Халлдор Лакснесс - Салка Валка
— Человеческая жизнь, — произнес Магнус после некоторого раздумья, — больше всего напоминает муравейник, в котором усиленно копошатся муравьи, стремясь вырваться на свет.
— Муравьи! — отозвался презрительно один из «красных». — Хотел бы я знать, где и когда ты видел муравьев в Исландии? В Исландии нет муравьев.
— Это не важно, есть они у нас в стране или нет, — заметил хозяин дома. — Во всяком случае, то, что сказал Магнус, совершенно верно. Люди похожи на муравьев. Я часто наблюдал за муравьями, когда был за границей. Это маленькие суетливые создания, они живут в небольших кочках. Собственно, это четвероногие животные. У них есть что-то вроде хвоста и крошечные, крошечные глазенки. Стоит только появиться солнцу, как эти маленькие негодники выползают из своих дыр.
— Хаукон, наверное, имеет в виду лисиц, — съязвил один из «красных».
— Мне они представляются летающими насекомыми, — сказал Магнус Переплетчик.
— А что ты можешь сказать о большевизме, Магнус? — спросил хозяин.
— Ну что ж, с большевизмом дело обстоит так же, как и со всеми другими вещами. Человечество всегда к чему-нибудь стремится. Большевизм сам по себе, конечно, идея, но, как мне кажется, при большевизме, как и при других движениях, побеждает тот, кто выкладывает деньги. Вам, молодым парням из профсоюза, не мешает подумать об этом. Деньги на стол — вот что прежде всего требует свет. Возьмите, к примеру, кооператив. Кооперативное общество — это, конечно, большевизм. Но что произошло, когда людям предложили внести деньги? Насколько мне известно, это сделал только Стейнтор Стейнссон.
«Красные» рьяно возражали против его доводов. Салка Валка не слушала, что они говорят. Она почувствовала, как при упоминании Стейнтора Стейнссона все посмотрели на нее. А хозяин дома даже заметил, что только глупая женщина могла отказаться от предложения Стейнтора. Затем, посмотрев на Гудвор, он добавил:
— Ну, теперь подвертывается случай для Гувы выйти выгодно замуж и путешествовать по заграницам.
Гудвор не снизошла до разговора о таких глупостях. С удвоенным рвением она продолжала через плиту беседовать с хозяйкой дома, в то время как «красные» объясняли Магнусу Йоунссону основные принципы социализма.
— У нас, пожалуй, найдутся два-три человека, у которых водятся деньги, но они не носятся с ними, как Стейнтор, — сказал хозяин дома, имея в виду себя. — Я вам скажу: если человеку удается в один день очистить две лисьих норы и его ежедневный доход в среднем составляет не менее ста крон, то он понимает, что хвастаться деньгами сущая чепуха, или, мягко говоря, — грязная болтовня. Это мое твердое убеждение. Организовать кооператив мог бы и кто-нибудь другой, кроме Стейнтора, и если бы захотел, он мог бы оказаться единственным хозяином кооператива, без помощи Кристофера Турфдаля.
— Если верить тому, что болтают люди, — сказал Магнус, — то Стейнтор близко сошелся с ним, когда был на Юге. Поэтому трудно сказать, чем может стать этот парень здесь. Говорят, он закупил не меньше десяти тысяч пудов соленой трески на Востоке. Это помимо того, что он купил у Свейна Паулссона прошлой зимой.
Слушатели изумились, услышав эту новость. Они были убеждены, что Кристофер Турфдаль был непримиримым врагом всякой торговли рыбой. Теперь они еще меньше понимали в большевизме, чем прежде. И даже «красные» не могли объяснить, как Кристофер Турфдаль соглашается иметь дело с теми, кто покупает этот товар.
— Меня мало трогает, что говорят люди о Кристофере Турфдале, — сказал Гудмундур Йоунссон. — Он помог нам организовать кооператив, и я утверждаю, что это значительно лучше, чем бахвалиться своими деньгами. Я выскажу свое собственное мнение: когда в старые времена здесь была Армия спасения, то, как правило, против нее ополчались больше всего те, кто ни разу не был на ее собраниях.
Потом еще долго говорили о связи Кристофера Турфдаля со Стейнтором, строили догадки, не стал ли Стейнтор большевиком, несмотря на торговлю рыбой и прочие финансовые сделки, или, может быть, Турфдаль стал независимым капиталистом, несмотря на весь свой большевизм. Неожиданно дверь кухни отворилась и на пороге появился Арнальдур Бьернссон.
— Как чудесно пахнет кофе! — воскликнул он. — Этот запах чуешь еще с улицы.
— Ничего особенного в нем нет, почти один цикорий, — недовольно проворчал Гудмундур Йоунссон.
Арнальдуру предложили чашку, и он с благодарностью принял ее. Хозяйка как раз разливала кофе. Арнальдур сел на скамью около Салки Валки. Она, заметив, что подол ее платья не прикрывает колен, быстро одернула его и пожалела, что не в брюках. И тут же она почувствовала, как краска заливает ей щеки. Разговор на некоторое время оборвался. Наконец хозяин дома осмелился спросить:
— Арнальдур, что ты думаешь о Кристофере Турфдале? Ты должен хорошо знать его.
Арнальдур сухо ответил:
— Если рассуждать по-коммунистически, то Кристофер Турфдаль — это первый шаг к государственному капитализму в Исландии.
— Черт побери! — сказал хозяин дома.
— К сожалению, это правда, — заметил один из «красных».
— Да, немало странных вещей на свете, — вставил Магнус Переплетчик.
Наступило короткое молчание.
— Было бы неплохо, если бы кто-нибудь дал мне хоть одну понюшку, — сказал скромно Гудмундур Йоунссон.
— Здесь хватит понюшек! — сказал хозяин, протягивая Магнусу Переплетчику коровий рог, закупоренный с обеих сторон деревянными пробками. Магнус любовно захватил щепоть табаку, затянулся, затем смачно высморкался в руку и вытер пальцы о брюки.
— Трудно отказаться от понюшки, — сказал он.
— Да, — подтвердил Гудмундур Йоунссон. — Это удовольствие никогда не собьет человека с пути истинного.
— Это удовольствие доставляет радость без неприятных последствий, — добавил Магнус.
Арнальдур смущенно взглянул на Салку Валку и забеспокоился.
— Взять, к примеру, хотя бы водку, — продолжал Магнус. — Все мы прекрасно знаем, какое действие она оказывает, в особенности низшие сорта — помесь глицерина с денатуратом, не говоря уже о той дряни, которую они варят в долине. Некоторые полагают, что это снадобье готовят из лошадиного навоза и корней табака. Да и курительный табак не так уж здорово действует на желудок. Я, например, когда курю, то без конца отплевываюсь, а вот когда бываешь в море, что может быть лучше жевательного табачка! Теперь возьмем, к примеру, женщин… Впрочем, это всем ясно и не стоит об этом говорить. Но вот нюхательный табак…
Он прикладывался к табакерке не менее шести-семи раз.
— Да, — подтвердил Гудмундур Йоунссон, жадным взглядом провожавший каждое движение Магнуса. — В конце концов, единственное, что имеет значение, это понюшка табаку.
Арнальдур поднялся и стал прощаться. Нет, спасибо, он не будет дожидаться новой порции кофе. Хаукон, хозяин дома, запинаясь, выразил надежду, что управляющий кооперативом не счел себя обиженным, что ему не было предложено лучшее место в доме, или на то, что кто-то из ребят сделал на полу лужу, а младенец неожиданно заорал. О нет, он вовсе не обижен. Ему просто пора идти. Салка Валка осмотрелась вокруг. Двое босоногих ребят стояли, ухватившись за материнскую юбку. «Красные» по-прежнему сидели, упершись спиной в бочку. Они не спускали глаз с ног девушки, свисавших со скамьи, как две отличные рыбины. Она была совершенно убеждена в том, что они не имели истинного представления о большевизме. Эти люди, казалось, беспомощно топчутся на месте. Им довольно было того, что этот чудесный берег снабжает их кофе и табаком. Хозяйка предложила свежего кофе. Девушка выпила свою чашку, попрощалась и ушла. Накрапывал дождь.
Несколько дней спустя хоронили Бейнтейна из Крука за счет Йохана Богесена. Искусственную ногу отправили в Германию. Пастор говорил о колеснице господней. Вот сейчас колесница понесла нашего почившего брата в сиянии славы к победным вершинам. Наш незабвенный друг мог заблуждаться, но он не принадлежал к породе людей, которые упорствуют в своем заблуждении. Жизнь была для него постоянным наставником. Он, не колеблясь, изменял свои взгляды, если глас божий повелевал ему. Превратности судьбы и ложные доктрины мировой культуры были для него не только триумфальной колесницей, но и суровым испытанием, закалявшим сталь его честности. Многие из нас могут на время сойти с пути разума и справедливости. Но милость господня безгранична. Бог всегда готов открыть свои объятия тем, кто возвращается к нему. Безответственными и неверующими людьми распространяются разные учения, имеющие целью поколебать дух бедных людей, сбить их с истинного пути в жизни, но терпение господа безгранично. Он терпеливо ждет своих друзей, он ждет, когда они вновь обретут здравый взгляд на жизнь, когда у них откроются глаза на их заблуждения. Враг всегда стоит на горе и обещает нам все прелести и богатства мира, если мы только последуем за ним. Наш усопший брат был одним из тех, кто поддался соблазну дьявола, но бог даровал ему победу в смерти. Пастор призвал в свидетели Иисуса, Аввакума и других примечательных господ из далекого прошлого.
