Михаил Булгаков - Том 8. Театральный роман
Супруга шмыгнула в переднюю. Оттуда послышался ее голос, в ответ чьи-то голоса, громыхнула снимаемая цепочка.
— Что ж она, ведь я ж сказал, — забормотал, рассердившись, Никанор Иванович.
Тут вошла взволнованная супруга, а за нею следом двое незнакомых граждан! Никанор Иванович загородил кастрюлей лафетничек, встал навстречу в недоумении.
— Где уборная? — спросят озабоченно первый из граждан в белой косоворотке.
— Здесь, — шепнул Никанор Иванович, меняясь в лице, — а в чем дело, товарищи?
Ему не объяснили, в чем дело, а прямо проследовали в уборную.
— А в чем дело? — тихо спросил еще раз Никанор Иванович, следуя за пришедшими. В хвосте мыкалась супруга.
Первый из вошедших сразу встал ногами на судно, руку засунул в дымоход и вытащил сверток. В глазах у Никанора Ивановича потемнело и в голове пронеслось только одно слово — «Беда!».
Сверток развернули, и в нем вместо червонцев оказались совсем другие деньги. Они были какие-то зеленоватые с изображениями какого-то старика.
Лицо Никанора Ивановича и широкая шея налились темной кровью. И как он избежал удара — непонятно.
— Ваш пакетик? — мягко спросил второй.
— Никак нет, — глухим голосом ответил Никанор Иванович.
— А чей же?
— Не могу знать, — еще глуше ответил Никанор Иванович и вдруг завопил: — Подбросили враги!
— Бывает, — ответил тот, что был в косоворотке, и миролюбиво добавил: — Ну, гражданин, показывайте, где другие держите?
— Нету у меня! Нету! — прохрипел Никанор Иванович. — В руках никогда валюты не держал!
И тут супруга его, уже неизвестно, что ей померещилось, вдруг вскричала, всплеснув руками:
— Покайся, Иванович! Тебе легче будет.
С налитыми кровью глазами Никанор Иванович занес над головою кулак и шатнулся к супруге.
Но его удержали.
— Зачем же драться? — мирно опять-таки молвил не тот, что в косоворотке, а другой.
— Богом клянусь! — вскричал несчастный председатель, в самом деле никогда не державший в руках долларов, и вдруг смолк и утих, подчиняясь неизбежному.
Минут через [пять] через подворотню дома проследовали к дожидавшейся машине двое пришедших граждан и с ними Никанор Иванович Босой. Рассказывали потом, что на нем не было лица, что он пошатывался и что-то бормотал, усаживаясь в машину.
Глава 10
Вести из Владикавказа и гибель Варенухи
В это время на той же Садовой в кабинете дирекции кабаре находились двое ближайших помощников Степы — финансовый директор Близнецов и администратор Варенуха.
Близнецов сидел за письменным столом и, раздраженно глядя сквозь очки, читал и подписывал какие-то бумаги, а Варенуха, укрывавшийся в кабинете дирекции от контрамарочников, особенно досаждавших ему в дни перемены программы, в ответ на телефонные звонки беспрерывно лгал в телефон, что Варенуха вышел из театра.
В кабинет, как обычно, текла вереница посетителей. Побывал главный бухгалтер Прохоров с ведомостью, за ним пришел дирижер, и Близнецов, обладавший странной манерой стараться никому и никогда не выдать денег, да к тому же еще с утра бывший в дурном расположении духа, тотчас же поругался.
— Не я рвал кожу на барабане! — кричал Близнецов. — Так теперь пусть он хоть собственную кожу натягивает на барабан! У меня нет этого в смете!
— Так нельзя работать! — вспылил дирижер. — Я заявлю Лиходееву!
— Кому хотите заявляйте! — дерзко ответил Близнецов, и дирижер, красный от обиды, ушел.
Телефон трещал постоянно, и Варенуха кричал неприятным голосом:
— Нету его! Вышел! Неизвестно!
Вошел курьер и внес толстую кипу свежеотпечатанных афиш. Варенуха обрадовался и развернул ее.
На афише в числе прочего стояло крупными буквами:
ДОКТОР МАГИИ ФАЛАНД.
СЕАНСЫ ЧЕРНОЙ МАГИИ С ПОЛНЫМ ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕМ.
— Хорошо! Броско, — заметил Варенуха, отходя и любуясь буквами.
— Не нравится мне эта затея, — пробурчал Близнецов, косясь на афишу, — удивляюсь, как ему это вообще разрешили поставить…
— Нет, нет, Григорий Максимович! — возразит Варенуха. — Не скажи, это очень умный шаг. — И тотчас велел пустить афиши в расклейку.
Побывала актриса, умильно просила пропуск на сегодня, получила отказ от Варенухи, совравшего, что он выдал уже все, что было. Побывал какой-то лысый человек в грязном воротничке, сказал робко, что принес скетч.
— Оставьте здесь, — буркнул ему Близнецов, и человек положил засаленную рукопись на стол. Осведомился униженно, когда приходить за ответом.
— Через две недели, — буркнул Близнецов.
Человек стал кланяться Близнецову и Варенухе, отступая задом к дверям. Ни тот, ни другой ему не ответили на поклоны, и он скрылся с мученическим лицом.
Прошло еще некоторое время, и Близнецов начал злиться и нервничать из-за Степиной неаккуратности. Ведь сказал по телефону, что явится сейчас же, и пропал.
А на столе росла гора неотложных дел.
— Позвони, Василий Васильевич, ему, — нервно сказал Близнецов.
Варенуха позвонил, подождал, положил трубку на рычаг, сказал:
— Никто не отвечает. Значит, вышел.
— Безобразие! — рычал Близнецов.
Время текло, а Степы все не было. Так продолжалось до двух часов дня, и в два Близнецов совершенно остервенился. И тут дверь в кабинет отворилась, и вошла женщина в форменной куртке и фуражке, в тапочках, вынула из маленькой желтой сумки на поясе конвертик и сказала:
— Где тут кабаре? Распишитесь. Молния.
Варенуха черкнул какую-то закорючку в тетради у женщины и, когда та вышла, вскрыл конвертик. Прочитав написанное, он сказал: «Гм!», поднял брови и передал телеграмму Близнецову.
В телеграмме же было напечатано следующее. «Владикавказа Москву Кабаре Молнируйте Владикавказ гормилицию Масловскому точно ли блондин ночной сорочке брюках без сапог психический явившийся сегодня гормилицию директор московского кабаре Лиходеев точка Масловский».
— Здравствуйте, я ваша тетя! — злобно сказал Близнецов.
— Лжедимитрий! — весело сказал Варенуха и тут же, взяв трубку, проговорил в нее:
— Телеграф? Молния. Владикавказ гормилиция Масловскому Лиходеев Москве Финдиректор кабаре Римский администратор Варенуха.
Независимо от сообщения о владикавказском самозванце принялись разыскивать Степу. Квартира его упорно не отвечала. Варенуха начал наобум звонить в разные учреждения, но нигде, конечно, Степы не нашел.
— Уж не попал ли он, как Мирцев, под трамвай? — высказал предположение Варенуха.
— А хорошо было бы, — чуть слышно сквозь зубы буркнул Близнецов.
И тут дверь опять открылась, и вошла та самая женщина, что принесла первую молнию, и вручила Варенухе новый конвертик.
Варенуха прочитал ее и свистнул
— Что еще? — спросил Близнецов.
В телеграмме стояло следующее.
«Умоляю верить Брошен Владикавказ силой гипноза Фаланда Примите меры наблюдения за ним Молнируйте Масловскому что я Лиходеев точка Лиходеев».
Близнецов и Варенуха, касаясь друг друга головами, молча перечитывали телеграмму, а перечитав, уставились друг на друга.
— Граждане! — вдруг рассердилась женщина. — Расписывайтесь, а потом уж молчать будете! Я молнии разношу!
— Телеграмма-то из Владикавказа? — спросил Варенуха, расписавшись.
— Ничего я не знаю, не мое дело, — ответила женщина и ушла.
— Ты же с ним в двенадцать часов разговаривал по телефону! — заговорил возбужденно Варенуха.
— Да смешно говорить! — воскликнул Близнецов. — Разговаривал, не разговаривал! Он не может быть во Владикавказе. Это смешно!
— Он пьян! — сказал Варенуха.
— Кто пьян? — спросил Близнецов, и опять дико уставились друг на друга.
Что телеграфировал из Владикавказа какой-то сумасшедший или самозванец, это было несомненно, но вот что было странно — это слово «Фаланд» в телеграмме. Откуда же это владикавказский субъект знает о существовании артиста, вчера только приехавшего в Москву, и о связи между ним и директором Степой Лиходеевым?
— «Примите меры»… — повторяют Варенуха слова телеграммы. — Откуда он знает о нем и зачем меры?.. Да нет! Это мистификация!
— А где он остановился, этот Фаланд, черт его возьми? — спросил Близнецов.
Варенуха соединился с конторой «Интуриста», и оттуда ответили, что Фаланд остановился в квартире Лиходеева.
— Квартира не отвечает? — заговорил Близнецов. — Значит, они оба куда-то вышли? Позвони-ка…
Он не договорил. В дверях появилась та же самая женщина, и Близнецов с Варенухой даже с мест поднялись навстречу ей, и она вынула из сумки, но уже не белый конвертик, а темный листок.
— Это становится интересным, — сказал Варенуха, яростно расчеркиваясь в книжке.
