бернарда. Что передать вашему престарелому кюре?
— О, господин аббат, — очень тихо отвечает Бернадетта, помолчав, — я так благодарна господину декану за то, что он вспоминает обо мне…
Слыша это, настоятельница монастыря удовлетворенно кивает. Ей нравится безукоризненная форма ответа. И ей даже в голову не приходит, что слова Бернадетты продиктованы только наивной искренностью.
Теперь очередь секретаря мэра, Куррежа; этот также передает привет от своего патрона:
— Вы даже не представляете себе, дорогая сестра, как мы гордимся вами. Город откупил кашо у Андре Сажу. И будет поддерживать дом в том виде, в каком он был…
— Лучше бы его снести, — перебивает его Бернадетта испуганно и чуть ли не запальчиво. — Во дворе такая грязь…
— Нельзя этого делать, сестра, — снисходительно улыбается чиновник. — Этот дом имеет историческую ценность. Когда-нибудь на нем будет висеть мемориальная доска…
Бернадетта бросает испуганный взгляд на Марию Терезу. Боже правый, что та сейчас думает! Но ведь она тут ни при чем. И чтобы побыстрее переменить тему, она спрашивает:
— А как поживает ваша дочка, милая Аннетт, месье?
— О, Аннетт давно замужем, как и большинство девушек вашего возраста. За исключением Катрин Манго, о которой приходится слышать не слишком приятные вещи.
Поскольку разговор течет вяло и даже на таких скользких местах оживляется весьма слабо, самый робкий из гостей, Луи Бурьет, собирается с духом и открывает рот, чтобы тоже передать привет от своего друга. Дела у мельника Антуана идут хорошо, а живет он вместе со своей матушкой, которая по-прежнему бодра. Сам Антуан, один из самых статных мужчин в городе, всегда возглавляет процессии в Массабьель с огромной хоругвью в руках. Он заслужил эту честь, так как был одним из первых лиц мужского пола — свидетелей явлений Дамы в Гроте. Бернадетта отвечает на неуклюжую речь дядюшки Бурьета слабым подобием улыбки и забывает поблагодарить за привет от Антуана. Но неумолимому оратору неймется: он тщится что-то прояснить насчет чувств, испытываемых к Бернадетте его другом, и вдруг начинает — наполовину на местном диалекте — превозносить маленькую девочку с улицы Птит-Фоссе, добившуюся таких больших успехов:
— Как жалко, что вы не видите, как изменился за это время Лурд! Господи Боже, вот бы вы удивились! У нас теперь полным-полно шикарных магазинов, где можно купить статуэтку Пресвятой Девы и свечи к ней, а также бокалы для воды из источника и четки всех размеров. А ваш портрет, дорогая сестра, ваш портрет можно уже купить за два су…
— Больше я и не стою, — сухо роняет Бернадетта.
Бурьет спохватывается. Видимо, он брякнул что-то лишнее и подвел своего друга.
— Да нет, есть и более дорогие портреты. Даже по два с половиной франка — такие большие, цветные…
Бернадетта неотрывно глядит в пол. Почему этот несчастный не замолчит! Но каменотес Луи Бурьет — человек другого склада, чем Антуан Николо. Он ничего не замечает. И его несет все дальше и дальше:
— Можно купить даже целые книжки про вас — если кто умеет читать. И там все как есть написано, как и что было тогда…
Бернадетта судорожно сцепляет пальцы, как всегда в мучительные минуты. Но и это не останавливает Бурьета, который старается по поручению своего друга порадовать сердце обожаемого существа:
— А еще намечено построить целую панораму, на которой будет изображена вся эта история. И называться она будет «Панорама Бернадетты Субиру».
Тут не выдерживает уже сама настоятельница:
— Мне кажется, дорогая моя сестра Мария Бернарда, что вашим гостям хочется осмотреть нашу прекрасную церковь. И ежели кто-то из них пожелает увидеть ваши вышивки, можете показать им некоторые ваши работы. Господа, сестра Мария Бернарда — искусная рукодельница. А потом вы сможете немного поболтать наедине со своими родными, дочь моя. И, конечно, вправе принять вашу сестру и тетушек в собственной келье.
Бернадетта ровным голосом дает пояснения гостям, показывая достопримечательности монастыря, как это обычно делается по воскресеньям, когда сюда наезжают посетители. В Лурде уже прослышали о ее вышивках. И Антуанетта Пере, сама искусная вышивальщица, настаивает, чтобы ей непременно их показали. После долгих упрашиваний Бернадетта с явной неохотой раскладывает несколько вышивок на столе в ризнице.
— Пресвятая Дева! — восклицает Пере вне себя от изумления. — Чего вы только не умеете! Вы вышили это по образцам?
— О нет, мадемуазель Пере, — равнодушно возражает Бернадетта. — У меня нет никаких образцов.
— Значит, все эти удивительные птицы, цветы, животные и орнаменты рождаются в вашей голове?
— Да, мадемуазель, в моей собственной голове.
— Я всегда знала, что в вашей головке таится много всего, — кивает кособокая портниха, не упускающая случая заявить всем и каждому, что именно ей принадлежит честь открытия необыкновенной одаренности лурдской чудотворицы.
— Видите, мадемуазель, а мне и до сих пор неясно, что таится в этой головке, — шутливо вмешивается в разговор мать Возу, в этот момент появившаяся в дверях церкви.
— А какая работа! — продолжает восхищаться Пере. — Какая изумительная работа! Кажется, вам все дается легко, за что бы вы ни взялись. Все у вас получается лучше некуда!
— О нет, мне это стоило большого труда, мадемуазель Пере, — защищается Бернадетта.
А секретарь Курреж, верный ученик своего патрона, только покачивает головой.
— Если бы выложить на продажу несколько этих вещиц в одном из наших больших магазинов для рождественских подарков, на каждой можно было бы заработать сотни франков…
— О нет, — быстро возражает Бернадетта, — это сделано только для нашей общины. — И поспешно сворачивает свои вышивки.
Потом она провела Марию и тетушек в келью. Четыре женщины, в том числе неуклюжая Бернарда Кастеро, заполняют каморку так, что даже стоять тесно.
— Здесь ты и живешь, дитя мое? — спрашивает тетя Бернарда.
— Да, здесь и живу, тетя, то есть здесь я молюсь, думаю или сплю…
— По тебе и видно, что ты больше молишься и думаешь, чем ешь, милое мое дитя, — изрекает семейный оракул, не так легко отказывающийся от былого превосходства над племянницей, как другие.
