Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Книга 1
— Я немедленно возвращаюсь.
* * *
Врезанные в гранит Манхэттена, под терминалом «Таггарт трансконтинентал» простирались многочисленные тоннели, которые когда-то, во времена, когда движение непрерывным грохочущим потоком протекало по всем артериям терминала, использовались как запасные пути. Со временем, с уменьшением интенсивности движения, запасные тоннели забросили, как высохшие устья рек.
Дэгни спрятала останки двигателя в подвале одного из тоннелей; в этом подвале когда-то размещался запасной электрогенератор, на случай аварии. Но его давно оттуда убрали. Дэгни не доверяла бездарным юнцам из научно-исследовательского отдела компании. В «Таггарт трансконтинентал» работало лишь двое талантливых инженеров, которые могли по достоинству оценить ее находку. Она посвятила их в свою тайну и направила в Висконсин еще раз обследовать завод. Затем она спрятала двигатель там, где никто не мог бы его обнаружить.
Когда рабочие отнесли двигатель в подвал и разошлись, Дэгни собралась было последовать за ними и закрыть стальную дверь, но внезапно остановилась, держа ключи в руке, словно тишина и одиночество подтолкнули ее к проблеме, беспокоившей ее все эти дни, и сейчас настало время принять решение.
Ее личный вагон ожидал у одной из платформ терминала, прицепленный к хвосту поезда, который должен был через несколько минут отбыть в Вашингтон. Дэгни договорилась о встрече с Юджином Лоусоном, но решила отложить ее, чтобы что-то предпринять против того, что обнаружила по возвращении в Нью-Йорк, против того, с чем Эдди умолял ее бороться.
Она не видела никаких способов борьбы, никаких правил, никакого оружия. Беспомощность оказалась для Дэгни странным, новым, неведомым ей прежде чувством. Ей никогда раньше не было трудно обратиться лицом к проблеме и принять решение. Но сейчас она столкнулась с чем-то неопределенным — с туманом, бесформенным туманом, в котором что-то постоянно вырисовывалось и исчезало, прежде чем это удавалось рассмотреть, как сгустки грязи в вязкой жиже. Словно она боковым зрением смутно видела приближение катастрофы, но не могла сменить угол зрения и рассмотреть, что ей угрожает.
Профсоюз машинистов требовал, чтобы максимальная скорость движения поездов по линии Джона Галта была снижена до шестидесяти миль в час. А профсоюз проводников и тормозных кондукторов выдвинул требование сократить длину составов до шестидесяти вагонов.
Штаты Вайоминг, Нью-Мексико, Юта и Аризона требовали, чтобы количество поездов, перегоняемых в Колорадо, не превышало аналогичные показатели в каждом из соседних штатов.
Группа промышленников под предводительством Орена Бойла требовала принятия закона, который ограничил бы производство металла Реардэна до уровня выработки других сталелитейных заводов, соразмерно производственной мощности.
Другая группа, возглавляемая Моуэном, требовала принятия закона, обуславливавшего право каждого желающего на равную для всех долю поставок металла Реардэна.
Группа под предводительством Бертрама Скаддера требовала принятия закона об общественной стабильности, который запретил бы фирмам Восточного побережья покидать пределы своих штатов.
Висли Мауч, директор Отдела экономического планирования и национальных ресурсов, делал одно за другим заявления, определить содержание и цель которых было просто невозможно; в каждом абзаце были такие слова, как «чрезвычайные полномочия» и «несбалансированная экономика».
— Дэгни, по какому праву? — спросил Эдди Виллерс. Его голос прозвучал спокойно, но слова походили на крик. — По какому праву они это делают?
Дэгни явилась в кабинет Джеймса Таггарта и сказала:
— Джим, я свое сражение выиграла. Теперь твоя очередь. Ты, должно быть, спец там, где приходится иметь дело с бандитами. Останови их.
— Ты же не думаешь, что экономикой страны будут управлять в угоду тебе одной? — сказал Таггарт, не глядя на нее.
— Мне нет никакого дела до экономики страны. Я хочу одного: чтобы твои приятели, ведающие экономикой страны, оставили меня в покое. Я должна руководить железной дорогой, и я прекрасно знаю, что случится с твоей национальной экономикой, если разорится моя дорога.
— Не вижу никаких причин для паники.
— Джим, неужели я должна объяснять тебе, что доходы от Рио-Норт — это все, что у нас есть, все, что может спасти нас от банкротства? Неужели ты не понимаешь, что сейчас нам дорог каждый цент, каждый килограмм груза?
Таггарт не ответил.
— Когда нам нужна каждая лошадиная сила каждого нашего локомотива, когда у нас недостаточно дизелей, чтобы обеспечить для Колорадо тот уровень транспортных услуг, в которых нуждается штат, — что случится, если мы снизим скорость движения и уменьшим длину составов?
— Ну, знаешь, профсоюзы тоже можно понять. Они считают, что несправедливо устанавливать такую высокую скорость на Рио-Норт, в то время как многие железные дороги закрываются и огромное число железнодорожников остается без работы. Они считают, что скорость нужно снизить, чтобы было больше поездов и, соответственно, больше рабочих мест. Они считают несправедливым, что только мы имеем прибыль от новой линии. Они хотят получить свою долю.
— Кто хочет получить свою долю? В уплату за что?
Таггарт не ответил.
— Кто покроет затраты на два состава, выполняющие работу одного? Где ты возьмешь локомотивы и вагоны?
Таггарт не ответил.
— Что будут делать твои профсоюзы после того, как уничтожат «Таггарт трансконтинентал»?
— Я намерен самым решительным образом защищать интересы нашей компании.
— Как?
Таггарт не ответил.
— Как — если вы уничтожите Колорадо?
— Мне кажется, что прежде чем дать некоторым возможность расширить производство, мы должны позаботиться о тех, кто нуждается хоть в какой-то поддержке, чтобы выжить.
— Если вы уничтожите Колорадо, что останется твоим чертовым бандитам? За счет чего они собираются выжить?
— Ты всегда препятствовала любым прогрессивным социальным мерам. Помнится, ты предсказывала катастрофу, еще когда мы приняли резолюцию «Против хищнической конкуренции». Но катастрофы не последовало.
— Потому что я спасла вас, безмозглые дураки! Я уже не смогу повторить это.
Не глядя на нее, Таггарт пожал плечами.
— А если не я, то кто же вас спасет?
Таггарт не ответил.
Здесь, под землей, все это казалось нереальным. Думая об этом сейчас, Дэгни знала, что не сможет участвовать в начинаниях Джима. Она ничего не могла предпринять против людей с неопределенными мыслями, неизвестными мотивами, непонятными целями и шаткой моралью. Ей нечего было им сказать — они ничего не услышали бы и ничего не ответили. Какое оружие может быть там, где разум им уже не является? — думала она. Туда ей нет пути. Она вынуждена оставить это Джиму и уповать на его личную заинтересованность. В сознании Дэгни смутно промелькнула жутковатая мысль: а ведь личной заинтересованности у Джима как раз и нет.
Она посмотрела на лежавшие перед ней обломки двигателя. Где он, человек, который его изобрел? Эта мысль внезапно пронеслась у нее в голове, словно крик отчаяния. Ей вдруг страшно захотелось найти его, опереться на его плечо, чтобы он сказал, что ей делать. Человек такого титанического ума знал бы путь к победе.
Дэгни огляделась вокруг. В чистом, рациональном мире подземных тоннелей не было ничего важнее, чем задача найти человека, который создал этот двигатель. «Надо ли откладывать поиски ради того, чтобы спорить с Ореном Бойлом, пытаться переубедить Моуэна и Скаддера?» — думала Дэгни. Она представила себе двигатель смонтированным и установленным на локомотиве, который со скоростью двести миль в час вел за собой по полотну из металла Реардэна состав из двухсот вагонов. Если в ее силах сделать это видение явью, стоит ли торговаться из-за каких-то шестидесяти вагонов и шестидесяти миль в час? Она не могла унизиться до такого существования, ее разум взорвался бы от постоянного давления, от принуждения держаться в границах бездарности. Она не могла жить по правилу: не торопись, поостынь, постой, не старайся сделать все, что в твоих силах, это никому не нужно.
Полная решимости, Дэгни повернулась и вышла из подвала. Она уже не колебалась, ехать ли ей в Вашингтон.
Когда она закрывала стальную дверь, ей послышалось слабое эхо шагов. Она посмотрела влево, потом вправо. В тоннеле никого не было. Дэгни увидела лишь полоски голубого света, блестевшие на сырых гранитных стенах.
* * *
Реардэн не мог бороться с группировками, требовавшими принятия законов. Он стоял перед выбором: либо драться, либо работать. Он должен был выбрать что-то одно. И на то и на другое у него не хватало времени.
