Джек Лондон - Лунная долина
Но он не поддался утешениям и с горечью продолжал:
— А ведь ни один из этих окаянных чужаков не справится, как я с четверкой! — И добавил: — Но земледельцы они природные.
А Саксон, глядя на его помрачневшее лицо, вдруг вспомнила виденную ею в детстве литографию: индеец из прерий, с татуировкой и перьями, верхом на лошади, изумленно смотрит, как по только что проложенным рельсам несется поезд. Этот индеец растерялся перед волной новой жизни, принесшей с собой железную дорогу. И Саксон задумалась: неужели Билл и люди его склада тоже обречены отступить перед потоком невероятно деятельной и трудолюбивой новой жизни, которую здесь ведут люди, хлынувшие из Азии и Европы?
В Сакраменто они пробыли две недели. Билл нашел себе работу у одного извозопромышленника и получил достаточно денег, чтобы продолжать путешествие. Они привыкли к морю и в Окленде и в Кармеле, и жить вдали от него им было трудно. В Сакраменто слишком жарко, решили они, и двинулись вдоль железной дороги на запад, миновали область болот и добрались до Дэйвисвилла. Здесь они отклонились к северу от намеченного пути — их привлек прелестный Вудленд. Билл нанялся возить фрукты для одной большой фермы, а Саксон, с трудом добившись от него разрешения, проработала несколько дней на сборе фруктов. Она с важным и таинственным видом отказалась сообщить, что намерена сделать с заработанными деньгами, и Билл поддразнивал ее до тех пор, пока не забыл об этом. Умолчала она также о денежном переводе и синенькой квитанции, вложенных ею в письмо к Бэду Стродзерсу.
Жара начала донимать их. Билл заметил, что прохладные ночи, видно, остались позади.
— И тут нет моих любимых секвой, — отозвалась Саксон. — Надо идти на запад, к морю. Там мы найдем лунную долину.
Из Вудленда они проселочными дорогами двинулись на юго-запад, к фруктовому раю — Вэкевиллу. Здесь Билл стал работать по сбору фруктов и их перевозке; и здесь Саксон получила письмо и маленькую посылку от Бэда Стродзерса. Когда Билл в этот день вернулся с работы, она попросила его закрыть глаза и минутку постоять на месте. Несколько мгновений она с чем-то возилась, потом прикрепила что-то к его рабочей куртке. Он даже почувствовал легкий укол, словно от булавки, и заворчал, но она рассмеялась, — нет, нет, глаза еще нельзя открывать.
— Целуй меня и смотри вниз, — пропела она, — я покажу тебе сюрприз.
Она поцеловала его, а он посмотрел на свою грудь и увидел приколотые к куртке золотые медали, заложенные им в тот день, когда они были в кинематографе и в них проснулось желание вернуться к земле.
— Ах ты плутовка! — воскликнул он, привлекая ее к себе. — Так вот куда ты всадила те деньги! А я и не подозревал!.. Ну-ка, поди сюда!
Тут ей пришлось подчиниться милой ее сердцу силе его мышц, и она шутя отбивалась и боролась с ним до тех пор, пока кофе не убежало, и ей пришлось спасать драгоценный напиток.
— Я, по правде сказать, всегда ими чуть-чуть гордился, — признался он, свертывая после ужина папиросу. — Они напоминают мне время, когда я был совсем молодым парнишкой и отчаянно увлекался боксом. Я был в те времена мальчик что надо, можешь мне поверить… Но знаешь, Саксон, они у меня из памяти вылетели. Ведь нас отделяют от Окленда десять тысяч миль и тысяча лет!
— Тогда вот это вновь вернет тебя в Окленд, — сказала Саксон и, развернув письмо Стродзерса, прочла его вслух.
Бэд был, видимо, уверен, что Билл знает об исходе забастовки; поэтому он ограничился подробностями, перечислил имена тех товарищей, которые приняты обратно на работу, и тех, кто попал в черные списки. К его удивлению, оказалось, что он сам принят обратно, и теперь ему дали упряжку Билла. Еще удивительнее другая новость, которую он должен сообщить Биллу: прежний старший кучер умер, а его преемники — и первый и второй — ничего не смыслят в лошадях и наделали черт знает что. Словом, хозяин говорил сегодня с Бэдом и выразил сожаление, что Билл исчез.
«И не воображай, пожалуйста, будто он ничего не знает, — писал Бэд. — Ему известны все твои похождения. Я уверен, что он знает даже имена всех штрейкбрехеров, которых ты изувечил. И все-таки он мне так прямо и заявил: „Стродзерс, говорит, если вам неудобно дать мне его адрес, напишите ему сами и скажите, пусть вернется ко мне. Я ему дам сто двадцать пять долларов в месяц, лишь бы взял на себя конюшни“.
Кончив чтение и всеми силами стараясь скрыть тревогу, Саксон ждала, что скажет Билл. Он лежал, растянувшись, на траве, опираясь на локоть, и задумчиво выпускал колечки дыма. Его дешевая рабочая куртка, на которой были как-то не к месту блестящие, освещенные пламенем костра золотые медали, была расстегнута, открывая гладкую кожу и великолепную мускулатуру груди. Вдруг, под влиянием какой-то мысли, Билл окинул взглядом одеяла, которые в данную минуту были развешаны кругом костра и исполняли роль ширм, закопченный, измятый кофейник, топорик, до половины всаженный в пень, и, наконец, Саксон… В его глазах засветилась ласка, потом появилось какое-то вопросительное выражение. Но Саксон молчала.
— Что ж, — наконец, проговорил он. — Тебе придется написать Стродзерсу одно, — пусть и не напоминает мне об этом мерзком типе. И раз уде ты напишешь, я пошлю ему немного денег, надо выкупить мои часы. Подсчитай-ка, сколько там выйдет с процентами. А пальто — черт с ним, пускай пропадает!
Зной континентального климата они переносили с трудом. И мозг и тело стали какими-то вялыми. Оба потеряли в весе. Как выражался Билл, «от них осталась половина». Поэтому, взвалив на плечи свои пожитки, они пустились в путь на запад, через пустынные горы. В долине Бериессы от мерцающих струй раскаленного воздуха у них заболели глаза и голова. Они шли теперь только в ранние утренние часы и вечером, но все-таки продолжали путь на запад и, перевалив через несколько горных кряжей, очутились в прелестной долине Напа. За нею лежала долина Сономы, — там находилось ранчо Хастингса, который приглашал их к себе в гости. Они бы и посетили его, если бы Билл не прочел случайно в газете об отъезде писателя в Мексику, где в это время вспыхнула очередная революция.
— Ну, увидимся с ним позднее, — сказал Билл, и они свернули на северо-запад, через покрытую виноградниками и фруктовыми садами долину Напа. — Мы с тобою вроде того миллионера, про которого пел Берт, только мы прожигаем не деньги, а время. Все направления для нас одинаково хороши, но лучше всего идти на запад.
В долине Напа Билл три раза отказывался от работы. Когда Санта-Элена осталась позади, Саксон с радостью приветствовала своих любимцев: да, перед нею, наконец, были секвой: они росли по склонам узких каньонов, прорезавших обращенный к долине западный склон горного кряжа. В Калистоге, где железная дорога кончалась, они увидели дилижансы, запряженные шестеркой лошадей и ходившие в Миддлтаун и Лоуэр-Лэйк. Путники обсудили дальнейший маршрут. Дорога вела к области озер, а не к морю, поэтому Билл и Саксон двинулись через горы на запад, к долине Рашн-ривер, и вышли у Хилдсберга. Здесь поля на плодородных землях были засажены хмелем, но Билл не пожелал собирать хмель рядом с индейцами, японцами и китайцами.
— Я бы и часу не проработал с ними. Непременно дал бы им по башке,
— объяснил он Саксон. — А потом — эта Рашн-ривер отличная река. Давай сделаем здесь привал и поплаваем.
Они не спеша двигались к северу по широкой цветущей долине; им было здесь так хорошо, что они совсем забыли о необходимости работать, а лунная долина казалась им далекой золотой грезой, которая непременно когда-нибудь да осуществится. В Кловердэйле Биллу повезло. Вследствие болезней и ряда случайностей в городских конюшнях не хватало кучера. Поезд ежедневно выбрасывал толпы туристов, желавших посмотреть гейзеры, и Билл, словно всю жизнь только это и делал, взялся править шестеркой и возил в горы набитые пассажирами дилижансы точно, по расписанию. Когда он поехал во второй раз, то рядом с ним на высоких козлах уселась и Саксон. Через две недели вернулся прежний кучер. Биллу предложили постоянное место, но он отказался, забрал свое жалованье, и они пустились дальше, на север.
Саксон где-то подобрала щенка-фокстерьера и назвала его Поссум — в честь собаки, о которой рассказывала ей миссис Хастингс. Он был так мал, что у него скоро разболелись лапки, и Саксон пришлось нести его на руках. Наконец, Билл взял у нее щенка и посадил его на тюк, который нес на спине, но тут же стал ворчать, что Поссум сжевал ему все волосы на затылке.
Они прошли через живописные виноградники Асти, когда сбор винограда уже кончался, и вошли в город Юкайа под первым зимним ливнем, промочившим их насквозь.
— Послушай, Саксон, — сказал Билл. — Помнишь, как легко «Скиталец» скользил по воде? Вот так прошло и лето — словно пронеслось. А теперь нам пора подумать о том, где мы будем зимовать. Кажется, Юкайа очень уютный городишко. Давай снимем на ночь комнату и хорошенько обсушимся. А завтра я потолкаюсь в конюшнях, и если найду что-нибудь подходящее, мы снимем себе хибарку; и у нас будет вся зима, чтобы решать, куда нам двинуться дальше.
