Элизабет Гаскелл - Север и Юг
Николаса не было дома, только Мэри и двое детей Баучера. Маргарет расстроилась, что не очень удачно выбрала время для визита. Мэри была недалекой, но доброй и сердечной девушкой. Как только она поняла, что мисс Хейл пришла попрощаться с ними, она начала плакать и причитать, почти не сдерживаясь, и Маргарет поняла, что бесполезно говорить с ней о тех мелочах, о которых она вспомнила, пока ехала в экипаже. Ей удалось лишь немного успокоить Мэри, пообещав, что когда-нибудь они снова встретятся, после чего Маргарет попросила передать Николасу, что ей очень хочется, чтобы он зашел навестить ее сегодня вечером, когда закончит работу.
Уже на выходе она остановилась и немного замешкалась, прежде чем сказать:
— Мне бы хотелось взять что-нибудь на память о Бесси.
Мэри тотчас преисполнилась щедростью. Что они могут дать?
Когда Маргарет выбрала маленькую простую чашку, которая, как она помнила, всегда стояла рядом с Бесси, чтобы та утоляла жажду во время лихорадки, Мэри сказала:
— Ох, возьмите что получше, это стоит всего четыре пенса!
— Это подойдет, спасибо, — ответила Маргарет и быстро вышла, пока Мэри светилась от радости, что сумела угодить гостье.
«Теперь к миссис Торнтон, — подумала она про себя. — Я должна это сделать».
Но, думая об этом, она напряглась, побледнела и с большим трудом нашла подходящие слова, чтобы объяснить своей тете, кто такая миссис Торнтон и почему она должна попрощаться с ней.
Их обеих — на сей раз миссис Шоу решила выйти из экипажа — проводили в гостиную, в которой только что разожгли камин. Миссис Шоу плотнее закуталась в шаль и передернула плечами.
— Какая холодная комната! — сказала она.
Им пришлось подождать какое-то время, пока не спустится хозяйка. Миссис Торнтон стала снисходительнее к Маргарет теперь, когда та уезжала с глаз долой. Она припомнила характер девушки, который проявлялся в разное время и в разных ситуациях не менее ярко, чем терпение, с которым та выносила долгие и тяжелые заботы. Когда она приветствовала Маргарет, ее лицо смягчилось, а в манерах отразилось что-то отдаленно напоминавшее нежность, когда она заметила бледное, распухшее от слез лицо и дрожь в голосе, которую Маргарет старательно пыталась подавить.
— Позвольте мне представить мою тетю, миссис Шоу. Завтра я уезжаю из Милтона. Я не знаю, известно ли вам об этом. Но мне хотелось еще раз увидеть вас, миссис Торнтон, чтобы… извиниться за свое поведение в нашу последнюю встречу. И я убеждена, что у вас были добрые намерения… хотя мы не поняли друг друга.
Миссис Шоу очень озадачили слова Маргарет. Благодарить за доброту! Извиняться за отсутствие хороших манер! Но миссис Торнтон ответила:
— Мисс Хейл, я рада, что вы оценили меня должным образом. Выражая несогласие с вами, я лишь следовала своему долгу. Я всегда хотела быть для вас другом. Я рада, что вы оценили мой поступок.
— Но, — сказала Маргарет, и щеки ее при этом заалели, — не оцените ли и вы меня по справедливости, поверив, что, хотя я не могу… я не решаюсь… дать вам объяснения моего поведения, я не совершила ничего предосудительного — вопреки тому, что вы обо мне подумали?
Голос Маргарет был таким мягким, а взгляд таким умоляющим, что миссис Торнтон на этот раз попала под влияние этих чар, до сих пор считая себя к ним нечувствительной.
— Да, я верю вам. Давайте не будем больше говорить об этом. Где вы собираетесь жить, мисс Хейл? Я поняла из слов мистера Белла, что вы собираетесь покинуть Милтон. Вам он никогда не нравился, — сказала миссис Торнтон, мрачно улыбнувшись, — но тем не менее не ждите, что я поздравлю вас с тем, что вы уезжаете. Где вы будете жить?
— У своей тети, — ответила Маргарет, поворачиваясь к миссис Шоу.
— Моя племянница будет жить со мной на Харли-стрит. Она для меня почти как дочь, — ответила миссис Шоу, с любовью глядя на Маргарет. — И я рада признаться, что обязана вам за всю ту доброту, что вы ей оказали. Если вы или ваш муж приедете в Лондон, мой зять и моя дочь, капитан и миссис Леннокс, я уверена, будут рады оказать вам все внимание, какое только в наших силах.
Миссис Торнтон подумала про себя, что Маргарет не позаботилась просветить свою тетю относительно родства мистера и миссис Торнтон, на которых эта аристократка распространяла свое покровительственное отношение. Поэтому она ответила довольно резко:
— Мой муж умер. Мистер Торнтон — мой сын. Я не собираюсь в Лондон, поэтому маловероятно, что я воспользуюсь вашим любезным предложением.
В этот момент мистер Торнтон вошел в комнату. Он только что вернулся из Оксфорда. Его траурный сюртук выдавал причину, по которой он там находился.
— Джон, — сказала его мать, — эта дама — миссис Шоу, тетя мисс Хейл. Мне жаль говорить, что мисс Хейл зашла попрощаться с нами.
— Итак, вы уезжаете! — сказал он тихо.
— Да, — ответила Маргарет. — Мы уезжаем завтра.
— Мой зять приедет сегодня вечером, чтобы сопроводить нас, — ответила миссис Шоу.
Мистер Торнтон отвернулся. Он не сел и, казалось, рассматривал что-то на столе, словно обнаружил нераспечатанное письмо, которое заставило его забыть о гостях. По-видимому, он даже не заметил, когда они поднялись, чтобы уйти. Тем не менее он пошел проводить миссис Шоу до экипажа. Пока экипаж подъезжал, они с Маргарет стояли рядом на ступеньках, и, возможно, у обоих в памяти возникло воспоминание о дне бунта. Для него оно было связано с разговором на следующий день, с ее пылким заявлением, что во всей этой ожесточенной и доведенной до отчаяния толпе не было человека, которого она не кинулась бы защищать так же, как его. И при этом воспоминании он нахмурился, хотя сердце его переполняла любовь.
«Нет, — сказал он себе, — однажды я уже рискнул и потерял все. Пусть она уезжает со своим каменным сердцем, со своей красотой! Какой непреклонной и жесткой она сейчас выглядит, несмотря на красоту! Она боится, что я заговорю и ей придется сурово меня осадить. Пусть уезжает. Будь она сто раз красавицей и наследницей, вряд ли она встретит сердце более преданное, чем мое. Пусть уезжает!»
Когда он прощался с ней, в его голосе не прозвучало ни сожаления, ни какого-либо другого чувства. И протянутая рука была пожата с твердой невозмутимостью и отпущена так небрежно, словно это был увядший цветок. Но больше в тот день никто из домочадцев не видел мистера Торнтона. Он был занят делами, — по крайней мере, он так сказал.
Маргарет потратила на эти визиты почти все свои силы, и ей пришлось подчиниться присмотру, ласкам и вздохам тети, причитавшей то и дело «я тебе говорила». Диксон заметила, что она была так же плоха в первый день, когда узнала о смерти отца. Они с миссис Шоу даже совещались, обсуждая, насколько необходимо повременить с предстоящей поездкой. Но когда тетя неохотно предложила Маргарет отложить отъезд на несколько дней, последняя содрогнулась, как от острой боли, и сказала:
— О нет, давайте уедем. Здесь у меня не хватит терпения. Здесь мне не станет лучше. Я хочу забыть.
Поэтому приготовления к отъезду продолжались. Приехал капитан Леннокс, привез новости об Эдит и маленьком мальчике. И Маргарет обнаружила, что равнодушный, безразличный разговор с тем, кто не старался беспрестанно выражать сочувствие, хотя и был добр к ней, пошел ей на пользу. Она поднялась, и к тому времени, когда должен был прийти Хиггинс, Маргарет уже смогла незаметно покинуть комнату и ждать у себя в спальне, пока Диксон позовет ее.
— Как! — сказал он, когда она вошла. — Подумать только, старый джентльмен умер во сне! Я был просто огорошен, когда мне рассказали. «Мистер Хейл? — переспросил я. — Тот, который был священником?» — «Да!» — ответили мне. «Тогда, — сказал я, — умер самый хороший человек, живший на этой земле, другого такого нет!» Я приходил повидать вас, сказать вам, как я сожалею, но те женщины в кухне не передали вам, что я был здесь. Они сказали, что вы больны… И так горько мне, что вы не похожи на себя. Вы станете в Лондоне знатной дамой, верно?
— Нет, не знатной дамой, — ответила Маргарет, слабо улыбаясь.
— Ясно! Торнтон сказал… спросил пару дней назад: «Хиггинс, ты видел мисс Хейл?» — «Нет, — ответил я. — Там много женщин, которые не пустят меня к ней. Но я могу и подождать, если она больна. Мы с ней знаем друг друга очень хорошо. И пускай я не могу пойти к ней и сказать об этом, она не усомнится, что мне очень жаль старого джентльмена». А он говорит: «Тебе не придется долго ждать, чтобы увидеть ее, приятель. Она не останется с нами надолго, ничего не поделаешь. У нее много важных родственников, которые заберут ее, и мы больше не увидим ее». — «Хозяин, — сказал я, — если я не увижу ее перед отъездом, я постараюсь поехать в Лондон после Троицына дня. Я не откажусь попрощаться с ней, какие бы ни были у нее родственники». Но, благослови вас Бог, я знал, что вы придете к нам. Я только пытался развлечь хозяина — и притворился, что подумал, будто вы можете уехать из Милтона, не повидав меня.
