Кен Кизи - Песня моряка
— Ты и так отлично выглядишь, — Грир вдруг сообразил, что собирался захватить с собой Айк. — Ты весь грязный и оборванный — как раз то, что нравится толпе, правда, Слабоумный?
— Правда, — Альтенхоффен завел двигатель. — К тому же у нас нет времени, Исаак, на всякие мелочи, учитывая, с какой скоростью нарастает этот снежный ком. Мне даже страшно подумать, что могло произойти на крыльце за время моего отсутствия. Вот увидите, как быстро все меняется! — он развернулся и, закрыв верхний люк, пересек стоянку.
Айк не сомневался, что больших перемен, чем те, которые предстали его взгляду по возвращении домой, произойти не могло, но он ошибался. Главная улица снова полностью преобразилась… вернувшись к своему первоначальному виду. Меньше, чем за неделю вылизанные фасады и мостовая приобрели прежний замызганный и запущенный вид. Еще недавно сиявшие чистотой витрины магазинов были забиты такими потертыми и облезшими досками, словно их не красили со времен изобретения краски. И все же что-то осталось от кукольного города. Что-то почти неразличимое. Айку вспомнился старый лимерик еще тех времен, когда он служил на флоте.
Красотка из южного порта, Живя под угрозой аборта, Связалася с призраком раз. И трахаясь с бледным отродьем, Она отпустила поводья И почти испытала оргазм.
Кармоди был страшно шокирован этим искусственным восстановлением первоначального вида города.
— Не понимаю! Абсолютно этого не понимаю! — Он считал обновление Квинака делом бесплодным, но вполне объяснимым, учитывая приток свежих средств в коммунальную кровеносную систему, но зачем потребовалось возвращать его в прежнее замызганное состояние — было за пределами его понимания. — Что они еще, черт побери, замыслили?
— Я вам покажу, — Альтенхоффен резко свернул на перекрестке, и фары машины осветили широкое утепленное окно. Айку потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать здание боулинга. То есть здание бывшего боулинга — поправил он себя. Похоже, оно осталось единственным местом в центре города, сохранившим свой новый облик. Неоновая вывеска «Боулинг и пиво», как и легион разнообразных призов и трофеев, выставленных в свое время на витрине, давно уже исчезли. Их место заняла мультяшная карта. Она высилась на изящной подставке и была покрыта новым прозрачным слоем. Альтенхоффен въехал на пустой тротуар и остановился у самой витрины, так что голограмма пейзажа оказалась прямо перед капотом. Он открыл верхний люк.
— Ну как, возбуждает?
Южный мол, увеличенный почти вдвое, был усеян фигурами счастливых туристов — одни ловили рыбу, другие купались, третьи запускали воздушных змеев, четвертые просто пялились в небо. Их разноцветные лица и экзотические одеяния должны были говорить о том, что они приехали сюда со всех концов света насладиться одухотворяющим влиянием Квинака.
— Похоже на пасхальную сценку, — признался Грир.
На голограмме был изображен и подъемник, на котором счастливые лыжники поднимались на вершину глетчера, и сани, на которых можно было спуститься вниз. Мультяшные мордашки высовывались из висящих планеров и вертолетов. Они скользили по воде на водных лыжах и бороздили дюны на багги. Они шныряли по патриархальной Главной улице, нагруженные сувенирами и выигранными призами.
— Ну и ну! Вот это сказка! — насмотревшись, изрек Кармоди. — Интересно, и как они собираются доставлять сюда всех этих бездельников, когда ближайший глубоководный порт находится отсюда в ста милях?
— Вы забыли об аэропорте, мистер Кармоди. У нас же есть аэропорт. — Альтенхоффен кивком головы указал на карту. На голограмме был изображен «Конкорд», заходящий на посадку, в иллюминаторе которого виднелось сияющее лицо пилота. Посадочная полоса пролегала у залива, как раз там, где жил Кармоди.
— Ах вот как! Они что, считают, что им удастся заграбастать мою собственность? Шиш им с маслом!
— Нет-нет, это ничейная земля сразу за вашим домом. Как раз сейчас там работают военные инженеры, проверяя сейсмофон. Все вполне…
Кармоди запыхтел и покачал головой.
— От одной мысли об этом у меня пересохло в горле. Исаак, я видел, ты там заначил бутылку. Думаю, нам всем нужно по глотку для храбрости.
Дожидаясь своей очереди, Айк изучал карту и наконец ему удалось найти мизинчик дороги, шедший к водонапорной башне. На карте он был вымощен, отполирован и покрыт маникюром, пустошь, в которую он упирался, была освобождена от нагромождений мусора и отбросов, а вершину холма венчал курортный кондоминиум.
— Тебя они обошли стороной, Майкл, — мрачно заметил Грир, — зато, похоже, не пожалели нас с Исааком.
— Я по-прежнему считаю все это мыльным пузырем, но для забавы можно поразвлечься и устроить шум. Полный назад, Альтенхоффен! Ну и где вся эта разгоряченная толпа, которую ты нам обещал?
Однако подъехав к клубу, они не обнаружили никакой толпы — ни разгоряченной, ни какой другой. Широкое дощатое крыльцо было пустым. И Грир облегченно улыбнулся. Но стоило пересечь вестибюль, как черты его лица обмякли и он совсем пал духом. Толпа находилась уже внутри. Гул нескольких десятков возбужденных голосов пробивался сквозь двери и выплескивался на улицу.
Место президентской машины на стоянке уже было занято лимузином, не входившим в набор тех, что давал напрокат Том. Это был новый гладкий серебристый «торнадо». Даже окна машины были посеребренными.
— Паркуйся рядом с этим негодяем, — распорядился Айк. — Влезешь.
Альтенхоффен кинул на него опасливый взгляд.
— Исаак, это, между прочим, «Торнадо Великий император» с самым дорогим турбодвигателем, изготавливаемым «Тойотой». Папа римский ездит на такой машине…
— Езжай, влезешь. А если поцарапаешь его, тоже ничего. — Вид мультяшной карты и последний глоток виски снова привели Айка в приподнятое настроение. Грир оказался прав — ему ничего не надо было захватывать в трейлере. Язык может быть не менее смертоносным оружием, чем дуло. — Зато в следующий раз эти голливудские пижоны подумают, прежде чем занимать место Дворняжьего президента.
— Ну ты даешь, Айк! — при мысли о том, что у него за канавой будут садиться самолеты, Кармоди распалялся все больше и больше. — Полный вперед и к черту все «торнадо»!
Альтенхоффен с промежутком в несколько дюймов втерся между крыльцом и лимузином. Поэтому они уже не могли открыть дверцы ни с той, ни с другой стороны, зато могли вылезти через верхний люк; а уж как будут забираться в свою машину пассажиры лимузина, их не волновало. На крыльце все еще выпили по глотку, и Айк запихал бутылку в свой мешок — он давно не занимался подстрекательством толпы, и до окончания вечера ему еще могло понадобиться подкрепиться.
На крыльцо с побитым видом вышел Норман Вонг.
— Я не смог их удержать, Айк, — пожаловался он. — Я пытался. Но все в городе как с ума посходили. Мэр сказал, чтобы я их впустил, так как это единственное место, способное вместить всех желающих. А лейтенант Бергстром пригрозил, что если я еще раз выстрелю из пистолета, он будет вынужден отнять его у меня.
— Не волнуйся, Норман, — успокоил Айк расстроенного пристава. — Просто проведи нас в президиум.
Еще до того как они вошли в зал, Айк ощутил последствия кальмарова зелья. Всеобщий гомон и разноголосица заглушали выступление Тома Херба, стоявшего за кафедрой. Внутри было душно от запаха пота и адреналина, а пары дури вились под потолком, как невидимые змеи. Когда Норман начал протискиваться вперед с вновь прибывшими, шум заметно стих.
Айк, следовавший за ним, поймал себя на том, что чувствует себя как боксер, провожаемый на ринг. Альтенхоффен был прав. Это сборище напоминало крупные демонстрации «зеленых», когда они заполняли стоянки тысячами палаток в ожидании пламенных речей своих лидеров. И с наибольшим нетерпением все всегда ожидали бандита Бакатча. Потому что в те времена Айк Соллес был не велеречивым защитником окружающей среды, вооруженным арсеналом беспристрастных научных фактов, и не зубастым политиком, жонглирующим последними новостями. Айк Соллес был воином, покрытым боевыми шрамами и украшенным орденскими планками, полученными в борьбе против того самого флага, который удостоил его Морским крестом. Монстр цивилизации поразил его, как и многих других, но Исаак Соллес не сломался и встал на борьбу, круша его огнем и мечом! И он боролся до тех пор, пока его не засадили, чтобы остудить его пыл. Однако бушующее пламя Айка Соллеса было затушено не в трудовых лагерях. Это произошло в коттедже на окраине Модесто, где заключенным было позволено встречаться со своими женами. Он находился всего лишь в часе езды от Фресно, но никто ни разу не посетил Айка, и он ни разу не смог воспользоваться этой привилегией. Один раз его навестил Охо Браво из Юмы. У него были темные очки и длинные неровно свисающие усы. Он объяснил Айку, что зовут его теперь Эмилиано Брандо, а Охо Браво es muerte. Айк спросил, не видел ли Охо Джину, перед тем как muerte. Усы перекосились еще больше: да, Айзек, видел. А еще через два дня появился второй и последний посетитель — юная юристка с потупленным взором и папкой с бракоразводными документами. Вот тогда-то пламя и начало угасать. Айк был уверен, что его никогда уже не удастся разжечь снова. И вот он снова, горя страстью, шел к подиуму как в старые времена.
