Уильям Коллинз - Армадэль. Том 2
«Она наконец решилась, — подумал он. — Я могу сказать ей сегодня то, чего не мог сказать вчера».
Вместо предисловия к предстоящему разговору он бросил взгляд на её вдовий траур.
— Теперь, когда вы привезли ваши вещи, — начал он, — позвольте мне посоветовать вам снять этот чепчик и надеть другое платье.
— Зачем?
— Помните, что вы мне говорили дня два тому назад? Вы сказали, что вполне возможно, что мистер Армадэль умрёт в моей лечебнице.
— Я повторю это опять, если хотите.
— Возможность весьма сомнительная, — продолжал доктор, глухой, как всегда, ко всяким опасным предложениям. — Это едва ли можно даже вообразить! Но пока есть хоть какая-нибудь вероятность, то о ней стоит поразмыслить. Положим, он умрёт — умрёт скоропостижно и следствие коронёра в доме будет необходимо. Что мы должны делать в таком случае? Мы должны сохранить те роли, в которых компрометировали себя. Вы — как его вдова, я — как свидетель вашего брака. И в этих ролях добиваться проведения самого подробного следствия. Если, что весьма невероятно, он умрёт именно в то время, когда мы желаем этого, я думаю, я могу даже сказать, я решился признаться в том, что мы знали о его спасении от кораблекрушения, и в том, что мы научили Бэшуда заманить его в дом с помощью ложного сообщения насчёт мисс Мильрой. Когда последуют неизбежные вопросы, я попробую доказать, что у него появились симптомы умственного расстройства вскоре после вашего брака, что его помешательство состояло в том, чтоб не признавать вас своей женой и уверять, будто он помолвлен с мисс Мильрой, что вы так были испуганы, когда услышали, что он жив и возвращается назад, что пришли в нервное состояние, потребовавшее моего попечения, что — по вашей просьбе и чтобы успокоить вашу нервную систему — я навестил его как врач и спокойно заманил его в лечебницу, потакая его помешательству — что совершенно позволительно в подобном случае, — и наконец, что я могу засвидетельствовать, что его мозг поражён таинственной болезнью, совершенно неизлечимой, совершенно гибельной, относительно которой медицинская наука находится ещё в неведении. Такой образ действия (в случае весьма невероятном, предполагаемом нами) будет и в ваших интересах, и в моих бесспорно самым подходящим способом действия, и такое платье, при теперешних обстоятельствах, носить не следует.
— Сейчас его снять? — спросила она, вставая из-за стола и не делая никаких замечаний на сказанное доктором.
— Ещё успеете до двух часов, — сказал доктор.
Она посмотрела на него с нескрываемым любопытством, и только.
— Отчего только до двух? — спросила она.
— Потому что сегодняшний день приёма посетителей, а приём назначен от двух до четырех.
— Какое мне дело до ваших посетителей?
— Объясню какое. Я считаю важным, чтобы порядочные и бескорыстные свидетели увидели вас в моём доме в роли дамы, которая лечится у меня.
— Ваша причина не очень убедительна. Это ваша единственная причина?
— Моя милая, милая миссис Армадэль! — возразил доктор. Скрываю ли я что-нибудь от вас? Уж, конечно, вы должны знать лучше меня.
— Да, — сказала она примирительно, — это довольно глупо с моей стороны не понять вас до сих пор. Пришлите сказать в номер, когда я буду вам нужна.
Она оставила его и поднялась в свою комнату.
Часы пробили два часа, минут через пятнадцать пришли посетители. Как ни мало прошло времени после приглашения доктора, тем не менее оно было принято женской половиной тех семейств, которым они были адресованы.
Владелец лечебницы встретил своих гостей в передней, держа под руку мисс Гуильт. Алчущие глаза пришедших женщин не остановились ни на минуту на докторе, будто подобного человека и не существовало, и, устремившись на незнакомую даму, в одно мгновение оглядели её с ног до головы.
— Моя первая пациентка, — сказал доктор, представляя мисс Гуильт. — Эта дама приехала только вчера поздно вечером и пользуется настоящим случаем (единственным, которое мои утренние занятия позволили мне представить), чтобы осмотреть лечебницу. Позвольте мне, милостивая государыня, — продолжал он, оставляя мисс Гуильт и подавая руку самой пожилой даме среди гостей. — Расстроенные нервы, домашние неприятности, — шепнул он ей по секрету. — Милая женщина! Печальные обстоятельства!
Он тихо вздохнул и повёл пожилую даму через переднюю.
За ними хлынула толпа посетителей. Мисс Гуильт молча провожала их и шла одна — между ними, но не с ними, а после всех.
Доктор вёл гостей, останавливаясь время от времени, чтобы старушка, опиравшаяся о его руку, могла перевести дух, прямо наверх. Остановив посетителей в коридоре и указав рукой на нумерованные двери, открывавшиеся с обеих сторон, он пригласил гостей заглянуть или в какую-нибудь одну или во все комнаты, как им будет угодно.
— Номера от первого до четвёртого, милостивые государыни и милостивые государи, — сказал доктор, — для богатых людей, а дальше комнаты прислуги. Номера от четвёртого до восьмого предназначены для небогатых больных, которых я принимаю на условиях, позволяющих только покрывать мои издержки — не более. Для приёма этих бедных страждущих необходимо, чтобы они были набожны и рекомендованы двумя пасторами. Это мои единственные условия, но я настаиваю на них. Пожалуйста, заметьте, что комнаты все с вентиляторами, а кровати железные, и будьте так добры, обратите внимание, когда мы опять спустимся во второй этаж, что там есть дверь, с помощью которой можно прекратить всякое сообщение между вторым этажом и верхним, когда это необходимо. Комнаты во втором этаже, до которого мы теперь дошли (за исключением моей комнаты), все предназначены для приёма больных дам. Практика убедила меня, что чрезвычайная чувствительность женского организма требует, чтобы спальни были расположены высоко — для большей чистоты и свободы циркуляции воздуха. Здесь дамы находятся непосредственно под моим наблюдением, в то время как мой помощник, которого я ожидаю через неделю, присматривает за мужчинами на первом этаже. Заметьте опять, когда мы спускаемся на этот нижний или первый этаж, вторую дверь, закрывающую сообщение ночью между двумя этажами для всех, кроме моего помощника и меня. А теперь, когда мы дошли до мужской половины лечебницы и когда вы ознакомились с устройством заведения, позвольте мне ознакомить вас с примерами моей системы лечения. Я могу представить практический пример, пригласив вас в комнату, оборудованную по моим указаниям, для лечения самых сложных нервных болезней и умопомешательства, какие только встречались мне. — Он отворил дверь в самом конце коридора, дверь под номером четвёртым.
— Посмотрите, милостивые государыни и милостивые государи, — сказал он, — и если заметите что-нибудь замечательное, пожалуйста, скажите.
Комната была не очень велика, но хорошо освещена одним широким окном. Удобно меблированная, она отличалась от других подобных спален только тем, что в ней не было камина. Когда посетители это заметили, им было сообщено, что комната отапливалась зимой с помощью горячей воды, а потом их пригласили обратно в коридор, чтоб показать им то, чего они не могли заметить сами.
— Позвольте мне сказать вам одно слово, милостивые государыни и милостивые государи, — сказал доктор, — буквально одно слово о нервных расстройствах. Каков ход лечения, когда состояние нервной системы тревожит вас и вы обращаетесь к своему доктору? Он примет вас, выслушает и даст вам два рецепта: один написан на бумаге, и лекарство составляется в аптеке; другой даётся словесно в подходящую минуту, скажем, когда вы платите доктору за визит, и состоит в общей рекомендации сохранять душевное спокойствие. Дав этот превосходный совет, доктор оставляет вас избегать всех неприятностей вашими собственными усилиями, до следующего визита к нему. Здесь в действие вступает моя система и помогает вам. Когда я вижу, что вам необходимо сохранить душевное спокойствие, я устраиваю это. Я создаю для вас такую обстановку, в которой не допускаются десять тысяч безделиц, раздражающих нервных людей дома. Я ставлю непроходимый нравственный барьер между раздражением и вами. Найдите дверь, хлопающую в этом доме, если можете! Встретьте слугу в этом доме, который звенел бы чашками, когда уносит поднос! Найдите лающих собак, кричащих петухов, стучащих молотком работников, визгливых людей здесь — и я обязуюсь закрыть мою лечебницу завтра же! Разве эти неприятные вещи ничего не значат для нервных людей? Спросите их! Могут они избавиться от этих неприятностей дома? Спросите их! Разве десять минут раздражения от лая собаки или голоса плачущего ребёнка не перечёркнут той пользы, которую принесёт нервному больному месяц амбулаторного лечения? В Англии не найдётся ни одного сведущего доктора, который осмелился бы отрицать это. Моя система основана на этих простых правилах. Я утверждаю, что медицинское лечение нервных больных совершенно подчинено нравственному, духовному лечению. Нравственное лечение вы находите здесь. Это нравственное лечение, заботливо продолжаемое целый день, следует за больным в его комнату, ночью успокаивает его, без ведома его самого, — вы видите каким образом.
