Андре Моруа - Для фортепиано соло. Новеллы
— Послушайте, я хотел бы доставить вам удовольствие, но я уже связал себя другими обязательствами. Я постараюсь освободиться. Если получится, я пойду с вами на концерт.
— Как это мило с вашей стороны, — сказала она.
— О! Я ничего вам не обещаю, — угрюмо ответил Даниэль. — Я просто сказал, что постараюсь.
Он прошел в свой кабинет и попросил: «Гобелен сорок три — четырнадцать». Этот номер принадлежал Беатрис де Солж — она была его любовницей уже несколько недель, и он любил ее с неуклюжей страстью зрелого мужчины.
— Это вы? — спросил Даниэль, понизив голос. — Скажите, наш уговор пойти куда-нибудь сегодня вечером остается в силе?.. Вы не бросите меня в последний момент, как в прошлый раз?
— Ох! Как вы мне надоели! — сказала она. — Вы такой неловкий… Вы же прекрасно знаете, что мне бывает весело, только если я решусь на что-то в последний момент… Вы что, хотите мне испортить все удовольствие?
— Простите меня, — сказал Даниэль. — Вы как раз могли бы заметить, что, с тех пор как мы знакомы, я уважаю все ваши капризы… Но сегодня вечером мне надо знать, чем вы собираетесь заниматься, так как мне самому надо определиться с ответом.
— Вы ужасный, — сказала она. — Я еще ничего не знаю… Послушайте, перезвоните мне через час… Я буду изо всех сил стараться решить к тому времени.
За обедом жена Даниэля спросила, может ли она на него рассчитывать. Он довольно раздраженно ответил, что еще не знает и что у него еще не было времени позвонить. В то же самое время Беатрис де Солж позвонила молодому депутату Пьеру Прадье, с которым познакомилась в Женеве и в которого была влюблена.
— Это вы, Прадье?.. Ах нет, это вы, мадемуазель Друэ?.. Я бы хотела поговорить с месье Прадье… Нет, если он не хочет, чтобы его беспокоили, не трогайте его… Нет, нет, я прекрасно понимаю… К тому же он рассердится… Я просто хотела узнать, заедет ли он за мной вечером, как мы договаривались, чтобы пойти на ночной сеанс?.. Да?.. Это у него записано?.. Вы уверены, что он не изменит планов, как вчера вечером?.. Вы не знаете?.. Да… Конечно… Во всяком случае, пока что он вам ничего не говорил?.. Спасибо, мадемуазель Друэ… До свидания…
Когда немного позже позвонил Даниэль, горничная сказала ему, что мадам де Солж просила извинить ее: вечером она будет занята, потому что ее ждут на семейном обеде. Даниэль пошел посмотреть, дома ли еще жена. Она лежала на диване. Она читала.
— Дорогая, — сказал он, — я счастлив: я смог освободиться. И теперь я, как мне того и хотелось, смогу сегодня вечером сопровождать вас.
— Вы так добры, — сказала она, — я так рада.
— И я не меньше, — сказал он.
Когда он вышел, она еще долго лежала, задумавшись. Она упрекала себя за то, что дурно думала о Даниэле.
Кукушка
© Перевод. Ю. Рац, 2011
Генерал Брамбл попросил меня приехать к нему за город на Рождество: «На этот раз я пригласил только моего шурина лорда Туллока с женой — компания не слишком веселая, и я заранее приношу свои извинения; если вас не пугает наша глушь и английская зима, мы будем рады принять вас и вспомнить старые добрые времена».
Мне было известно, что в этом году у моих друзей случилось большое несчастье: их восемнадцатилетняя дочь на псовой охоте упала с лошади и разбилась насмерть. Я искренне сочувствовал им, мне хотелось с ними увидеться, и я согласился.
Упоминание о лорде и леди Туллок несколько смутили меня, но, познакомившись с ними, я даже обрадовался, что оказался в такой компании. Генерал Брамбл может три часа просидеть у камина с трубкой во рту, не проронив ни единого слова; миссис Брамбл шьет или вышивает в полном молчании. Лорд Туллок — занимательный рассказчик; он служил послом в разных странах, и, что удивительно, объездил их вдоль и поперек, хорошо изучив; его жена некрасива, но при этом очень мила и весьма скромно одета, как и подобает жене посла.
Потоки слез оставили на лице миссис Брамбл глубокие морщины, но она ни разу не заговорила со мной о своем горе. Лишь в первый вечер, когда я поднимался к себе в спальню, она остановилась на мгновение у соседней двери и сказала: «Это была ее комната» — и отвернулась.
Вечером накануне Рождества мы расположились в библиотеке. От горящих в камине поленьев поднималось высокое пламя; просторная комната освещалась одними свечами. При свете луны сквозь оконные стекла в свинцовых переплетах виднелся белый сад, над которым плавно кружились и падали снежные хлопья. Генерал Брамбл курил трубку; миссис Брамбл шила; лорд Туллок вспоминал Рождественскую историю.
— Еще пятьдесят лет назад, — начал он, — многие крестьяне старшего поколения в моем графстве считали, что в рождественскую ночь животные говорят на человеческом языке. Помню историю, рассказанную моей няней об одном недоверчивом работнике фермы, который спрятался на ночь в стойле, чтобы проверить правдивость этой легенды. Как только часы начали отбивать полночь, одна из лошадей повернула морду к другой и сказала: «Тяжелая работенка ждет нас через неделю». — «Да уж, — ответила другая, — а этот слуга, как назло, ужасно тяжелый». — «Тяжелый, — подхватила первая, — а дорога на кладбище уж очень крутая». И через неделю работник умер.
— Хм! — сказал генерал. — А ваша няня действительно знала этого человека?
— Еще бы, это был ее брат, — ответил лорд Туллок.
Несколько минут он пребывал в задумчивости. Я смотрел, как огонь в камине взвивается и трещит, словно флаг на ветру.
Генерал безмолвствовал. Миссис Брамбл длинными стежками вышивала по канве какой-то пестрый узор.
— В Швеции, — снова заговорил лорд Туллок, — я встречался с далекарлийскими крестьянами;[40] у них в обычае готовить рождественский ужин для душ умерших родственников. В тех краях в Рождественскую ночь мертвые возвращаются в свои дома, где они прожили всю жизнь. Прежде чем пойти спать, хозяева разводят большой огонь в очаге, зажигают новые свечи, стелят на стол белоснежную скатерть, протирают стулья и оставляют комнату в распоряжение призраков. На следующее утро они приходят и видят на полу немного рассыпанной земли, тарелки и стаканы переставлены, а в воздухе витает странный запах.
— Н-да… — тихо сказал генерал.
У меня создалось ощущение, что лорд Туллок допустил бестактность. Я бросил взгляд на миссис Брамбл; она выглядела совершенно невозмутимой, но я все-таки решил сменить тему:
— А мне Рождественская ночь представляется такой, как она описана у Шекспира, помните:
Тогда не смеют шелохнуться духи,
Целебны ночи, не разят планеты,
Безвредны феи, ведьмы не чаруют, —
Так благостно и свято это время.[41]
— Но мы-то знаем, что в этом Шекспир ошибался, — с непоколебимой уверенностью возразила леди Туллок. — Эдвард, dear, расскажите нам о вашем приключении в Туллок-Кастле.
— Это очень интересно, — поддержал я.
— Well, — сказал лорд Туллок. — Было это ровно пять лет тому назад в канун Рождества 1920 года.
У меня болела голова, а так как в тот вечер стоял сухой бодрящий морозец, ближе к полуночи мне захотелось подышать свежим воздухом, и я вышел прогуляться. Дойдя до конца парка, я миновал ограду и пошел по тропе, обсаженной высокой живой изгородью. В ту ночь тропа хорошо просматривалась благодаря яркой луне и множеству звезд, рассыпанных по небу. Пройдя примерно полмили, я заметил вдали какой-то темный ручеек на белом снегу, а подойдя ближе, с изумлением обнаружил, что это кровь. Я стал искать, откуда течет этот ручеек, и увидел, что в том месте изгородь отступает от тропинки и образует острый угол; вот здесь-то я и увидел человека, неподвижно лежащего на земле. Я вгляделся: несомненно, это был уже труп. Я бегом бросился назад и собрал слуг. Одних я послал в полицию, другим велел взять факелы и следовать за мной. Мы пошли по той же тропинке и шли долго — слишком долго, как мне показалось. Напрасно я искал кровавый след, мы так ничего и не увидели. Наконец, пройдя по меньшей мере две мили, я сказал: «Этого не может быть, я не заходил так далеко, мы, видно, прошли мимо, давайте вернемся». Мы вернулись. «Послушайте, — сказал я, — ведь это место очень легко найти: изгородь там образует угол. Но ни один из слуг не помнил, чтобы он проходил мимо такого места. Мы снова двинулись вдоль ограды, но хотя прошли на этот раз еще дальше, изгородь по-прежнему была совершенно прямой».
Лорд Туллок на минуту задумался. За окном нескончаемо шел снег. Только и было слышно, как поскрипывает шелковая нить в канве, да потрескивает огонь в камине.
— Так это была галлюцинация? — спросил я.
Генерал обернулся и взглянул на меня, но промолчал.
— Долгое время я и сам так думал, — ответил лорд Туллок, — безуспешно наводил справки в полиции, расспрашивал соседей и прохожих. В ту ночь по дороге в поместье Туллок не было зарегистрировано ни одного убийства, никакого несчастного случая. С тех пор прошло четыре года, и все это время я полагал, что в тот вечер стал жертвой краткого помутнения рассудка. И вдруг я получаю письмо от одного из наших друзей, археолога по профессии, которое доставило мне большое удовлетворение. «Дорогой лорд Туллок, — писал он, — сегодня утром, занимаясь в Британском музее своими исследованиями, я наткнулся на любопытнейший факт, несомненно, имеющий отношение к той странной истории, которую вы мне рассказали в прошлый уик-энд, когда я имел удовольствие у вас гостить. Разбирая подшивки старых газет, выходившие в вашем графстве, я наткнулся на сообщение, что 24 декабря 1820 года в шестиста ярдах от Туллок-Кастла сэр Джон Лейси, дворянин католического вероисповедания, направлявшийся в одиночестве к всенощной, стал жертвой нападения уличных бандитов. Злоумышленники подстерегали прохожих за живой изгородью, которая в то время тянулась вдоль тропы, местами образуя изгибы. Убив и обобрав свою жертву, они спрятали тело как раз в таком месте. После этого преступления лорд-лейтенант графства[42] приказал уничтожить все кусты и деревья, за которыми можно было спрятаться. Именно с этого времени изгородь, идущая вдоль дороги, совершенно прямая».
