Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 83
Цѣлую всѣхъ.12 —
На конверте: Тула. Е. С. Графинѣ Софьѣ Андревнѣ Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 170—171. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Москва. 11 сентября. 1882; Тула. 12 сентября 1882» и фразы письма: «Тороплюсь попасть на почту».
1 Сергей Львович Толстой.
2 Татьяна Андреевна Кузминская, которая выехала вместе с Толстым из Ясной поляны, проведя там лето.
3 Толстые прожили зиму 1881—1882 г. в доме кн. Волконских.
4 Вновь купленный дом в Долго-Хамовническом переулке. Описание дома см. В. Булгаков, «Дом Льва Толстого в Хамовниках». Изд. Толстовского музея, М. 1927.
5 Хамовнический дом перестраивал архитектор Михаил Илларионович Никифоров.
6 Лев Иванович Поливанов (1838—1899), учредитель и директор частной мужской гимназии, помещавшейся в то время в доме бывшем Степанова на Пречистенке. Л. И. Поливанов педагог, выпустивший ряд учебников и пособий по русскому языку и словесности. Кроме того издал в пяти томах сочинения Пушкина, снабдив их комментарием; под псевдонимом Загарина напечатал книгу «Жуковский и его произведения» (2 изд. 1883 г.). Поливанову посвящен сборник статей о нем: «Памяти Л. И. Поливанова». М. 1909.
7 Илья Львович Толстой оставался в Ясной поляне после тифа, незадолго до этого им перенесенного.
8 Александр III жил в то время в Москве.
9 Слугою, Сергеем Петровичем Арбузовым.
10 С. А. Толстая писала 12 сентября 1882 г.: «Жалко, что ты так неопределенно пишешь о кухарке. Еслиб ты положительно написал, то я прислала бы Алену, не всё ли равно неделей раньше или позднее» (ПСТ, стр. 197).
11 «Олсуфьевы, не графы, были наши соседи, когда мы купили дом. Наши сады были отделены только забором» (п. С. А.). Речь идет о семье Василия Александровича Олсуфьева (1831—1883), был женат трижды. От трех жен имел двенадцать детей.
12 В Ясной поляне оставалась С. А. Толстая со всеми детьми за исключением сыновей Сергея и Льва.
В ответном письме от 12 сентября С. А. Толстая писала: «Сейчас получила твое письмо, милый Левочка, и оно меня смутило. По тону я вижу, что совсем дом не готов, переезжать бог знает когда придется» (стр. 197).
214.
1882 г. Сентября 12. Москва.
Воскресенье, утро.
Нынче все могу написать обстоятельно. Архитекторъ вчера къ ужасу моему объявилъ, что до 1-го Окт[ября] онъ проситъ не переѣзжать. (Ради Бога, не ужасайся и не отчаивайся.) Къ 1-му онъ ручается (да я и самъ вижу), что все будетъ готово такъ, что можно будетъ жить удобно. Предложу тебѣ прежде мой планъ нашей жизни въ эти двѣ недѣли съ половиной, а потомъ напишу всѣ подробности. Планъ такой: я пробуду здѣсь до конца недѣли, перевезу мебель внизъ въ сарай и приму Илюшу,1 кот[ораго] ты пришлешь ко мнѣ, если онъ окрѣпъ, и налажу его въ гимназіи и побуду съ нимъ, и пріѣду къ вамъ около 20-го. Пробуду съ вами недѣлю или опять уѣду черезъ недѣлю, дня за 4 до васъ, или съ вами. Такъ ты не будешь скучать долго, и Илюша пробудетъ безъ насъ не долго. — Домъ вотъ въ какомъ положеніи: ko вторнику будутъ готовы нижнія 4 комнаты: мальчикова, столовая, Танина и спальня. Онѣ оклеены, только не докрашены двери и подоконники. Въ нихъ я поставлю всю мебель хорошую; — похуже — въ сарай. Остальныя три комнаты внизу неготовы, п[отому] ч[то] въ нихъ начали красить полъ. Я остановилъ краску — онѣ загрунтованы (желтые, свѣтло) и я рѣшилъ такъ и оставить. Согласна ты? Комнаты эти и передняя дня черезъ три тоже будутъ готовы. — Штукатурная работа вчера кончена послѣдняя въ домѣ. — Штукатурить остается кухню. Это дня на три. Въ большихъ комнатахъ штукатурка уже почти просохла; — сыра она, и дольше всего будетъ сыра въ верхнемъ коридорѣ. Я тамъ велѣлъ топить жарче. Лѣстницу начнуть ставить завтра. Она вся сдѣлана, только собрать и поставить. Тоже и съ паркетомъ. Онъ готовъ, и завтра начнутъ стелить. Ватерклозеты еще не совсѣмъ готовы, крыльцо, въ передней полъ.2 Верхнія комнаты, старыя и дѣвичья не оклеены. Я велѣлъ все бѣлить. Согласна? Полъ в передней архитект[оръ] совѣтуетъ обтянуть солдатскимъ сукномъ и лѣстницу не красить. Площадку и лѣстницу, стѣны не оклеивать, а выкрасить бѣлой краской. Вообще домъ выходитъ очень хорошъ. А ужъ покой — чудо. Мнѣ выходить не хочется изъ флигеля — такъ тихо, хорошо, деревья шумятъ. Я вчера былъ вялъ, провелъ день на постройкѣ и съ Сережей,3 Оболенскимъ Леонидомъ и Дьяковымъ.4 Они и утро у меня провели, и вечеръ вчера я просидѣлъ съ ними у Дьякова, и очень пріятно. Цѣлую тебя, душенька, будь покойна и любовна, особенно ко мнѣ.
Дѣтей цѣлую.
На конверте: Тула Е. С. Графинѣ Софьѣ Андревнѣ Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 171—172. Датируется на основании почтовых штемпелей: «12 сентября 1882; Москва. 15 сентября 1882» и пометы Толстого «воскресенье», которое падало на 12 сентября, 1882 г.
1 С. А. Толстая писала 14 сентября: «в пятницу [17 сентября] в ночь Илья хочет ехать в Москву. В субботу он явится в гимназию, а в воскресенье доделает свои приготовления; а с понедельника начнет ходить в гимназию аккуратно» (не опубликовано).
2 В письме от 17 сентября С. А. Толстая писала: «Левочка, ты мне не пишешь, что у тебя на душе и о чем ты думаешь, и что тебе хорошо, и что дурно, что скучно и что радостно? Только о практических вещах мне пишешь; или ты думаешь, что я совсем уж одервенела? Ведь не одни, же паркеты и клозеты меня интересуют» (ПСТ, стр. 202—205).
3 Гр. С. Н. Толстой.
4 Д. А. Дьяков.
В ответном письме от 14 сентября С. А. Толстая писала: «Сегодня наконец получила твое подробное письмо, милый Левочка, и Лелино обстоятельное и очень хорошее письмо. Сама не знаю — ужасаюсь я или нет, что так долго не могу поехать в Москву. Конечно, мне было бы много лучше и удобнее переехать раньше: что еще будет через шестнадцать дней!..... О краске белым лестницы и площадки и не краски полов — со всем этим я согласна. Обтянуть серым сукном (которое, кстати, есть) лестницу и переднюю — тоже, я думаю, будет хорошо. Вообще я много равнодушнее стала ко всему этому. Я рада, что всем занимаешься ты, a не я; мне от этого так легко, и я рада, что ты находишь, что там хорошо и тихо, и что Леля одобряет» (не опубликовано).
215.
1882 г. Сентября 13. Москва.
Понедѣльникъ утро.
Пишу тебѣ 3-е письмо, милый другъ, не получивъ еще ни однаго отъ тебя. Вѣрно нынче получу. Ты посылай на Козловку. Что ты — твое здоровье тѣлесное и душевное? Что Илюша? повинуется ли и жалѣетъ ли тебя.1 — Вчера Сережа2 съ Лелей пошли на выставку,3 а я сидѣлъ дома, читалъ. Приходилъ одинъ проситель мѣста — бѣдный; а потомъ я пошелъ въ Румянц[евскій] музей къ Ник[олаю] Ѳед[оровичу],4 потомъ походилъ, посмотрѣлъ экипажи, и вижу, что на 1000 р[ублей] легко собрать все хорошее. Вели прислать, если можно теперь же, сани четверомѣстныя и одиночныя, и полости, и сбрую парную и одиночную — или починить, или продать здѣсь.
Теперь о домѣ. Въ кухнѣ было сдѣлано неудобно — русская печь, и очень маленькая въ нашей кухнѣ. Мы рѣшили передѣлать печь5 такъ, чтобы русская печь была больше и устье ея выходило бы въ людскую. И выйдетъ такъ, что будетъ людская столовая, комнатка для кухарки и каморка для повара. Въ сторожкѣ же, которую надо починить, будутъ жить кучеръ и дворники.
Чулановъ для провизіи, лампъ и т. п. въ домѣ съ кладовою — четыре. Подвалы есть, но они сопрѣли и завалились. Я велѣлъ починить, но сдѣлать попроще, — для кореньевъ и капусты. А для яблокъ есть мѣсто въ домѣ.
Обѣдали мы вчера дома; и бѣднякъ, голодный Костя6 пришелъ къ намъ, и его накормили; щи, каша и говядина изъ щей, и пирожки, и арбузъ. И сидѣли дома. Леля занимался, я и Сережа читали, и легли спать рано, и нынче рано встали. Они ушли учиться, а я вотъ тебѣ написалъ и хочу заниматься.
До свиданья, душенька, цѣлую тебя и дѣтей.
На конверте: Тула. Е. С. Графинѣ Софьѣ Андревнѣ Толстой.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 172—173. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Москв. почт. центр. отд. 13 сентября 1882; Москва. 14 сентября 1882. Тула. 14 сентября 1882» и пометы Толстого «понедельник», который приходился 13 сентября 1882 г.
1 С. А. Толстая писала 16 сентября: «С Ильей вышла, таки, неприятность, хотя, главное, здоровье его хорошо. Вчера ночью, в двенадцать часов сижу в балконной гостиной одна... Слышу, окно хлопает внизу, в комнате Ильи. Я подумала: простудится, если окно отворилось, пойду проведаю. Надо тебе сказать, что с вечера Илья мне всегда сказывал, кто у него ночует, так как одному страшно; и вчера он сказал, что Титка, а Иван не ночует. Вот я прихожу в комнату Ивана Михайловича — первое впечатление — вонь и табак. Посреди комнаты собаки наделали нечистоту. Иду дальше: голоса, хихиканье. Когда я отворила дверь, Илья сделал какое-то быстрое движенье. Потом вижу, Титка на полу, а этот Иван, идиот, на Левиной постели, рядом с Ильей. Я ужасно рассердилась, выгнала и разбранила Ивана и Илью; сделала выговор; главное, досадно, что солгал. Сегодня он мне весь день старался доказать, что папа нашел бы, что спать с Иваном и Титом и на Лелиной постели даже очень хорошо; а что это только я имею глупые барские мысли. Предоставляю тебе это с ним обсудить, а я, признаюсь, рада, что он завтра уезжает, мне это запанибратство — не с народом, а с паразитами курящими, играющими в шашки и льстящими Илье — очень противно» (ПСТ, стр. 200).
